Противостояние - Страница 86

Впрочем, возможно, так и было?

Добравшись до источника, женщины немного отдышались, а затем спустились к маленькой деревянной часовенке. Сколоченная из толстых досок дверь натужно скрипнула. Ангелина Ивановна остановилась перед иконостасом, зажгла принесенную свечу и, перекрестившись, начала сосредоточенно молиться. Мила позабыла, где находится. Из мягкого полумрака на нее смотрели дивные глаза Богородицы, возвращавшие сердцу потерянную надежду. Непередаваемый, тонкий аромат разлился по часовне.

Паломницы застыли в изумлении.

— Это чудо, — Ангелина Ивановна оглянулась на женщин, — не знаю, ради кого. Наверное, ради всех, находящихся здесь и сейчас. — Она благоговейно перекрестилась и встала на колени. — Благодарим тебя, Пресвятая Дева!

Дверь вновь скрипнула, зазвучали чужие голоса. Аромат исчез столь же внезапно, как и появился.

Ночью, накануне отъезда, Миле приснилась дача с великим множеством распустившихся цветов: прекрасных, невиданных, посаженных Великим Садовником.

«…Подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то». [90]

Прошел год. На Сретение Господне Мила приехала в свой сельский храм. Она не могла объяснить, отчего ее непреодолимо тянуло туда. Участие в Литургии из обременительной необходимости превратилось, с некоторых пор, в душевную потребность, сделалось неиссякаемым источником радости, утешения.

Служба давно закончилась, а она все еще медлила уходить, потрясенная осознанием своей испорченности грехом. Даже то доброе, что исходило от нее, было отравлено тщеславным ожиданием похвалы или неизбежным самодовольством. Каждый раз бескорыстие оборачивалось корыстью!

— Всей оставшейся жизни… — начала Мила и замолкла от бессилия слов, неспособных передать боль души. Горячие слезы заливали лицо. — Господи, мне ли осуждать?! Мне ли обижаться?! Господи, помилуй меня! — Огонь раскаяния превращал в пепел прежние мысли и желания, рождая новое, неведомое ранее, чувство жалости к своей обидчице. — На что потрачена жизнь?.. — с горьким недоумением проговорила она. — Бедная, бедная женщина…

С тех пор многое изменилось…

Машина летела вперед, рассекая черным блестящим корпусом весенний воздух, который свежей волной ударялся в подставленное ему навстречу радостное лицо Милы. Он трепал ее волосы, шумел в ушах, перехватывал дыхание рвущимся в легкие ветром, кружил голову терпким ароматом разгоряченной майским солнцем зелени, и все это женщине необычайно нравилось. Колеса с мягким шуршанием проглатывали километры дороги, мимо проносились, похожие на пышные наряды невест, белоснежные сады в изумрудном окружении.

Для Милы весна означала нечто неизмеримо большее, чем просто время года. Поэтому часть отпуска она предпочитала брать именно в мае.

При въезде в село их встретил радостный колокольный перезвон.

Лицо женщины озарилось светлой улыбкой.

— Надо же, словно нас встречают!

— Хочешь заглянуть в храм? — предложил Андрей, явно намереваясь угодить жене.

— А как ты догадался? — она благодарно взглянула на мужа.

— Я же тебя люблю! Так пойдешь? — еще раз спросил он.

— Конечно! Я ненадолго, только поздороваюсь с батюшкой Стахием.

— От меня привет передавай.

— Может, вместе?

— Как-нибудь в другой раз.

В понедельник муж, собираясь на работу, пообещал, что к выходным вывезет на дачу всю домашнюю живность.

— Вот если бы ты еще Василису прихватил!

От Андрея не укрылся грустный вздох жены.

— Кстати, она вроде собиралась!

— Правда?! — обрадовалась Мила. — А мне почему-то ничего не сказала!

— Наверное, хочет сделать сюрприз.

— Знаешь, иногда я так скучаю по прошлому, когда Лиса была еще маленькой и мы вместе ездили на дачу…

— Помнишь, по дороге мы покупали вкусные чебуреки?

