Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования - Страница 30
Особого внимания в связи с поиском невыявленных публикаций Бицилли заслуживают, на мой взгляд, материалы об А. С. Пушкине и пушкинистике, обнародованные в газете «Последние новости» (и в других изданиях) в 1936–1938 гг. Здесь мы сделаем отступление с небольшим экскурсом в сторону.
П. М. Бицилли был избран в состав созданного (в связи со столетием гибели поэта) в 1937 г. в Болгарии (как и в ряде других стран) Пушкинского комитета. И он опубликовал только во второй половине 1930-х гг. на разных языках (кроме русского, также и на болгарском, французском, итальянском и латышском языках): исследование монографического типа «Пушкин и Вяземский» (в ежегоднике университета), одиннадцать статей и сообщений и пять рецензий на темы о творчестве Пушкина. К 17 упомянутым публикациям следует приплюсовать написанную Бицилли в 1937 г. статью «Пушкин и русский роман», найденную позже в архиве болгарским исследователем Х. Манолакевым и опубликованную им в Софии в 1993 г.[292]
Вместе с тем обращает на себя внимание удивительно малое число выявленных газетных публикаций ученого. В ежедневной печати Бицилли, видимо, печатался неохотно и очень редко.
Лишь в парижском еженедельнике «Россия и славянство» и выходившей дважды в неделю софийской газете «Голос» он опубликовался несколько раз (с редактором «Голоса» Г. Ф. Волошиным у него были приятельские отношения). Остальные случаи сотрудничества Бицилли в газетах были разовыми. По-видимому, в отличие от своих современников – Г. В. Адамовича, В. В. Вейдле, Д. В. Философова, В. Ф. Ходасевича и др. – Бицилли своими размышлениями о новациях в литературе и культуре предпочитал делиться в журнальных публикациях. И не было у него острой потребности выплеснуть в газетной статье эмоции по поводу злободневных политических событий, волновавших эмиграцию, а то и весь мир. Историк-профессионал по призванию (история оставалась для него «царицей наук»), он привык анализировать события с дистанции: его исследования на темы истории обычно хронологически останавливались на рубеже конца ХIХ и редко – начала ХХ века.
Не следует сбрасывать со счетов и объективные трудности разысканий и атрибутирования опубликованного в ежедневной печати, в особенности напечатанного анонимно: страноведческие библиографические справочники и соответствующие историографические обзоры обычно не охватывают публикаций даже из самых солидных газетных изданий.
При атрибутировании незнакомых текстов в ходе аналитической проработки уместно будет учесть рекомендации самого автора атрибутируемых публикаций (П. М. Бицилли). Они были высказаны им по другому поводу в письме Ивану Дуйчеву от 23 августа 1933 г. (тот, будучи учеником проф. Бицилли, только что окончил тогда университет и работал по своей теме в архивах и библиотеках Италии). В означенном письме Бицилли среди прочих рекомендаций сформулировал свое мнение о критерии идентификации памятников неизвестного происхождения: «Мне кажется, что самым надежным критерием идентификации, – замечал Бицилли, – является
словарь,
а именно: специфические повторениянезначительных
, т[ак] сказ[ать] “нейтральных” слов (напр[имер], у Толстого – всегдаежели
, вместоесли
; у Достоевского – постпозитивноедаже
)»[293].Наряду с поисками в комплекте газеты «Последние новости» имеют резон, на мой взгляд, и дополнительные разыскания публикаций Бицилли в болгарской печати – в изданиях, выходивших как на русском, так и на болгарском языке.
Напомним в этой связи еще раз итоговые данные приведенного выше краткого суммарного перечня сведений об обнаруженных новых (включая и анонимные) публикациях Бицилли, не учтенных в справочнике 1996 г. Они не могут не впечатлять в данном контексте: количество публикаций Бицилли, выявленных в различных русскоязычных и болгароязычных изданиях Болгарии (62 публикации), почти в три раза превосходит число публикаций, обнаруженных на разных языках в изданиях всех остальных стран (22 публикации).
