Психогенные грибы - Страница 9

Я перечислил самые поверхностные, общие эффекты. Более сложные и трудно описуемые: — слияние с Вселенной, видение собственного мышления, переживание ярких эпизодов своей и других жизней и пр. — сюда не вошли. Они, тем не менее, разбросаны в этой книге и в любой прочей литературе. Многие из более «тонких» эффектов описаны в главе «Энтеогены и психотерапия». Здесь я их не стал описывать еще и потому, что описание их очень сильно зависит от культуральной модели, в которой живет человек — то, что один называет Богом, другой назовет Интернетом.[21] Так что я и не знаю толком, как об этом говорить, не утверждая культуральную модель—свою.

— А чем же она плоха, эта модель?

Тем, что модель…

Я вам расскажу сейчас, как можно мыть посуду. Можно мыть посуду в солдатской столовой какой-нибудь советской армии горячий пар, жир, хреново. Можно мыть посуду в родительском доме, куда вернулся после долгой разлуки, и это ласкает руки, и глаз, и уши. Можно мыть посуду в монастыре, куда пустили пожить на несколько дней, и это правильное, спокойное дело, и даже просто блаженство. Можно мыть посуду, которую оставили твой муж и его любовница, не про нас будь сказано…

Но это может быть одна и та же посуда!

То есть действия, одинаковые в материальном, «реальном» пространстве, могут быть абсолютно различными в пространстве смысловом. И соответственно давать разные" эмоции, разное кровяное давление, очень разные — потом — воспоминания.

Что же такое смысловое пространство? Это так просто, что непонятно, как объяснить. По-моему, проще всего это сформулировать как включенность в историю. То есть все эти мойщики посуды включены в разные истории. Солдата заставили, он—раб, роль простая и грустная. Вернувшийся блудный сын — ну, это прекрасная история, он моет посуду как победитель, и ему приличествует легкая регрессия, ностальгия, умиление. В монастыре это—часть практики, ведущей тебя к Богу, смыкающаяся с молитвой; ты идешь выше, возвеличиваешься, или можно сказать наоборот, — утверждаешь дело Божье, пытаясь влиться в Его волю, забывая ничтожную свою.

Есть разные истории, понимаете? И в каждой истории есть свой смысловой центр, и есть полуразмытая периферия, и есть дальние просторы бессмысленности. Когда Герда идет искать Кая, бессмысленно звать ее замуж. Это после, это — в другой истории. В этой ей надо дать теплые сапожки или сбить ее с пути—и то, и другое имеет смысл! Помните, опоенной Герде в саду у одной старушки цветы рассказывают каждый свою историю, но ни в одной из них нет ни слова про Кая! Она убегает от них, и вполне вероятно, что вы даже не помните этот эпизод, а ведь это целая глава в сказке!

Смысловое пространство образуется из самого сока событий. Это векторы смысла, вдоль которых дела делаются хорошо и с любовью, а против которых и вкривь получается одна херня и солдатская столовая, где даже алюминиевые подносы сочатся ненавистью и унижением.

Так вот: то, что показывают грибы, — галлюцинаторно в пространстве внешнем, в смысле — иллюзорно, «не реально», но это как раз потому, что они часто напрямую транслируют картины из пространства смыслового.

1. Важно понять, что практика, как карма, существует ВСЕГДА, всегда принося определенные плоды. Практику я обозначил бы как повторяемый гештальт действий с хорошо обозначенными (сознательно или бессознательно) правилами. Все, что угодно, образует практику, если повторяется достаточно часто. Йога, ухаживание за садом, болтовня, мастурбация — что угодно. Бег, филателия, флирт, разборки отношений, рисование пейзажей, путешествия — все это образует практики в том смысле, что это делается, что это в какой-то момент начинается, проходит свои этапы, кончается и дает вполне определенные последствия, и скоро повторяется опять. Я бы не делал разницы между такими практиками, которые зачинаются специально (вроде йоги) и теми, что будто бы происходят сами (типа скандалов). Черт здесь ногу сломит в рационализациях эго. Но мне кажется важным осознавать последствия каждой определенной практики.

