Психоаналитик. Шкатулка Пандоры - Страница 10

Лодыжки у Анны были тонкими, красивыми. Михаил не просто отметил это, а «развил тему» дальше – представил, как прижимает белую ножку к своей груди и осторожно гладит ее пальцами. Интимное видение, как и положено, перешло в смущение. Оставалось надеяться, что Анна этого не заметила.

– Я вас слушаю! – проникновенно-подкупающе (он умел так, когда было надо) сказал Михаил, стоило только Анне утвердить голову на подголовнике и закрыть глаза.

– Вы, наверное, подумаете, что я дура, – сразу же начала Анна. – Это не совсем так. Во мне, конечно, хватает всякого, но дурой я никогда не была. Просто я постоянно нервничаю без причины, и, как бы мне ни хотелось казаться сильной и смелой, в душе я трусливая неврастеничка… Наверное, это наивно. Сначала я была уверена, что проблема во мне, потом мне начало казаться, что это не так, потом снова началось самокопание… Я хочу измениться в лучшую сторону, хочу обрести спокойствие… Я чего-то боюсь, сама не пойму чего… Иногда мне кажется, что вся жизнь позади, иногда я ощущаю себя девочкой, только начинающей познавать жизнь и ее правила, мне кажется, что все только-только начинается, что впереди меня ждут какие-то приятные перемены, новая, интересная жизнь… Господи, сколько мыслей в голове, все они путаются, ускользают… Не знаю, с чего начать.

– Расскажите мне о себе, – попросил Михаил.

– С какого момента?

– С любого, но лучше всего начать с вашего рождения. Семья, наличие братьев и сестер, детские травмы, взаимоотношения с одноклассниками, выбор профессии, встреча с будущим мужем… Меня интересует буквально все.

– То есть мы уже начали работать над моими проблемами?

Анна открыла глаза и посмотрела в окно, за которым сейчас не было ничего примечательного, а в темное время суток открывался поистине блоковский пейзаж – ночь, улица, фонарь, аптека. Аптеки, правда, из кресла не увидеть, надо встать и подойти ближе к окну. Начиная говорить, она переводила взгляд на Михаила, всякий раз сопровождая этот перевод плавным взмахом длинных и каких-то пушистых ресниц. «Печаль ресниц, сияющих и черных…»[6] – вспомнилось Михаилу депрессивно-меланхолическое.

– Да, – улыбнулся Михаил. – Уже начали.

– И все останется между нами?

Обычно пациентам хватало однократного подтверждения.

– Разумеется, ничто из сказанного никогда, ни при каких обстоятельствах, не выйдет за пределы этого кабинета. Я прошу вас быть откровенной, говорить все как есть.

– Не знаю почему, но я вам верю, – призналась Анна. – Я как-то больше доверяю мужчинам, особенно таким опытным профессионалам, – Анна улыбнулась краешками красиво очерченных губ. – Вы отвечаете всем моим тре… условиям. И еще у вас аристократическая фамилия.

– Княжеская, – Михаил усмехнулся, давая понять, что не придает этому обстоятельству никакого значения. – Только, увы, мне не досталось ни поместий, ни реликвий, даже генеалогического древа нет, чтобы в кабинете повесить. Вот и приходится зарабатывать на жизнь психоанализом. Не подумайте, что я жалуюсь, мне нравится моя работа.

– Я это уже поняла, – теперь Анна улыбнулась чуть шире. – Тех, кто не любит свою работу, видно сразу. У них это на лбу написано…

Биография у Анны оказалась самой что ни на есть обычной. Родилась в Старом Осколе, единственная дочь у родителей – небольшого строительного начальника и бухгалтера, поздний ребенок, но не очень-то балованный. Училась в обычной школе (мимоходом Анна съязвила по поводу школ с углубленным изучением иностранных языков – явный выпад в адрес Тамары), окончила музыкальную школу по классу фортепиано, приехала в Москву продолжать образование, поступила на сценарно-киноведческий факультет ВГИКа…

– На актерский меня не взяли, намекнули, что одной эффектной внешности для того, чтобы стать актрисой, мало, вот и пошла в киноведы. Кажется, это называется «сублимация», верно?