К поиску невыявленных следов участия Бицилли в изданиях Болгарии побуждают также и имеющиеся в опубликованной литературе некоторые мемориальные свидетельства. Один из таких источников – воспоминания младшего современника и собеседника Бицилли, плодовитого болгарского писателя, переводчика и журналиста Владимира Свинтилы (1926–1998). В посвященной Бицилли статье он писал: «После 1944 г. он [П. М. Бицилли] был активен, печатался в периодике (в том числе и в официозной) у “звенарей”[294] […]. В 1946–1948 гг. он был самым популярным интеллектуалом. Его часто цитировали»[295].
Кроме процитированного и довольно красноречивого, но, к сожалению, глухого свидетельства, Свинтила оставил о публикациях Бицилли еще одно, более краткое и частично конкретизирующее упоминание. Его мы узнаем со слов контактировавшего со Свинтилой болгарского философа Красимира Делчева. Последний, будучи редактором-составителем изданного в 2003 г. в Софии тома сочинений Бицилли, напечатанных ранее в периодике Болгарии, привлек Свинтилу к переводу на болгарский язык исследования Бицилли о Руссо (оно было впервые опубликовано на французском языке в ежегоднике университета). Сотрудничавший со Свинтилой Делчев, излагая воспоминания о Бицилли, указывает, что тот (Свинтила) упоминал о двух реальных «блестящих эссе» Бицилли, врезавшихся в его память: «Вавилон и Библия» и «Холодковский как восторженный переводчик “Фауста” Гёте»[296]. Упомянув названные Свинтилой два эссе Бицилли, напечатанные в болгарской периодике и не выявленные до сей поры, Делчев добавляет от себя следующие знаменательные слова: «Я чувствую, что существуют и другие неизвестные работы Бицилли»[297].
Заключая наше сообщение, заметим, что свидетельства из воспоминаний Свинтилы, хотя и заманчивы, все же – глухой источник. И вместе с тем они дают основания для предположения, что в болгарской периодике 1945–1948 годов (прежде всего в изданиях «Звена» – газете «Изгрев» и журнале «Беседа») возможны находки невыявленных публикаций Бицилли. Для их обнаружения нужны волонтеры из рядов «интересантов», проживающих в Болгарии (им доступнее болгарская периодика).
Будем надеяться, что таковые найдутся, и в результате их усилий мы, возможно, обогатимся новыми блестящими эссе П. М. Бицилли.
Михаэль Хагемейстер
Мнимый псевдоним. Об авторе трехтомника «Ритуальное убийство у евреев»
(Белград, 1926–1929)
Во второй половине 1920-х гг. в белградском издательстве М. Г. Ковалева «Святослав», специализировавшемся на публикации антисемитской и оккультной литературы[298], появилось трехтомное сочинение под названием «Ритуальное убийство у евреев»[299]. В качестве автора значился некто Евгений Брант. Данное произведение представляет собой в значительной степени компиляцию соответствующих, в большинстве случаев немецких работ; автор сам признавался, что еврейские источники ему недоступны: «я не могу прочесть ни одной еврейской буквы»[300]. В первом томе обсуждаются религиозные основы мнимой заповеди о ритуальном убийстве (Талмуд, Шулхан Арух, Каббала); затем следует хронология утверждаемых автором случаев убийств («Ритуальные убийства в послебиблейское время до ХVIII столет. включительно»). Во втором томе автор продолжает эту хронологию, отмечая случаи из ХIХ века и излагая «свидетельства» еврейских отщепенцев, в том числе «молдавского монаха», крещеного еврея Ноя Бельфера (Noah Belfer), якобы бывшего раввина, который стал монахом под именем Неофит; опубликованные впервые в 1803 г. «разоблачения» Неофита – это неоднократно переиздававшаяся и переведенная на многие языки «классика» кровавого навета[301]. В третьем томе перечислены мнимые случаи ритуальных убийств с 1883 по 1928 г., причем автор сосредоточился на пресловутом деле Менделя Бейлиса (1911–1913). Данный трехтомник, в оценке итальянского слависта Чезаре Дж. Де Микелиса «l’œuvre la plus importante et la plus considérable que l’on connaisse sur le meurtre rituel [наиболее важное и значительное сочинение на тему ритуального убийства]»[302], являлся всегда библиографической редкостью; лишь немногие библиотеки обладают отдельными томами[303]. О «Евгении Бранте» не было ничего известно; данное имя считалось псевдонимом.