Например, после динамических медитаций я обычно чувствую себя очень спокойно и «однозначно» (в смысле — без сомнений) и часто — сильно заряженным энергетически. Например, после болтовни я часто чувствую усталость и желание потереться лицом о стенку. Например, путешествия в одиночку часто погружают меня в печаль, мысленное перебирание всего, что случилось до, резкие смены состояний, любовь к тем, кого оставил… И так далее. Все это—практики. Мы в них живем.

2. Традиции мацатеков. Мацатеки — вовсе не единственная группа, традиционно употребляющая грибы, но с них «всё» началось, и про них известно больше. Мифология их сложна, особенно для понимания людьми с «конкретным» подходом, типа «или ты веришь в это, или, наоборот, в это». Как и многие другие индейцы, они фантастически (в нашем понимании) терпимы, и спокойно сочетают свое исконное язычество с самым искренним христианством. (Мария Сабина была одним из организаторов мирских католических «сестринств» и активно работала в таком много-много лет, делая свечи и подготавливая мессы по праздникам.)

Стоит отметить, что прием грибов—совсем не единственная церемония, обычная в Хуаутле и окрест. По самым разным причинам отдельные индейцы и целые семьи часто устраивают «очищения» — обычно также с помощью «мудрого человека». Жгутся свечи и копаль, читаются молитвы. Это может включать в себя элементы магии или нет—в зависимости от того, кто проводит очищение.

На языке мацатеков грибы называются сложно и красиво, что-то вроде «потрясающие малыши, которые сами высовываются (или выскакивают)». Их часто называют «маленькими святыми». Впрочем, «часто называют»—не верно. О грибах, в отличие от алкоголя, открыто говорить не принято.

В согласии с традицией, грибы собираются на раннем рассвете юной девочкой, девственницей. Лучше всего это делать во время новой луны. Потом грибы приносятся в церковь и какое-то время лежат на алтаре (это не обязательно большая, «главная» церковь, потому что в тех местах много маленьких церквей, которые строит отдельный человек или семья; или это может быть даже уголок внутри дома, как у Марии Сабины). Их никогда не показывают открыто на рынке, даже если они предназначены для продажи. Их вообще показывают как можно меньшему количеству глаз (тот, кто собирает, сразу заворачивает их в листья). В любом случае они передаются из рук в руки по предварительному договору.

Церемония, «велада», «vigil» происходит всегда ночью. Тот, кто ест грибы днем, считают индейцы, рискует сойти с ума. Церемонией руководит один или одна из «мудрых» или целитель (целители и колдуны, — тоже «работники здравоохранения» у индейцев, но как бы рангом пониже «мудрых»). У велады всегда есть конкретные цели. Обычно это исцеление больного, но может быть также разрешение любых трудных проблем (кража, отсутствие вестей от близких, пропажа человека и пр.) Грибы даются участникам церемонии после обрядов очищения—и людей, и грибов. Среди участников есть «мудрый», есть тот, ради которого устраивается церемония (например, больной), и часто могут быть другие люди (обычно семья, близкие больного). Все они обязательно выдерживают несколько дней поста в пище и сексе.

Грибы раздаются парами. Их нужно съесть целиком (включая, например, основание ножки, потому что иначе гриб может потом заставить человека искать свою ножку). После того как грибы съедены, убирается весь свет, и вся ночь проходит в полной темноте. Никто, кроме ведущего и его помощников, не может покинуть места церемонии до утра.

Мацатеки считают, что грибы «говорят». «Если вы спросите шамана, откуда идут его образы, он, скорее всего, ответит: «Я не говорил этого, это сказали грибы». Шаманы, которые едят их, — глашатаи истины, поющие ораторы, устные поэты своего народа, они лечат словами, они говорят, что не так и что нужно для излечения, они мудрецы и оракулы, «охваченные голосом».[22]