– Отчасти верно, – после небольшой паузы согласился он, – но вообще-то мы называем сублимацией переключение энергии с социально и культурно неприемлемых целей или объектов на приемлемые.

– А что такое – неприемлемые цели? – заинтересовалась Анна.

– Ну, это могут быть сексуальные влечения, удовлетворение которых может идти вразрез с общепринятыми правилами или взглядами…

– Глупо подчинять свои влечения общепринятым правилам! – В глазах Анны заплясали озорные искорки. – Моя постель – это моя постель, и этим все сказано!

– Ну, вообще-то, определение этому понятию дал Фрейд, а в его время на многое смотрели иначе, – пояснил Михаил. – Но знаете же, как это бывает – укоренилось и пошло. Смысл-то не в правилах и взглядах, а в переключении с недостижимых целей на достижимые. Это помогает предупредить развитие неврозов. Но цель должна быть абсолютно недостижимой, а в вашем случае это же явно не так. Кроме ВГИКа, есть и другие учебные заведения, и разве мало известно случаев, когда на ком-то из известных актеров приемная комиссия, образно говоря, ставила крест, а на следующий год или в другом заведении мнение было совершенно иным? Это же так субъективно.

– Нет, – покачала головой Анна. – Я сразу как-то поверила, что таланта у меня нет, и о других местах даже и не подумала. Какой смысл пробиваться в актеры правдами и неправдами, если таланта нет? Чтобы всю жизнь играть в эпизодах типа «Кушать подано»?

– Анна, вы настолько внушаемы или просто сами не до конца были уверены в своем актерском даровании?

– И то и то. Фифти-фифти. В общем, не сложилось у меня. Классика жанра.

– Почему классика? – удивился Михаил.

– Принято считать, что в киноведы идут неудавшиеся актеры. С практикой не вышло, так займемся теорией. Для того чтобы оценивать и критиковать, талант не нужен…

Скоропалительное замужество на третьем курсе, такой же скоропалительный развод через четыре месяца, получение диплома, трехлетние метания от работы в журналах к фрилансу и обратно, встреча с Максимом…

– С Максимом мы познакомились случайно, на каком-то банкете. В лучших голливудских традициях – я в толкотне налетела на него и облила шампанским. Так и познакомились… Впоследствии он иногда шутил, что я столкнулась с ним не случайно. А может, и не шутил, по нему трудно было понять, шутит он или говорит серьезно. Человек в футляре…

Если вникнуть, то все мы – человеки в футлярах. У каждого свой футляр, разница только в толщине стенок и количестве замков. Доктор Хаус утверждает, что все врут. Он не совсем прав. Точнее будет сказать, что каждому есть что скрывать. Есть люди, которые не врут, а просто не отвечают на вопросы, уходят от них.

Каждому есть что скрывать. У каждого в шкафу хранится какой-нибудь скелет, у некоторых так сразу несколько. И зря Бэкон[7] называл скрытность прибежищем слабых. Сильные тоже скрытны, и тайн у них, скорее всего, гораздо больше.

– Сначала я воспринимала это знакомство как нечто такое… – Анна замялась в поисках подходящего слова, – случайное, но Максим очень быстро расставил все точки над «i». Он вообще ничего не откладывал в долгий ящик. Не торопыга, а человек, живущий по принципу «решил – делай». Пригласил в ресторан, долго рассказывал о себе, а потом выложил на стол кольцо, – Анна машинально посмотрела на левую руку, – и сделал мне предложение. По форме и содержанию оно было не столько романтичным, сколько деловым. Это, наверное, меня и подкупило… Объелась я романтики в первом браке, с тех пор у меня на нее нечто вроде идиосинкразии. Впрочем, во втором браке проблем тоже хватало. Мы не ссорились, точнее – мы почти не ссорились, бывали какие-то размолвки, не без этого, но все заканчивалось быстро… мы так и не смогли стать чем-то целым, вы меня понимаете? Тридцать лет разницы – это барьер, через который невозможно перешагнуть…

Михаил кивнул, хотя и не был согласен с этим утверждением. И при большей разнице в возрасте можно создавать полноценные семьи. Если, конечно, есть какие-то объединяющие факторы. Здесь их не было изначально. Случайное знакомство, почти такой же случайный брак, если верить рассказу Анны.