Проверка на отцовство (СИ) - Страница 41

Все то, что капало на меня весь этот месяц и вылилось за этот день, придавило меня, словно плитой, и я пыталась дать этому выход с помощью слез. Должно же как-то все образоваться. Прийти в норму, наладиться. Теперь я была не уверена, что если все вспомню, то смогу и дальше жить так же хорошо, как и весь этот месяц. Что-то было в моем прошлом… Что-то такое, что было неприятно и мне, и Глебу.

Только вот что?

С трудом, ощущая себя древней старухой, я все же поднялась, отложила намокшую подушку и, глядя на большой портрет дедушки и бабушки, обратилась к ним. Может, они помогут мне? Они же есть где-то там, на небе? Присматривают за мной. Бабуля так всегда говорила о маме с папой, что те смотрят за мной. Значит, и она тоже.

«Бабушка, милая. Мне нужно… Очень-очень нужно стать нормальным, полноценным человеком. И вспомнить эти два года. Даже если они были наполнены адом и были сущим кошмаром».

Провела кончиками пальцев по рамке, стряхивая толстый слой пыли, и вышла за дверь, плотно прикрывая её за собой. Понимая, что я наконец-то оплакала бабушку так, как должно, пусть в прошлом я это уже сделала, я была уверена в этом. Но сейчас мне это было также необходимо. 

На кухне я заварила себе зеленый чай и, наслаждаясь его мягким молочным ароматом, попыталась успокоиться. Нужно было подумать о том, что мне делать. С Глебом, Артемом, домом, который не должен был принадлежать моей дочери.

Сложила ногу на ногу и наткнулась носком на что-то. Заглянула под стол — там был странный небольшой чемоданчик.

Вытащила его и открыла. Внутри оказалась целая сокровищница из бисера, стекляруса, стразов, пайеток, канители и прочей красоты. Я с восторженностью ребенка начала рыться и наткнулась на заготовку, точнее  наполовину вышитый лимон. Листики были еще пустыми, но вот на сочной желтой кожуре уже красовались большие стразы-цирконы, а вокруг них граненые бусины разных размеров, чешский и японский бисер и… 

А дальше нужен ряд пайеток и мягкой канители, поняла я. А потом стразовую цепь. Да. Точно.

В голове сами собой вставали названия, когда я искала в чемоданчике нужные пакетики и откладывала все подходящее по цвету. Еще немного золота и зелени. Достала клей и иголку с мононитью и начала доделывать брошь. 

Придумала ли я ее заново? Или воссоздала по памяти? Я не знала, но в голове всплыла четкая картинка того, как именно должно быть. Я настолько ярко увидела финальный результат, что даже не задумывалась, как у меня все так ловко получалось. Руки делали все за меня. Слезы, так же как и все тяжелые мысли, ушли на второй план, я настолько увлеклась своим занятием, что совершенно не обращала внимания на время. 

Когда работа была закончена, я достала телефон и нашла в телефонных контактах «Марина. Владивосток». Эта милая женщина с тремя взрослыми дочерями была моей постоянной клиенткой на протяжении полутора лет. Да, она стала моей третьей заказчицей и так и осталась со мной. Я сфотографировала брошь и выслала ей в сообщении. Она ждала ее с августа. А теперь даже к Новому году не успеет ее получить.

И только когда я написала сообщение, что за длительное ожидание я вышлю ей брошь бесплатно, до меня дошло, что я все вспомнила. 

Абсолютно все.

И сволочугу Артема, который видел свою дочь два раза в жизни. И его перемалёванную и перетянутую мать. И своего мужа, которого я и правда успела полюбить еще до родов, и то, что он все же мне соврал.

— Вот же! 

Быстро побросала все свои сокровища обратно в чемоданчик, бережно провела подушечками пальцев по счастливому лимончику и, решив, что вышью Марине все же другой, а этот оставлю себе как память, побежала в коридор. Надела сапоги, накинула шубу и выпрыгнула за порог. Вставила ключ в замочную скважину, повернула его на один оборот и на втором почувствовала, как меня крепко взяли за плечи. Даже через шубу нельзя было спутать эти руки ни с чьими.

