Прозрачный экран - Страница 8

Так вот, тот кадр с разбиванием стула был снят, по-моему, за два дубля. В первом камера стояла примерно за моим плечом. И, естественно, главной в кадре была девушка, на которую обрушивался удар. А в том кадре, который оставалось доснять, камера была ориентирована на меня со стороны девушки, причем ее в кадре не было видно – словно камера смотрела ее глазами. А суть моих действий заключался в замахе стулом и резком движении в сторону актрисы. То есть это был кадр предыдущий за разбиванием стула.

Сама актриса давно ушла, камера стояла чуть слева от меня, а прямо передо мной, примерно в четырех метрах, сидели три скучающие девушки из съемочной группы. Так положено, что пока актер находится на съемочной площадке, необходимо присутствие, как минимум, гримера, костюмера и реквизитора. Они и сидели напротив меня у самой стеночки, где на полках над их головами был сложен реквизит.

Как я уже писал выше, все торопились побыстрее снять этот простенький кадр. Торопился и постановщик трюков…

Начались съемки. Мы с оператором определили по какой траектории я должен буду размахивать стулом. После запуска камеры режиссер скомандовал привычное «Начали!». Настроившись на свою роль, я поднял стул и резко махнул им, якобы на девушку-морпеха… Но, гад, постановщик поспешил и перепутал обычный стул с запасным подпиленным. Резкого движения эта конструкция не выдержала и где-то в середине замаха, когда стул был передо мной, в мгновение ока развалилась. Причем из множества тысяч случаев он развалился самым наихудшим образом.

В следующее мгновение прямо на голову Маши, девушки-реквизитора, прицельно летело сидение стула с четырьмя торчащими обломками ножек. И летел этот страшный обломок стула острыми обломками вперед… Отчасти это было мистикой: двумя часами ранее я сам едва не напоролся на похожий обломок стула. Судьба словно не смирилась с этим и припасла острый обломок для другого человека, даже целых четыре обломка.

Ужасно, что от меня уже ничего не зависело. Единственное, что я успел заметить, это наполненные ужасом глаза Маши… Но она оказалась молодцом, последовала удивительно быстрая реакция – она мгновенно наклонилась, и стул врезался в огромную китайскую вазу из реквизита, стоявшего на полке за ее головой…

Однако судьба в этот день решила не отступать. Фарфоровая ваза от удара разлетелась на куски. И один удлиненный кусок размером с охотничий нож врезался в голову Маши. Через секунду девушка вяло свалилась на пол. Я, насколько мог быстро, подсел к ней и сразу заметил, что не все так ужасно. Осколок не пробил кости черепа. Он, хотя и глубоко, но проник между кожей головы и черепом.

Вокруг зашкаливало от визгов и криков. Я на уровне какого-то рефлекса выдернул осколок… Тот, кто сталкивался с подобными травмами, поймет ту последующую ступень ужаса, который охватил окружающих. Девчонки заверещали уже нечеловеческими надрывающимися голосами, потому что из раны кровь хлынула просто ручьем, и на глазах у всех вокруг головы Маши стала растекаться лужа крови. Мои попытки заткнуть рану ладонью помогли лишь частично, и скоро штанина на моем колене, на которое я опирался, пропиталась кровью… К счастью, скоро подбежал врач и стал действовать уже профессионально.

Через два дня, после того как рану зашили, и Маша отошла от шока, ее выписали из больницы. Бинты окутывали ее голову, как плотная косынка. Видно было только лицо. При нашей следующей встрече я растерялся и не знал, что сказать. Она с каменным лицом подошла ко мне почти вплотную. Потом неожиданно улыбнулась и, подавшись в сторону моего уха, тихо произнесла:

– С тебя шампанское.

Когда-то я занимался мотокроссом, поэтому никогда особенно не дружил с байкерами в расписанных кожаных жилетках: в большинстве случаев они технически слабо умеют управлять мотоциклом. Тем не менее, Саша Хирург в 1999 году пригласил меня в качестве режиссера фильма о байк-шоу, которое должно было состояться под Москвой. Я согласился без особого энтузиазма просто потому, что особенно не был занят в эти дни.

