Провалы (СИ) - Страница 5

- Приятного аппетита?

Шерлок тяжелым взглядом сверлит Джона, возможно, он ждал отповеди за свое поведение или чего-то еще, а Джон опять обманул его ожидания. Тем не менее, в конце концов, он все же кивает головой и тихо откликается:

- Приятного.

Оба принимаются за еду, иногда бросая друг на друга настороженные, но доброжелательные взгляды, стараясь обходить стороной недавний инцидент.

После ужина Джон моет посуду и заваривает чай. Шерлок возвращается на диван к телевизору, но на экран не смотрит, исподтишка наблюдая за Джоном. Джон достает для Шерлока чашку из подсолнечного сервиза Гарри и наливает чай. Он не спрашивает, какой предпочитает Шерлок. Почему-то уверен, что Шерлок пьет с сахаром без молока. Себе Джон кладет в чай лимон, как когда-то миллион лет назад он пил по вечерам в другом месте и с другим человеком. От воспоминаний Джон морщится и осторожно присаживается в дальний конец дивана, чтобы не касаться Шерлока даже случайно. Они пьют чай (вероятно, Джон угадал, потому что возражений от Шерлока не поступает), уютно молчат и пялятся в экран на какую-то голливудскую поделку. Шерлок выключил звук, и от этого в комнате воцаряется спокойствие и тишина – приятное и нужное сочетание. Джон отпускает себя и позволяет глазам закрыться. Рука, сжимающая чашку, расслабляется. Когда в следующий раз он открывает глаза, то понимает, что лежит на диване, раздетый до боксеров и футболки, укрытый пледом, под головой подушка, а в комнате темнота. Он моргает, соображая, как так получилось, что он заснул за чаем, приподнимается на локтях, чтобы увидеть время на кухонных часах – четверть третьего, и всматривается в почти непроницаемое пространство вокруг. Он ничего не видит и не слышит, ощущая себя слепым и беспомощным, поэтому осторожно спрашивает:

- Шерлок? Ты здесь?

Совсем рядом, внизу, слышится какое-то шебуршание, а затем голос Шерлока, ни разу не сонный, тихо отвечает:

- Я здесь. Спи.

- Ты на полу? – волнуется Джон.

По законам гостеприимства, он сам собирался спать на полу, это обстоятельство беспокоит его.

- Я постелил себе, все нормально, не переживай, - успокаивает его Шерлок. – Мне вполне удобно.

Джон понимает, что это ложь, вчерашнюю ночь он имел возможность в этом убедиться, но сил подняться с дивана или начать спорить в себе не находит. Он закрывает глаза и вновь проваливается в сон без сновидений. Отсутствие кошмаров и в этот раз – приятное разнообразие. Утром Джон просыпается одновременно с будильником и некоторое время приходит в себя. Когда он поворачивает голову, чтобы посмотреть на Шерлока, обнаруживает, что того уже нет. Джон встает и обходит всю квартиру, хотя данные действия явно излишни – спрятаться здесь негде. Что ж, Джон согласен, что так будет лучше, Шерлоку нечего тут делать, это совершенно не его стихия. Он не подходит джоновой квартире, как чайка или беркут канареечной клетке. Джон встает, принимает душ, бреется, одевается, готовит себе кофе, быстро возвращаясь к привычному статусу одиночки. Джону всего двадцать шесть лет, но иногда он напоминает себе старика. Пусть его раны не телесные, но покалеченная душа давит и сковывает его. Он давно уже не чувствует себя цельным и свободным, и это нормально, потому что Джон подобное дерьмо заслужил.

На работе день начинается с реанимации пациента. Пациент – худой тридцатилетний парень без определенного места жительства и занятий, страдающий запущенной стадией рака желудка. У него жуткие боли, но в приюте нет сильных обезболивающих, способных их унять, а у самого пациента нет ни страховки, ни документов. Возможно, перерезать вены – выход для всех из этой патовой ситуации, но Джон не может позволить ему умереть. Зашивая порезы на венах, Джон думает, что парень и сам, на подсознательном уровне, умирать не хочет, иначе бы он порезал себе вены ночью, когда бдительность персонала притуплена. Джон пытается как-то ободрить парня, с тоскливым мученическим выражением разглядывающего потолок. Он рассказывает о тех немногих случаях, когда рак отступал от больных на последних стадиях. Он говорит о необходимости бороться и верить, но в первую очередь сам в свои слова не верит. Трудно бороться, когда изнутри человека разрывает боль, невозможно верить, когда вся жизнь – сплошной ад. Закончив перевязку, Джон делает запись в медицинскую карту и журнал назначений, тихо инструктирует медсестру и уходит. В кабинете начальства уже созван небольшой консилиум из главной медсестры, Гарольда и мистера Биннера. Мисс Смит сегодня не работает, и это обстоятельство радует Джона, слишком уж эта дама не добра к их пациентам. Что делать с несчастным суицидником, начальство не знает. Гарольд отмалчивается, мистер Биннер благодушно рассуждает о медицинской реформе, а Джон вызывается созвониться с несколькими хосписами, которые могли бы принять больного. Начальство дает добро, и Джон отправляется в ординаторскую, где его настигает Гарольд.

