Проза. Поэзия. Сценарии - Страница 85

Эвридика. Твои книги пишутся сами.

Орфей. …Я им помогаю. Как ведет себя мальчик?

Эвридика. Это, может быть, девочка…

Орфей. Это сын.

Эвридика. Ножкой бьет. Как боксер…

Орфей. Будет таким же несносным, как его отец.

Эвридика. Ты несносный? (Смеются и целуются.)

Орфей. Многие считают меня несносным.

Эвридика. Пожалуйся, ведь тебя обожают!

Орфей. И ненавидят.

План Эртебиза, который бросает на них долгий взгляд и исчезает наплывом около зеркала.

Снова пара.

Эвридика. Это одна из форм любви.

Орфей. Только в одной любви есть смысл — в нашей с тобой…

Зона. В кадре Сежест. Он поднимается, будто бы только что проснулся. Орфей исчез. Эртебиз подносит руки к голове.

Принцесса. Все сделано?

Эртебиз. Сделано.

Сежест смотрит влево. Мы видим, что из развалин выходят два мотоциклиста.

Сежест. Мадам! Мадам! Это же ваши помощники! Они пришли нас арестовать?

Принцесса. Да, Сежест…

Сежест. Бегите!

Принцесса(с невероятной усталостью в голосе). Куда?

Сежест. Мадам, когда здесь арестовывают, что потом происходит?

Эртебиз. Ничего хорошего…

Сежест. Нигде в этом нет ничего хорошего.

Эртебиз. Здесь меньше, чем где-либо…

Принцесса(удаляется, оборачивается к Эртебизу). Эртебиз!..

Эртебиз. Мадам?.. (Подходит к ней.)

Принцесса. Спасибо.

Эртебиз. Не за что. Их надо было вернуть к их же свинству. (Руки мотоциклистов в перчатках ложатся на их плечи.)

Принцесса. Прощайте, Сежест…

Барабанная дробь перекрывает музыку. Вся группа начинает движение. Крупным планом Сежест. Он подается вперед и со страхом провожает взглядом уходящих вдаль. Обширный план развалин зоны. Уменьшающиеся фигурки принцессы и Эртебиза, идущих за мотоциклистами. Длинные тени движутся вместе с ними. Они исчезают, и в то же время на экране появляется слово:

Тексты и постановка: Жан Кокто

При техническом содействии Клода Пиното

Главный оператор: Ролан Понтуазо

Декорации: Пьер Гюфруа

Звукорежиссеры: Пьер Бертран, Рене Саразен

Монтаж: Мари-Жозефа Йойот

Костюмы и скульптуры: Жанина Жане

Продюсер Жан Тюийе

«Эдисьон Синеграфик»

Перед титрами, в которых нет имен актеров, идут последние кадры фильма «Орфей»

ИСПОЛНИТЕЛИ:

Жан КОКТО — Поэт

Жан-Пьер ЛЕО — Школьник

Николь КУРСЕЛЬ — Молодая мать

Франсуаза КРИСТОФ — Медсестра

Анри КРЕМЬЕ — Профессор

Даниэль ЖЕЛЕН — Интерн

Филипп ЖЮЗО — Первый человек-лошадь

Даниэль МООСМАН — Второй человек-лошадь

Алиса САПРИЧ — Цыганка

Мари-Жозефа ЙОЙОТ — Цыганка

Эдуард ДЕРМИТ — Сежест

Мэтр Анри ТОРРЕС — Ведущий

Мишель КОНТ — Девочка

Мария КАЗАРЕС — Принцесса

Франсуа ПЕРЬЕ — Эртебиз

Г-жа Алек ВАЙСВЕЙЛЕР — Рассеянная дама

ФИЛИПП — Гюстав

Ги ДЮТ — Первый Человек-Собака

И.-Х. ПЕТИ — Второй Человек-Собака

Алиса ХАЙЛИГЕР — Изольда

Мишель ЛЕМОИГ — Влюбленная

Жерар ШАТЛЕН — Влюбленный

Юл БРИННЕР — Привратник

Клодин ОЖЕ — Минерва

Жаклин ПИКАССО — Лючия БОЗЕ

Пабло ПИКАССО — Луис-Мигель ДОМИНГИН

Шарль АЗНАВУР — Серж ЛИФАРЬ

Жан МАРЕ — Эдип

Бриджит МОРИССАН — Антигона

После того как прошли титры, я начинаю рисовать мелом на аспидной доске профиль Орфея.

