Пруссачество и социализм - Страница 32

гает такой религиозной глубины, с которой мож-

но было бы сопоставить только проникновен-

ность Данте. Революционная же политика исхо-

дит от небольшого, не способного уже чувство-

вать <по-русски> и по происхождению своему

едва ли русского, слоя жителей больших горо-

дов, она проявляется поэтому в форме доктри-

нерского принуждения с одной стороны и ин-

стинктивной самозащиты с другой.

Отсюда та плодотворная, глубокая, исконная

русская ненависть к Западу, этому яду в собст-

венном теле, которая с одинаковой силой сказы-

вается как во внутренних страданиях Достоев-

ского и в резких выпадах Толстого, так и в бес-

словесных переживаниях среднего человека;

эта часто бессознательная, часто скрывающаяся

за искренней любовью, ненасытная ненависть

ко всем символам фаустовской воли, к городам

- прежде всего к Петербургу - которые, как

опорные пункты этой воли, внедрились в крес-

тьянскую стихию этой бесконечной равнины,

ненависть к наукам и искусствам, мышлению,

чувствованию, государству, праву, управлению,

к деньгам, промышленности, образованию, об-

ществу, ко всему. Эта исконная ненависть апо-

калипсиса к античной культуре, нечто от мрач-

ного ожесточения времени Маккавеев^ и того

150

восстания, которое в гораздо более позднюю эпо-

ху привело к разрушению Иерусалима, лежит,

безусловно, в основе большевизма. Его доктри-

нерские построения не смогли бы вызвать той

силы движения, с которой оно продолжается до

сих пор. Инстинкты коренной России наталки-

вают его на борьбу с Западом. Запад воплотился

в <петровстве>, и большевизм, как порождение

этого <петровства>, в конце концов будет унич-

тожен для завершения внутреннего освобожде-

ния от Европы.

Западный пролетарий стремится преобразо-

вать цивилизацию Запада в своем духе; русский

же интеллигент стремится ее уничтожить, боль-

шей частью вопреки своему знанию, которое со-

ставляет тонкую поверхностную оболочку его

инстинктов. Таков смысл восточного нигилизма.

Наша цивилизация стала чисто городской, там

уже не существует <массы>, а только <народ>.

Истинный русский всегда крестьянин, кем бы он

ни был - ученым или чиновником. Города, воз-

никшие из подражания, с их искусственно со-

зданной массой и массовой идеологией, не затра-

гивают интересов русского человека. Несмотря

на весь марксизм, здесь существует только аг-

рарный вопрос. <Рабочий> - это недоразуме-

ние. Нетронутая, неразрушенная страна, как

у германцев времен Каролингов, здесь единст-

венная действительность. Эту ступень мы пере-

жили тысячелетие тому назад. Мы не понимаем

друг друга. Мы, западные европейцы, больше не

связаны с землей. Если мы селимся в деревне,

то мы приносим туда с собой город, со всеми его

душевными условиями, и притом носим их

151

в крови, а не как русский интеллигент только

в голове. Русский же переносит в душе своей де-

ревню в русские города. Необходимо постоянно

отличать русскую душу от русской системы, со-

знание вождей от инстинктов идущих за ними

масс, чтобы постичь непроходимую пропасть

между восточным и западным <социализмом>.

Что такое панславизм, как не западно-политиче-

ская маска, за которой кроется чувство великой

религиозной миссии? Русский рабочий, несмот-

ря на все промышленные лозунги вроде приба-

вочной стоимости и экспроприации, не является

рабочим большого города; это не человек массы,

как рабочий в Манчестере, Эссене и Питтсбурге,

а бежавший от земли пахарь и косарь, исполнен-

ный ненавистью к чужой далекой силе, оторвав-

шей его от прирожденного призвания, от связи

с которым его душа все же не может освободить-

ся. Совершенно безразлично, на основании ка-

ких воззрений действует большевизм. Если в его

программе стояли бы прямо противоположные

требования, то его бессознательная миссия по от-

ношению к пробуждающейся России была бы

все же та же - нигилизм.

Но духовные подонки наших городов вооду-

шевляются большевизмом. Он стал модой у пра-

здных и расхлябанных умов, оружием для за-

ржавевших душ жителей мировых городов, -

проявление гнилой крови. Салонный спарта-

кизм - тоже самое, что теософия и оккультизм:

у нас это то, чем был не для восточных рабов Ри-

ма, а для самих вырождающихся римлян, культ

Изиды. То, что спартакизм внедрился в Берли-

не, объясняется невероятной лживостью этой

152

революции, в которой не осталось ничего истин-

ного. Что непроходимые глупцы учредили крес-

тьянские советы, чтобы подражать советским

формулам, не заметив, что там проблемой яв-

лялся аграрный вопрос, здесь же вопрос город-

ской - все это имеет мало значения. В Герма-

нии спартакизм, в противоположность социа-

лизму, не имеет будущего. Но большевизм заво-

юет Париж, и здесь в соединении с анархичес-

ким синдикализмом даст удовлетворение уста-

лой, нуждающейся в сенсациях французской

душе. Он будет формой, в которой выразится

taedium vitae* этого пресыщенного жизнью го-

рода-великана. Большевизм, как опасный яд

для рафинированных душ, имеет на Западе

большую будущность, чем на Востоке.

В России его сменит единственно возможная

при таких условиях народная форма в виде ново-

го царизма какого-либо типа, и можно предпо-

лагать, что этот строй будет стоять ближе к прус-

ско-социалистическим формам, чем к парламен-

тарно-капиталистическим. Однако будущее,

скрытое в глубоких недрах России, заключается

не в разрешении политических и социальных за-

труднений, но в подготовляющемся рождении

новой религии, третьей из числа богатых воз-

можностей в христианстве, подобно тому как

германско-западная культура начала к 1000 го-

ду бессознательно создавать вторую. Достоев-

ский - один из идущих вперед глашатаев этой

безымянной, но ныне уже с тихой, бесконечной

нежной силой распространяющейся веры.

* Пресыщение жизнью (лат.).

153

Мы, люди Запада, в религиозном отношении

конченные люди. В наших городских душах

прежняя религиозность давно приняла интел-

лектуальную форму <проблем>. Деятельность

церкви завершилась на Тридентском соборе.

Из пуританства родился капитализм, из пие-

тизма - социализм. Англо-американские сек-

ты воплощают только потребность нервных де-

ловых людей в душевном развлечении при по-

мощи богословских вопросов. Ничего не может

быть отвратительнее попытки известного на-

правления в протестантизме оживить его труп,

растирая его большевистской грязью. В другом

месте тот же опыт был проделан с оккультиз-

мом и теософией. И нет ничего обманчивее на-

дежды на то, что русская религия будущего оп-

лодотворит западную. В этом ныне не должно

было бы быть сомнений: русский нигилизм, на-

правляя свою ненависть против государства,

знания, искусства, направляет ее также против

Рима и Виттенберга, дух которых сказался на

всех формах западной культуры и разрушается