Психадж (СИ) - Страница 8

— Я готов ради нее расстаться с жизнью! У меня нет иных желаний.

— А ты, доблестный воин? О чем ТЫ хочешь просить меня?

— О, Прекрасноликая, Равной Которой Нет, покажи мне дорогу назад, в мир живых, где осталась моя жена, и остаток моих дней я буду прославлять тебя!

— Ты тоже любишь свою жену?

— Люблю. И поскольку она сейчас среди живых, прошу отпустить меня к ней.

— Зачем же тебе возвращаться? Только скажи, и твоя жена тотчас окажется здесь. Вы вместе будете блаженствовать в Полях Камыша.

— Нет! В таком случае считай, что я ни о чем не просил.

— Ты дерзок, Рахотеп. Но твоя любовь заслуживает уважения. Я помогу тебе.

Хатор улыбнулась лукаво, но благосклонно, так, что Сергей на миг увидел в богине свою Милу. Он встрепенулся, шагнул вперед, но в следующую секунду Хатор взглянула на него удивленно и строго, чуть приподняв брови, и мимолетного сходства как не бывало.

Тем временем Аменемоп готовился переступить порог Великого Чертога. Эта церемония была чересчур сложной и занимала много времени. Жрец опустился на колени перед порогом, назвал его по имени и поцеловал. В проеме двери показался божественный писец Тот — антропоморфное создание с головой ибиса.

— Кто ты? — спросил он жреца.

— Я — нижний побег папируса. Аменемоп — мое имя. Я прибыл, дабы узреть Великого Бога, и принес ему Две Истины.

— Свободен ли ты от грехов?

Перечислив сорок два преступления и поклявшись, что ни в одном из них он не виновен, жрец закончил свою исповедь уверением:

— Я чист, чист, чист, и моя чистота — чистота первозданная! Мне не причинят зла в Великом Чертоге Двух Истин, ибо я знаю имена богов, пребывающих там вместе с Осирисом.

— Ты можешь войти, — лениво проговорил Тот, делая пометки в своем папирусе. — Достань свое сердце и положи его на весы Правды.

«Ничего себе! — присвистнул Сергей-Рахотеп. — Неужели и мне придется пройти процедуру сию?»

Его тронули за плечо. Сергей обернулся и увидел жену.

— Мила, откуда ты ЗДЕСЬ?

— Всюду тебе жена мерещится, — засмеялась Хатор. Теперь она была одного с Сергеем роста. Голову охватывал золотой обруч с двумя зелеными змейками над переносицей. Почему-то этот обруч приковал внимание Сергея. А может, он не смел больше смотреть на богиню. Опустив голову, он прошептал:

— Ты обещала помочь мне.

— Следующий! — нараспев проговорил Тот, и Сергей вдруг почувствовал себя так, будто стоял в очереди к зубному врачу. Очень дантистов боялся.

— Я помогу, — одними глазами сказала Хатор. — Тебе не следует входить в Чертог, идем со мной.

Богиня взяла Сергея за руку, и он послушно шел за ней сквозь заросли папируса и думал, что вот это, наверно, и есть те хваленые Поля Камыша. Идти было трудно; ноги то и дело цеплялись за поваленные стебли, а жесткие листья то и дело били по лицу. По сторонам из зарослей вспархивали потревоженные птицы. Чувствовалась близость открытой воды, и вот Хатор вывела его на пологий илистый берег, залитый ровным розовым светом.

— Здесь начинается Небесный Нил — река Воскресшего Ра. А вот и он сам в образе Хепри — рассветного солнца. Рахотеп, садись в Дневную Барку, и вместе вы вернетесь в страну живых.

Сергей увидел проплывающую мимо лодку, а в ней — Хепри, прекрасноликого юношу в убранстве фараона, с золотым диском на голове. Солнечный бог благосклонно взглянул на Рахотепа и кивком головы подтвердил слова Хатор.

— Видишь, Хепри не против, — сказала богиня. — Он доволен тобой… Воды здесь по колено. Ступай к барке и ничего не бойся. А на прощанье возьми вот это, — Хатор опустила на плечи Сергея золотую цепочку с брелоком в виде священного скарабея, сделанного из бирюзы, щелкнула застежкой и пояснила. — Этот амулет сохранит тебя невредимым для твоей жены. Прощай, но не благодари меня.