— Прости, я вспылил, — зашептал муж мне в затылок, а мои пальцы на ключах замерли. — Просто ты даже не представляешь, насколько сильно я ревную тебя к брату. Сколько раз за все это время я думал о том, что будь он хоть чуть умнее, у меня никогда бы не было тебя, Мариши и Саши. А это так страшно, Лесь. Я жизни своей без вас не представляю. 

Я все же повернула ключ, только в обратную сторону, открывая дверь. Оглянулась, стараясь подавить в себе счастливую улыбку, потому что вспомнила его слова утром. До родов он так ни разу и не сказал, что любит. Да, у нас все было хорошо, но мне так не хватало этих слов лишь для того, чтобы убедиться во взаимности. Да, глупо и ненужно, ведь что такое слова, они не означают ничего по сравнению с поступками. Но мне их не хватало.

— Ты все же мне соврал, Вавилов. — Мужчина приподнял брови, а я шепнула, не обвиняя, просто констатируя, как факт: — Марина не твоя.

Глеб растерянно оглядел мое лицо, а затем слабо улыбнулся. Он понял. Вот так, без слов, понял, что я все вспомнила.

— Ты не права, Лесь. Даже в ее свидетельстве о рождении написано обратное. И я очень надеюсь, что сказала ты эту фразу последний раз в жизни. Марина мне настолько же родная, насколько и Саша. Насколько и ты.

— Я люблю тебя, Вавилов, и с твой стороны было издевательством так долго меня мариновать и не говорить этого. 

— Да что ты? — Глеб притянул меня к себе крепче, ловя воздух, который я выдыхала, своими губами.

— Стоп. А что ты про свидетельство говорил? Ты что? Ты что? Его подде…

Он не дал мне говорить, набросился на мой рот как оголодавший хищник. Его губы сминали мои, а я таяла под этим напором, чувствуя разгорающееся в крови желание, да и не только в крови. Глеб каким-то невозможным образом забрался мне под кожу. Взял и присвоил себе. Решив все проблемы, полюбив и влюбив в себя. Вот и как после такого говорить, что не бывает настоящих мужчин? Еще как бывают, только вот пока найдешь их, обязательно напорешься на парочку муда…

— Пойдем домой, — оторвался он от меня и потянул меня от двери.

— Нет-нет-нет, — озорно улыбнулась и, схватив его за полы пиджака, потащила в квартиру. — В выписке указано про месяц воздержания, Глеб. А Саше уже месяц и пять дней.

Вавилов тут же подхватил меня на руки и так и закинул, в шубе и сапогах, на кровать. Сам-то он был без верхней одежды. Опять. 

Доходится так когда-нибудь. 

Ну ничего, этим я займусь позже, а пока у нас на повестке дня сладкое-сладкое примирение и закрепление нового этапа в нашей жизни. Которая обязательно станет счастливой. Ведь иначе с таким мужчиной, как Глеб, просто не бывает.

— Ну, рассказывай! — усмехнулся я, глядя в боковое зеркало и выезжая с парковки у школы. 

— Что тебе рассказывать? — недовольно пробубнила Морковочка, которая теперь действительно была похожа на морковку. 

Я так и не понял, что это был за протест, но на следующий день после своего пятнадцатилетия она, не спросив ни у кого разрешения, пошла в салон и перекрасилась в морковный цвет. Доставив больше всего удовольствия своей крестной. Я был уверен, что без Карины там точно не обошлось. А маму Марина своим видом довела до родов.

Нет, до родов жену, конечно же, довел я. Но вот схватки у Олеси начались при виде оранжевых волос дочери.

— Что с тобой происходит? Это и рассказывай. Мама очень переживает. — Вывернул руль и искоса глянул на дочь. Она скрестила руки на груди и отвернулась к окну.

— А ты, значит, нет? 

Я тяжело вздохнул. Судя по ее настроению и претензиям, разговор ожидался более тяжелым, чем я предполагал.

В тишине, подбирая слова, я доехал до клиники, где Олеся лежала с нашей второй дочерью. Меньше чем через час ее выписывают, а старшая дочь за всю неделю ее так ни разу и не навестила.

Припарковал машину и защелкнул двери, чтобы Марина не успела выскочить из машины раньше времени.

— Пусти! — выкрикнула она, злясь на свой просчет. Не ожидала, что я решусь вернуться к разговору.