Проза. Поэзия. Сценарии - Страница 58
Изменить размер шрифта:
11
Там были и удары. Удары
металла о металл. Древняя роза
ветров. Удары. Ржавчина
ударов по вееру из косточек
ножных. По ржавленой циновке из костей.
По крашеным подмосткам. По
миленькой миниатюре из молитвенника,
чьи буквы — нервы, в чьих строках
боль движется быстрей, чем боль
в застенках пыток.
Ударов отголоски. Ордена
ударов. Ушные раковины
ударов. Душа древесная. Душа
ударов сплошь бездушных.
Удары бедняги бочара. Удары
бедняги плотника. Свищи
в синюшном мясе. Дверные косяки,
где линии от рук
запечатлелись. И шея,
и шея лебединая.
12
Вот славная работа. О, что за странная
прогулка. О, что за похороны
дивные! О, что за купы
шиповника! Что за жара! О, что за мена
в убыток ловкачам!
О, что за день
обманов и прельщений! Я прошу
слова, которого меня лишили.
Его связали. Его
бичом стегали. В него плевали
сверху вниз. О, всюду столько швали!
13
На мосту в этом крайнем
раздрае пираты — жертвы
наважденья — организовали
сносное существованье эмигрантов на основе
многокрасочного сна, не забывая
о том, что остается от лесов,
сведенных злоупотребленьем власти
под ураганом бешеным рубах.
Палец ноги поставлен в центр
циклона, и вровень с ним
верхушка знамени. Приметы,
которые нельзя прочесть: рога
быков, хвосты коней, козлы,
орлы, истерзанные вдрызг.
14
На слишком знаменитом
сукне зеленом сплошь толпятся
крошечные косточки скелета,
проворно испещренные пометом
пещерных мух. Солдаты —
по группам, как в борьбе
греко-римской. Конная статуя —
один лишь чих коня пятнает
ужасной пеной все приспособленья
для пригородных фейерверков,
в которых намертво пригвождены
светила мертвые.
15
Военачальник в дурном
расположенье духа из-за
свиданья неудачного взмывает ввысь
над толпами на рьяном скакуне, чьи доблестные
ноги свисают до земли.
Он — при помощи гривастых оплеух —
зеленых мух гоняет, не ведающих боле,
куда главу им, бедным, приклонить.
Вот церемония, что заставляет вспомнить
театр мясных рядов, что изукрашен полотнищами отбивных
и золотыми листьями
кокард.
16
Гордиев. Так назову я узел
из мышц, из жил
стервятника, что только и мечтал
о ранах и наростах
на острие воображаемого
майского шеста. Он дурно
жил, он проглядел бездарно
пролеты лестницы из палочных ударов,
по коей перла вверх орда белоколпачных
поваров с гусями щипаными в пол обхвата.
Тут и петух фанфарой затрубил.
Высь вдруг сравнялась с низом.
Ложись! Ложись! — ему кричали
из ближних кухонь.
17
Несчастный случай
так быстро подоспел. А пугало одно
воззрилось жадно
на метаморфозу веток
древесных, гнезд древесных, косточек
древесных, всю внешнюю кору
вырванной с корнем ели, кровоточащей,
хрустящей горько в полузабытье
бесчувственном, а пугало стращало
ангелов, а те вопили: Скорей! Скорей!
Нельзя вам медлить
ни минуты! А эти простофили
вокруг порхали,
орали во все горло и роняли перья,
которые ему в глаза летели и липли
к разверстым ранам.