День прошел как обычно. Большинство участников этого мотоциклетного фестиваля напились и ждали вечернего гала-концерта. Я, как одновременно и оператор, должен был снять это действо с вертолета Ми-2.

В семь часов вечера я подошел к вертолету. Не использую термин «вертолетная площадка» потому, что таковой не было. Вертолет стоял неподалеку от главной сцены среди бурлящей тусовки уже очень сильно пьяных мотоциклистов, и создавалось впечатление, что это тоже равноправный экспонат байкерской техники.

Пилот Серега сидел рядом с вертолетом и ужинал. Я знал его давно по съемкам в кино. Это был по-своему легендарный человек. Блестящий пилот и при этом совершенно неуправляемая личность.

Когда я подошел к нему, он посмотрел на меня стеклянными глазами и в образе Луспекаева из «Белого солнца пустыни» выдвинул из-за спины ящик с бутылками водки. Половины запаса там уже не было. Серега гостеприимно показал на свободное место перед собой:

– Садись, мой старый друг.

Я не удержался от вопроса:

– Серега, я тебя давно знаю, но сегодня ты «зарядился» гораздо больше обычного.

– Так сегодня и задачи серьезнее. У нас грядет ночной полет и десантирование парашютистов.

Работая в кино тех лет, я уже привык ко всему, поэтому молчал. А Серега продолжал:

– Андрюха, не бздеть. В воздухе гаишников нет.

– Да за это я беспокоюсь меньше всего.

Серега налил себе в алюминиевую кружку солидную дозу водки и выпил:

– Думаешь, собьют?

Что-то отвечать было бесполезно. Тем более в этот момент подошли, с трудом держась на ногах, четверо парашютистов. На фоне их состояния Серега выглядел показательным трезвенником.

…Стемнело. Когда вертолет был готов к взлету, я устроился у открытой двери, пристегнул страховку и приготовил камеру для съемок. Вертолет тут же взлетел.

С Серегой я летал не в первый раз, и этот полет был таким же лихим, как и более трезвые. Концерт был уже в полном разгаре. Когда мы по бреющей траектории пронеслись над ревущей толпой байкеров, шасси вертолета едва не задело верхушки дерева, где сидели два фаната рок-музыки. Один из них от воздушного вихря упал и сломал ногу. Но об этом я узнал уже потом. А пока я смотрел в видоискатель камеры и старался не обращать внимания на происходящее в вертолете. А зря.

Впрочем, и устроители шоу на земле не переставали удивлять. По сценарию в финале концерта парашютисты должны были десантироваться и приземлиться прямо на расцвеченную огнями сцену. Но режиссеры шоу все перепутали. Не дождавшись прыжков парашютистов, они выключили весь свет. Более того, они вообще забыли о вертолете над их головами и начали масштабный фейерверк. Красочные взрывы совсем рядом с вертолетом создавали впечатление, что стреляют прицельно по нам.

Было не до шуток. После нескольких резких встрясок, чтобы не выпасть, я влез внутрь корпуса. Спавшие до этого парашютисты стали приходить в себя. Я приблизился к креслу пилота. В Сереге чувствовалось какое-то особое возбуждение. Он смотрел только вперед, ни на что не отвлекаясь, и повторял одно и то же:

– Как в Афгане, как в Афгане…

Своим появлением я вернул его к реальности, и он вспомнил про парашютистов:

– Парни, на выход! Контрольную точку проходим!

Судя по всему, эту точку мы уже прошли. Серега сделал резкий вираж, и парашютисты быстро выпрыгнули один за другим в полную темноту. Их приземление было довольно трагичным. Двое, ко всеобщему счастью, улетели куда-то за границы шоу. Но вот один приземлился прямо в толпу зрителей и серьезно травмировал человека, на которого упал. Другой оказался более точным, он в темноте сел почти на сцену. «Почти» означает то, что он приземлился на арочный каркас за сценой, на котором находятся осветительные приборы. К счастью, в этот момент включился свет, и его, задыхающегося в перепутанных стропах, успели благополучно снять.