Я говорю:

— Привилегия кинематографа состоит в том, что он позволяет большому числу людей совместно видеть общий сон, и в том, помимо этого, что он показывает со всей строгостью реализма фантазии ирреальности. Короче говоря, прекрасное средство доставки поэзии.

Мой фильм — не что иное, как сеанс стриптиза, состоящий в том, что постепенно я снимаю тело и, наконец, показываю душу совершенно обнаженной. Ведь есть еще значительная публика в тени, изголодавшаяся по тому, что правдивее правды и станет когда-нибудь знаком нашей эпохи.

И таково наследие поэта идущим одно за другим молодым поколениям, в которых всегда находил он опору.

Дымовая шевелюра распадается, ее извивы собираются в мыльный пузырь, который будто бы выходит из кончика ножа.

Моя рука, нож, мыльный пузырь покидают экран и уступают место пустому павильону, в котором будут появляться элементы декораций.

Мы видим мальчика за школьной партой. Он, не отрываясь, пишет, в то время как появляется поэт в костюме эпохи Людовика XV. Отбросив треуголку, которая, кажется, растворяется в пустоте, поэт подходит к парте.

Комментарий. Поскольку треуголка мне мешала, я отослал ее в иное время, которое я мог покинуть лишь на несколько минут.

Поэт. Я хотел бы поговорить с профессором.

Мальчик(удивленно). Что вы здесь делаете?..

Поэт. Ничего! Кто вы? Его сын?

Мальчик. Мой отец был архитектором, он умер. Это я хочу стать знаменитым профессором. Но это еще не скоро…

Поэт. Вот оно что!.. (Исчезает.)

Комментарий. Я забыл перчатки. Пришлось еще раз попугать мальчика.

Крупный план: испуг мальчика.

Поэт снова появляется и забирает перчатки, забытые на парте.

Поэт. Простите меня. (Снова исчезает.)

Мальчик(встает из-за парты и кричит). Мсье! Мсье!

Поэт исчезает.

Другой угол пустого павильона. Скамейка, газовый фонарь, детская коляска — подобие декорации сквера. Молодая мать лет примерно сорока укачивает младенца и трясет погремушкой. Поэт появляется, приближается из-за спины матери, наклоняется. Она замечает его, вскрикивает от ужаса, выпускает ребенка из рук, тот падает оземь.

Голос поэта. Прелестно!

Поэт щелкает пальцами и исчезает.

Мать подбирает орущего младенца. Кладет его в коляску и поспешно увозит, лавируя между студийными прожекторами.

Комментарий. Это была моя вторая встреча с персонажем, чью судьбу я только что, вне всякой логики, запугал.

Третий угол пустого павильона. Длинная ковровая дорожка, в конце которой мы видим медицинскую сестру, толкающую перед собой старика в инвалидном кресле. Слышно, как поэт (еще невидимый) втягивает носом понюшку табаку. Сестра останавливается, поэт появляется. В руке у него носовой платок. Сестра в ужасе отступает.

Поэт. Не бойтесь, мадемуазель. Мой костюм — результат пари… А не профессора ли вы прогуливаете в инвалидном кресле?

Сестра. Да, мсье. Но не могли бы вы мне объяснить…

Поэт. Нет, это невозможно. Могу ли я задать ему вопрос?

Сестра. Профессор не услышит вас и не ответит. Когда он был ребенком, его мать, похоже, кто-то напугал… (комическая гримаса поэта) …она его выронила, и он ударился головой. Целую жизнь он прожил, не страдая от этого, но однажды…