- Зачем, Джон? – спрашивает он. – Ты же понимаешь, что это капля в море. Всем не поможешь, а уж нашему парню и подавно. Он уже мертв, и сам это знает, - Джон кивает, отыскивая в справочнике телефон ближайшего хосписа. – Куда как благороднее было дать ему умереть. Он сам выбрал такой финал, нужно уважать волю умирающего…

Джон резко поднимает руку, призывая Гарольда к молчанию.

- Воля умирающего – результат помешательства от боли, - излишне резко говорит он, как бы споря с самим собой, поскольку некоторые из крамольных высказываний Гарольда приходили в голову и ему, - мы не можем лишить его последнего шанса на выздоровление.

- В хосписе? – Гарольд насмешливо приподнимает бровь. – Это место где умирают, а не выздоравливают.

- Всегда есть время для чуда, - бурчит Джон, снимая трубку телефонного аппарата.

- И это говорит врач, - качает Гарольд головой. – Кстати, а с кем ты вчера разговаривал после работы? Длинный такой парень в пальто…

Джон открывает и закрывает рот, не в силах рассказать ему о Шерлоке, это кажется слишком личным. В нем поднимается волна неприязни к Гарольду с его безупречной и жестокой логикой, с его ироничным отношением к серьезным вещам, с его самодовольством. Поэтому Джон просто набирает номер и прикладывает палец к губам, призывая к молчанию. Гарольд еще некоторое время ждет продолжения разговора, но, видя, что Джон не намерен дискутировать, пожимает плечами и уходит. А Джон ввязывается в длительные и утомительные переговоры с хосписом и чиновниками от медицины. К концу дня Джону все же удается выбить для их пациента место в одном из хосписов Лондона. Пока договоренность в силе, Джон, не мешкая, готовит парня к транспортировке, выпрашивает у начальства машину и просит сопровождающих. В итоге Джону приходится ехать самому. Пациент беспокоен и нервозен, а Джон устал и издергался. За сегодняшний день он не принял ни одного пациента, но чувствует себя половой тряпкой, которой вымыли пол в свинарнике, а потом отжали и выбросили на помойку. Хочется себя пожалеть, однако сначала нужно устроить пациента. Джон долго ждет в приемной начальство хосписа, потом опять начинаются длительные телефонные переговоры, и лишь после этого парня забирает молоденькая санитарка. Джон желает ему выздоровления, не глядя в глаза, и смотрит вслед на сгорбленную худую спину, которая внезапно вызывает в нем воспоминание о Шерлоке. Затем Джон еще некоторое время проводит в кабинете руководства хосписа, утрясая последние формальности, и только после этого уходит. Джону хочется домой, его рабочий день уже закончен. Он даже хочет попросить шофера довезти его до дома, но передумывает. Нужно отчитаться о результатах поездки перед своим руководством, и потом он оставил на работе сумку с ключами от квартиры.

Когда Джон ждет машину, подставив лицо холодному ветру, его окликает приятель по университету Генри. Генри был глуповатым, но старательным студентом, с которым Джон пересекался в общей компании. После выпуска их курса, Джон практически ничего о нем не слышал. Сейчас Джон с удивлением разглядывает новенькую военную форму, отмечая светящиеся маниакальным блеском глаза и вибрирующий от восторга голос старого приятеля. Генри, едва не расцеловавшись с Джоном, что вводит последнего в некоторый эмоциональный ступор, начинает рассказывать о том, как завтра улетает в Афганистан, и сюда пришел попрощаться с умирающей теткой. Джон все не может взять в толк, отчего умирающая тетка и Афганистан вызывают в нем такой неуместный восторг, но Генри и не думает скрывать то, что у него накопилось на душе. Он вываливает на Джона массу информации о своих не очень удачных опытах работы в нескольких лондонских больницах, о надоедливых пациентах и скучных коллегах, о том, что армия стала для него способом со всем этим покончить, о надеждах на подвиги и приключения. Джон слушает Генри, не перебивая, отмечая про себя, что за последнее время тема армии и войны всплывает в разговоре с ним уже второй раз, удивляется инфантильности великовозрастного приятеля и мечтает о машине. Ему не хочется продолжать разговор, Джон морально к этому не готов. Спасительный служебный автомобиль наконец подъезжает к крыльцу, и Джон торопливо прощается с Генри, желая тому доброго пути и легкой службы.