Проза. Поэзия. Сценарии - Страница 62

Титры:

ТЕКСТ НА ЭКРАНЕ:

Любое стихотворение — герб.

Его нужно расшифровать.

Сколько крови и слез в обмен на секиры и червлень, на единорогов и факелы, на башни, мерлетки и звездное поле и поле лазурное!

Свободный в выборе натуры и формы, жестов и тембров, действий и местности, оно образует по собственной прихоти реалистический документальный фильм об ирреальных событиях. Музыкант нам отметит шумы и паузы.

Автор посвящает эту ленту, полную аллегорий, памяти Пизанелло, Паоло Уччелло, Пьеро делла Франческа, Андреа дель Кастаньо [49]  — создателям живописных гербов и загадок.

Автор, в маске и с гипсовой рукой в руке — рука собственная и запястье искусственной прикрыты драпировкой — объявляет о начале фильма, на фоне студийных софитов.

Идут титры, текст на экране, посвящение и пролог, крупным планом — круглая дверная ручка, которую пытаются повернуть.

Гигантская фабричная труба. Она наклоняется. Начинает рушиться.

Слышен пушечный выстрел. Мы видим молодого человека. Он рисует у мольберта. Лист бумаги прозрачен и глаз следит за линией. Молодой человек обнажен по пояс, на нем брюки, закатанные до середины голени, велосипедные туфли, белые нитяные перчатки и парик времен Людовика XV.

Аппарат отъезжает и показывает на фоне окна, в профиль, молодого человека (поэта). Он завершает рисунок — лицо в три четверти.

Крупным планом — большой звездообразный шрам на левой лопатке поэта.

Аппарат показывает около мольберта, в углу у стены, нечто, вроде возничего из трубочных ершиков. Белый каркас вращается, подвешенный на нитке.

Крупным планом: поэт рисует. Мы слышим стук в дверь. Поэт оборачивается. Смотрит на рисунок, и на лице его написан ужас.

Крупным планом рисунок. Губы начинают шевелиться. Приоткрываются, обнажая крепкие зубы. В дверь стучат еще сильнее.

Аппарат показывает поэта, который снимает перчатку с правой руки и трет рисунок. Изо всех сил пытается стереть его. Затем выходит направо из кадра.

Поэт направляется к двери. Открывает ее. Появляется товарищ Людовик XV. Поэт подает ему руку. Товарищ, который было подал ему руку, отдергивает ее. Смотрит в недоумении на протянутую ладонь. Срывается с места и исчезает, будто унесенный шквалом. Дверь хлопает.

Лестничная клетка. Товарищ, пятясь, по ней скатывается. Он в современном костюме.

Поэт, один в своей комнате. Он смотрит на дверь, улыбается, пожимает плечами, снимает парик, бросает его на вешалку, и тот повисает на крючке. Поэт идет к туалетному столику.

Над металлической стойкой для таза и мыльницы, вращается голова — скульптура в том же стиле, что «возничий». Белый каркас вращается, подвешенный на нитке, и, вращаясь, комбинирует объемами.

Таз крупным планом. Поэт погружает в него руку. Пузыри и шум пузырей. Мы видим, что пузыри в тазу поднимаются изо рта, приоткрытого в правой ладони — как рана…

Поэт, по пояс. Он вынимает руку из таза и разглядывает ее…

Ладонь (крупным планом), на которой рисованный рот.

Он подходит к окну, чтобы яснее увидеть.

Мы видим, что рука актера превратилась в гипсовую руку автора. Рот на ладони приоткрыт и из него течет вода. Рот окружен, как будто помертвевшей плотью, ярким световым кружком.

В углу комнаты, справа у окна, поэт стоит, прислонившись к стене и с отвращением разглядывает руку. Такое выражение лица бывает у человека, который обнаружил у себя проказу. Он трясет рукой, пытаясь стряхнуть это чудище. Но рот не исчезает. Он говорит. И говорит он: «Воздуха!» Поэт подносит ладонь к уху. Рот шепчет: «Воздуха!» Мы видим гипсовый затылок и гипсовую руку там где были затылок и рука актера. Рука. На ней рот, нарисованный черным. Губы приоткрываются, и снова раздается: «Воздуха!»

Поэт (общий план) направляется к окну. Он разбивает стекло каблуком. Просовывает руку через разбитое окно и дает рту подышать. Отдергивает руку. Смотрит на ладонь. Мрачно смотрит влево. Устремляется к двери и свободной рукой закрывает ее на ключ.

Возвращается к окну, закрывает глаза, подносит ладонь ко рту и прижимается губами к губам.

Кружится на месте, будто слегка пьяный, с ладонью, прижатой к лицу, и падает в кресло, стоящее у круглого стола, покрытого грязным ковром. Старые газеты. Керосиновая лампа. Зеленый  [51] абажур.

Крупным планом ладонь поэта. Она дрожит и опускается к шее. Следим за рукой. Ладонь ласкает плечо, опускается к левой груди. Мы идем по мокрому следу, который она оставляет. Ладонь опускается и выходит из кадра.

Из-за спинки кресла переходим к крупному плану опрокинутого лица. Волосы свисают. На веках нарисованы широко открытые глаза.

Наплывом — маска, с одной стороны белая, с другой черная — она механически вращается на стержне.