Провинциальные анекдоты - Страница 12
БАЗИЛЬСКИЙ. Как я считаю, что я считаю – это еще ничего и никогда не изменило. (Встал в стороне, скрестил руки на груди.)
СТУПАК (Фаине). Не суйся тут со своей наивностью! (Сбавил тон.) Прошу тебя.
ФАИНА. Значит, все, что ни делается, – все не просто так?
ВАСЮТА. Все, милая, все – даже и не сомневайся. И помощь, и та… участие – все теперь не просто. Уж любовь, и та…
ФАИНА. Что – любовь?
ВАСЮТА. Что – любовь? А то, милая, что любовь любовью, а, сама знаешь, с машиной-то, к примеру, муж лучше, чем без машины.
СТУПАК (кричит). Замолчите!
ВАСЮТА. А что, разве неправду говорю?
Фаина садится на кровать рядом с Хомутовым.
СТУПАК (Васюте). Чего вам тут надо?
ВАСЮТА. Да я не вам говорю – ей. Пусть знает свое место. Вам же на пользу.
СТУПАК. Заткнитесь вы, старуха!
ВАСЮТА. А вы чего орете?
ФАИНА. Чего он орет?.. Да машина-то не его. Машина-то моя.
АНЧУГИН (Хомутову, с угрозой). Смотри, агроном. Смущаешь ты людей…
СТУПАК (Фаине). При чем здесь машина? Как тебе не стыдно? (Всем.) Товарищи! Что здесь происходит? Это просто чудовищно! Мы же все перегрыземся. И все из-за него! Из-за него! Он провокатор! Он всех нас оскорбил! Оклеветал! Наплевал нам в душу! Его надо изолировать! Немедленно!
АНЧУГИН. Пусть скажет сначала, зачем приходил.
Все, кроме Фаины, подступают к Хомутову.
УГАРОВ. Откуда деньги?
АНЧУГИН. Зачем давал? За что?
БАЗИЛЬСКИЙ. Вы можете наконец назвать истинную причину?
СТУПАК (кричит). Говорите, черт возьми!
Маленькая пауза…
ХОМУТОВ (страдальчески). Я хотел им помочь.
Гул возмущения. Все, кроне Фаины, кричат и говорят разом: «Псих!», «Пьяница!», «Жулик!», «Врешь!», «Покалечу!»
БАЗИЛЬСКИЙ. Маньяк! Уж не воображаете ли вы себя Иисусом Христом?
ФАИНА (встает между Хомутовым и надвигающейся на него компанией). Остановитесь! (Кричит.) Опомнитесь!
Все останавливаются.
ХОМУТОВ. Чего вы от меня добиваетесь? Чего хотите?.. Сказать вам, что я зарезал?.. Ограбил?.. Убил?
СТУПАК. Не исключено. Я даже уверен, что мы раскрыли преступление. Позвонить в милицию – и делу конец. (Подходит к телефону.)
БАЗИЛЬСКИЙ. Нет, нет. Звоните в больницу. Это мания величия. Определенно. Он вообразил себя спасителем.
Молчание.
СТУПАК (набирает номер). Справочное? Номер психбольницы. Спасибо. (Набирает номер.)
ХОМУТОВ (хрипло). Хорошо. Развяжите… Я все объясню.
Маленькая пауза.
Анчугин развязывает Хомутова.
(Медленно.) Вы меня убедили, вы сможете сделать со мной, что угодно… Но я не намерен сидеть в сумасшедшем доме. Мне некогда… Я приехал сюда на неделю… (Помолчав.) В этом городе жила моя мать… Она жила здесь одна, и я не видел ее шесть лет… (С трудом.) И эти шесть лет… я… я ни разу ее не навестил. И ни разу… Ни разу я ей не помог. Ничем не помог… Все шесть лет я собирался отправить ей эти самые деньги. Я таскал их в кармане, тратил… И вот… (Пауза.) Теперь ей уже ничего не надо… И этих денег тоже.
ВАСЮТА. Господи!
ХОМУТОВ. Я похоронил ее три дня назад. А эти деньги я решил отдать первому, кто в них нуждается больше меня… Остальное вам известно…
Молчание.
Теперь, надеюсь, вы меня понимаете…
Маленькая пауза.
АНЧУГИН. Браток… Так что же ты раньше не сказал?
ХОМУТОВ. А кому захочется в этом-то признаваться?
ВАСЮТА. Господи, грех какой…
УГАРОВ. А мы-то, а?.. Нехорошо вышло.
БАЗИЛЬСКИЙ (Хомутову). Простите, если возможно…
УГАРОВ (Васюте, негромко). Вина.
Васюта исчезает.
БАЗИЛЬСКИЙ (удивляется). Это ужасно, ужасно. С нами что-то приключилось. Мы одичали, совсем одичали…
АНЧУГИН (садится рядом с Хомутовым). Прости, друг. Не серчай.
УГАРОВ. Если б знали, какой разговор…
СТУПАК. Извините, разумеется. Но получается, что мы с вами квиты. Сегодня я в первый раз поссорился со своей женой. (Фаине.) Перестань дуться. Как видишь, у товарища несчастье. (Подходит к Фаине.) Ну, извини меня. (Хотел взять ее за руку.) Ну не дуйся.
ФАИНА (убрала свою руку). Не трогай, пожалуйста.
СТУПАК. Да?.. Даже так?
Фаина молчит.
А ну идем! (Пошел к двери, остановился.) Или ты намерена здесь оставаться?
ФАИНА. Да, намерена.
СТУПАК. Да?.. Ну как хочешь. (Выходит.)
БАЗИЛЬСКИЙ (Хомутову). Прошу вас, не думайте, что мы уж такие отпетые… Это было что-то ужасное, наваждение какое-то, уверяю вас… Мы должны были вам верить – конечно! Мы были просто обязаны…
Появляется Васюта с вином, и Угаров немедленно начинает наполнять стаканы.
АНЧУГИН (Хомутову). Пойми, браток. Деньги, когда их нет, – страшное дело.
ВАСЮТА. Бог с ними, с проклятыми. Где деньги, там и зло – всегда уж так.
УГАРОВ (Хомутову). Что поделаешь… (Со стаканом в руке.) За вашу маму… Так сказать, за помин души… Извините. (Выпивает.)
АНЧУГИН (Хомутову). Так это… не горюй. Выпей, брат, вина.
Анчугин, Васюта и Хомчутов медленно выпивают.
ФАИНА. И мне дайте. (Выпивает.)
Молчание. Базильский, стоя у дверей, не знает, что делать – уйти или остаться.
УГАРОВ. А вы, товарищ скрипач, присаживайтесь. (Помолчал, потом обращаясь ко всем.) Ну что же теперь поделаешь?
ХОМУТОВ (встрепенулся). Да нет, товарищи, ничего, ничего. Жизнь, как говорится, продолжается…
Пауза.
АНЧУГИН (запел). «Глухой, неведомой тайго-о-ою…»
УГАРОВ (Базильскому). Подыграйте, товарищ скрипач.
АНЧУГИН (продолжает). «Сибирской дальней стороной Бежал бродяга с Сахали-и-ина Звериной узкою тропой…»
АНЧУГИН и Угаров повторяют две последние строки вместе.
Базильский вдруг подыгрывает им на скрипке. Так они поют: бас, тенор и скрипка.
Занавес