— Если бы я не был уверен, что передо мной Владычица Прекрасного Запада, я принял бы тебя за свою жену: ты так похожа на нее!

— Приму это как похвалу моей красоте… А тебе, Рахотеп, можно позавидовать: ты не только любишь сам, но и любим. Так же сильно.

И в этот миг лицо Хатор-Аментет неуловимо изменилось, и голос ее стал нежнее. Сергей зажмурился от яркого света, а когда вновь открыл глаза, увидел перед собой грустное лицо ассистентки, а дальше и чуть выше нависла над ним грузная фигура хирурга — вершителя человеческих судеб.

Ощущение присутствия в операционной длилось только секунду, и опять — мрак, безмолвие и продолжение кошмара.

Универмаг, где Людмила Новожилова работала завсекцией, закрывался в семь вечера, но в ту злосчастную пятницу Людмила Ивановна отпросилась домой пораньше, сказавшись больной. Сердце и вправду кололо, будто вязальной спицей, боль отдавалась в плечо, перехватывало дыхание. К боли физической добавлялось гнетущее предчувствие чего-то неотвратимо-ужасного, уже свершившегося.

Людмила Ивановна — склонная к полноте цветущая блондинка бальзаковского возраста — никогда не переставала волноваться за своего мужа-таксиста: слишком уж опасная, по ее мнению, была у него профессия. Вот и в ту пятницу она весь день безотчетно думала только о нем.

Сергей всегда смеялся над ее страхами, говорил, что давно считает машину частью себя самого, а дорогу не видит, а сердцем чувствует. Людмила часто просила, чтобы муж, проезжая днем мимо ее универмага, сигналил ей, что жив, мол, и здоров, на что Сергей всегда пренебрежительно махал рукой: ни к чему это, со мной ничего плохого случиться не может. И Людмила верила ему, но все равно волновалась.

Сразу после работы Людмила Ивановна отправилась к портнихе. Та обещала закончить к вечеру платье и не обманула. Платье — по выкройке из «Бурды» — вышло шикарное. Будет в чем завтра к дочке сходить, — подумала Людмила Ивановна и улыбнулась своим мыслям.

Дома ее ждала полуоттаявшая курица и отварные щупальца кальмара, которые надо было нашинковать для салата. Но прежде чем Людмила успела повязать фартук, зазвонил телефон.

— Это квартира Новожиловых? — приятным голосом спросил молодой человек.

— Да, а в чем дело?

— Вы жена Сергея Ивановича? — и после секундного молчания. — Я звоню по поручению директора таксопарка.

— Что случилось?

— Нет, ничего страшного. Вы, главное, не волнуйтесь.

— Он попал в аварию? Почему он сам не звонит?

— Сергей Иванович сейчас в больнице, но, я уверяю вас, ничего серьезного.

— Да объясните вы толком, что с ним случилось!

— Видимо, не справился с управлением, допустил столкновение. Извините, но мне ничего конкретного не сказали.

— Он сильно разбился?

— Я же вам говорю: ничего серьезного. Ну, вот дословно… Читаю: серьезных опасений за жизнь нет.

— Опасений за жизнь?! — внезапно севшим голосом переспросила Людмила Ивановна. — А где он, в какой больнице? Туда можно позвонить, узнать?

— В Первой Городской, в реанимации. А насчет позвонить, извините, у меня нет их телефона.

— Так вы не звонили в больницу?!

— Меня просили вам передать… Извините…

Людмила повесила трубку и замерла, прислонившись плечом к стене, прикрыла веки. Голова отяжелела, в висках застучала кровь. Первым желанием было — позвонить дочери, поделиться горем, но Людмила прогнала эту мысль.

«Наташку надо оставить в покое, ей сейчас нельзя волноваться… Сердцем ведь чуяла, что с Сергеем беда! Так и есть — разбился. Но может, все еще обойдется? Не паникуй, дура! Надо позвонить в больницу, там скажут, что и как».

В справочное больницы Людмила дозвонилась не сразу. Неприятный девчоночий голос сообщил ей, что Новожилов Сергей Иванович действительно поступил в хирургическое отделение и сейчас, скорее всего, уже находится на операционном столе. На все дополнительные вопросы Людмила получала бойкий ответ: «Не знаю, звоните в ординаторскую, у них есть городской телефон». Наконец в трубке раздались короткие гудки.

Из ординаторской Людмиле ответил участливый голос операционной сестры: