Провинциалы. Книга 3. Гамлетовский вопрос - Страница 6

Изменить размер шрифта:

Кантаров, ехидно улыбаясь, выслушивал сентенции («сопли-вопли полюционного возраста, нет чтобы их на девок тратить») и отправлял Смолина за пирожками или за кефиром, по возвращении того отмечал, что с поручением тот справился просто замечательно. И в сроки уложился. И ничего по пути не уронил и не разбил. И советовал, если никак не хочет тот учиться писать, пойти торговать теми же пирожками… Или лучше пивом, там навар больше…

Став пару раз свидетелем таких профессиональных уроков, Красавин не сдержался, сказал Кантарову, что напрасно он так их ломает, ребята уже пишут вполне прилично, можно ведь и отбить всякую охоту.

– У профессионалов такого понятия нет, – не согласился тот. – Ты что, пишешь хорошо, только когда тебе хочется?.. У тебя есть своя планка, ниже которой нельзя. Да, я им сейчас ставлю ее на недосягаемую для них высоту, но пусть выпрыгнут из детских штанишек, будем знать, на что они способны… Придет время, благодарить еще будут, – без сомнения закончил он.

И Красавин не нашел, что возразить, согласившись, что такой подход хотя и жесток по отношению к молодым корреспондентам, зато полезен для газеты…

После этого разговора они стали чаще заходить в кабинеты друг друга, нащупывая общее видение будущего газеты, обсуждая потенциал коллег, вырабатывая единое мнение, которое потом либо один, либо другой озвучивали на редколлегии. И, как Красавин понял, его голос нарушил сложившийся баланс сил. Ярый и несгибаемый Кривошейко, требующий неукоснительного выполнения плана по строкам, пусть даже в ущерб качеству, потому что газета – это «неостанавливающийся и выжимающий пот конвейер, ей не нужны красивости, размышлизмы и литературные изыски, нужен факт и строки», остался в одиночестве, хотя и при молчаливой поддержке редактора и двусмысленной позиции Кузьменко, заметившего, но довольно невнятно (только рядом сидящий Красавин и расслышал) что важно, чтобы и «строки были, и качество наличествовало»…

…К новому году Красавин уже чувствовал себя своим в редакции. У него установились почти доверительные отношения с первым секретарем крайкома комсомола, который перед особо важными выступлениями приглашал его и охотно делился своими мыслями, внимательно выслушивал мнение. Реально забрезжило получение квартиры (не без помощи Дзугова и первого секретаря), отчего в многолюдном доме тещи на смену затаенному недовольству от тесноты и связанных с этим неудобств (к тому же сестра Инны вот-вот собиралась привести в дом примака, залетевшего откуда-то с севера), пришли вновь мир и терпеливое согласие. Дочка ходила в детский садик, жена устроилась экономистом на завод. Все стали занятыми людьми, отчего ночные отношения между ними стали более обыденными, без прежних претензий. Ушли обиды. Наступило время гармонии и плодотворной служебной деятельности, от которой Красавина неожиданно отвлекла Марина Березина.

Он уже давно понял, что похожий на сон курортный дурман в его жизни был не случаен. Благодаря ему перестала сниться непокорная девчонка из отдаляющегося и забываемого детства, к тому же он познал два совершенно непохожих женских характера, а главное, обрел мужскую уверенность, избавившись от ощущения собственной ущербности. Он даже написал рассказ, который никому не показывал и хранил в нижнем ящике рабочего стола под томиком Плеханова, наследие которого сейчас изучал.

На Марину Красавин обратил внимание при первой встрече, она выделялась среди остальных женщин и девушек редакции и обжигающим взглядом, и соблазнительной фигурой, но глаз положил на секретаршу редактора, юную, свежую, аппетитную и наивную Олечку. Она была впечатлительна, трепетно-эмоциональна и обращалась к нему исключительно на «вы». Рядом с ней он ощущал себя если не принцем, то, без сомнений, загадочным и сильным рыцарем, а когда она, распахнув наивные глаза, приоткрыв маленький ротик, затаив дыхание, внимала его рассказам, он с трудом сдерживался, чтобы не подхватить ее на руки и не унести далеко-далеко… Но у Олечки был жених, юный и ломкий, со смазливеньким личиком, на котором постоянно держалась снисходительная усмешка, безусый водитель персоналки из крайкомовского гаража, соперничать с которым Красавин считал ниже своего достоинства и, когда видел того, ловил себя на жалости к глупенькой Олечке, не умеющей отличить истинной мужественности от ложной…

Под взглядом же лучисто-зеленоватых глаз Марины он чувствовал себя голым и нескладным. Он не мог понять что, но что-то в ней определенно было и от Лили, и от Оксаны, и от его жены. И таилась неведомая, но ощущаемая им опасность, которая и пугала, и манила одновременно.

Декабрьским туманным и промозглым вечером им выпало дежурить вместе по номеру. Она читала полосы днем, он был «свежей головой» и пришел на работу после обеда. Шли официальные материалы из Москвы, сдача номера задерживалась, в редакции оставались только они, телетайпистка, дежурившая у аппарата, и Кривошейко, закрывшийся в своем кабинете и становившийся с каждым выходом из него все веселее и разговорчивее.

В ожидании разрешения из столицы печатать официоз они сидели в его кабинете вдвоем, болтали о том, какой могла бы быть газета, если бы ее стал делать Сергей Кантаров, находя подобное развитие событий полезным и для газеты, и для краевого комитета комсомола, чьим органом она являлась. Красавин, войдя в раж, так нафантазировал это возможное будущее, что Марина его остановила.

– А ты ведь совсем не знаешь Сергея, – вдруг перебила она. – Он не о газете печется, а о собственной карьере. Пока мы ему помогаем, он с нами дружит, а станет редактором, как знать… Любой начальник умных да перечащих ему подчиненных не терпит…

Красавин помолчал, понимая, что та права, и неуверенно произнес:

– Но стоящее дело с помощью послушных бездарей не сделаешь…

– Где ты видел начальников, для которых дело важнее собственной карьеры? Неужели в крайкоме?..

Он хотел привести пример бескорыстного служения идее, должности, но, как ни старался, ничего подобного вспомнить не смог. Первый секретарь крайкома мечтал попасть в центральный комитет и неукоснительно выполнял все пожелания куратора, а московских гостей встречал и провожал самолично в ущерб любому делу. И Слава Дзугов озабочен был прежде всего карьерой, чего, кстати, и не скрывал, каждодневно оттачивая мастерство угадывания желания начальства и угождая ему…

Марина поймала его взгляд, долго не отводила свой, словно убеждаясь в чем-то, и он был не в силах прервать эту крепнущую связь, подчиняясь и теряя самообладание.

– Сергей с моим мужем тебя уже со всех сторон обсудили, – наконец произнесла она, отведя взгляд. – Пока ты им нужен, а потом все будет зависеть от того, как себя поведешь… Так что не очень-то обольщайся…

– А что же ты мужа выдаешь? – только и нашелся, как отреагировать, Красавин. – Все-таки близкие люди…

– А мы уже давно не близкие, – прищурилась она. – Олег – не тот мужчина, который мне нужен. Я была на первом курсе, он – старшекурсник, на третьем, проходу не давал, на коленях упрашивал… У меня до него парень был, мы с ним жили… – она нервно прикусила губу, словно останавливая себя. Потом все же продолжила: – Он мне изменил с подругой. Я тоже пошла к Олегу… Забеременела после первой ночи, он узнал, счастлив был. Уговорил расписаться. Ушла в академический отпуск, к родителям приехала, родила. Он после защиты диплома приехал. Пошел работать… Сын подрос, я в Ростов поехала доучиваться, там своего первого встретила… Опять все закрутилось, счастливы были. Только вот свободными настоящих мужиков уже не осталось, жена, двое детей… Вернулась, все Олегу честно рассказала, предложила развестись, а он упросил не уходить, сказал, что упрекать не будет. Родственники с двух сторон тоже в голос: нельзя, семья распадается, внук осиротеет… А мне с ним в одну постель ложиться не хочется… Мужчинам этого не понять…

– Почему же, – не согласился Красавин. – Мужчина тоже не всегда только одного тела хочет…

– Я так и думала, – глаза Марины необъяснимо заискрились, – ты ведь тоже не любишь свою жену…

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com