— И останавливались, специально, у леса, чтобы их съесть, — продолжила с улыбкой Мила, — конечно, помню.

— Время, к сожалению, невозможно повернуть вспять! Через год наша дочь окончит институт и станет совсем взрослой, самостоятельной девушкой!

— Кажется, недавно туда поступала!

— Постараюсь в пятницу уйти с работы пораньше, — пообещал жене Андрей и торопливо поцеловал на прощание. — Ты тут без меня не скучай, буду звонить. И дом, пожалуйста, по вечерам не забывай запирать!

— Слушаюсь, мой генерал! — Мила шутливо «взяла под козырек».

— Нет, я серьезно! Обещай, а то я буду волноваться!

— Андрей, я уже давно не маленькая девочка!

— И все же…

— Не волнуйся, буду запирать. Поезжай, иначе опоздаешь!

Оставшись одна, она собралась, как всегда после зимы, устроить в доме генеральную уборку. Но, прежде чем к ней приступить, Мила достала с чердака сундучок и, усевшись на диван, задумчиво поставила его рядом с собой. Вид знакомого серебряного футляра всколыхнул прежние сомнения: «Вдруг похитителям, несмотря ни на что, удастся сделать книгу видимой? Лучше, спрятать ее где-нибудь в саду, так будет надежней. У калины, например. Вряд ли кому-то придет в голову там искать. А если кто-нибудь случайно увидит, как я закапываю? Нужно дождаться ночи».

День, заполненный длинной вереницей утомительных дел, наконец подошел к концу. В изнеможении, Мила добрела до кухни и включила свет. Часы показывали десять. Быстро покончив с чаем и бутербродами, она прилегла на диван и сама не заметила, как задремала. Ей снился залитый солнцем двор и сказочно-прекрасная, большая птица на крыше своего дома. «Жаль, что, кроме меня, никто не видит такую красоту!» — подумала Мила. Волшебная гостья спустилась на землю и направилась к калитке. Остановившись, она оглянулась на женщину, приглашая следовать за собой. Указывая дорогу, птица долетела до старой сосны, растущей у святого источника, уселась у самых ее корней и принялась клювом снимать дерн, то и дело посматривая на изумленную Милу…

Очнувшись, женщина нащупала в темноте кнопку ночника и взглянула на часы.

— Чуть не проспала! — с досадой на себя воскликнула Мила и поспешно поднялась с дивана. Прежний план уже не казался столь безупречным. Заварив крепкий чай, она уселась на кухне, ломая голову над тем, что бы мог означать странный сон. «Птица будто показывала, где спрятать книгу, — размышляла Мила, — а что, если так и поступить? Интересно, как отнесется к моей просьбе батюшка Стахий?»

Дорога до храма, в сопровождении затейливых соловьиных трелей и первых, робких лучей солнца, тепло которых уносил свежий ветерок, показалась приятной и необременительной. На южной стороне церковного двора, среди веселых тюльпанов и нежных капризных нарциссов, распускались изысканно-причудливые бархатистые ирисы. Мила остановилась, чтобы полюбоваться свежими цветами в каплях утренней росы. Волнение отступило. Женщина подошла к зарослям белого шиповника и дотронулась до прохладных тугих бутонов, готовых вскоре раскрыться. «Нет, она никогда не осмелится обратиться с такой просьбой к батюшке! Зачем обманывать саму себя? Нужно возвращаться домой, пока не поздно». Собственные мысли показались отвратительными.

— Трусиха, — с презрением прошептала Мила.

— Скажи на милость, что ты там делаешь?

Растерявшись, женщина отступила за живую изгородь.

Настоятель, ласково улыбаясь, посмотрел на кусты и покачал головой.

Мила вышла из своего укрытия.

— Здравствуйте, батюшка.

— И ты здравствуй, Милочка. А почему у тебя такой расстроенный вид? Бледная, под глазами круги. Ты ночью спала?

— Немного.

— Неужели тебе настолько не терпится посмотреть на икону?

— Какую икону?

— Значит, ты здесь по другой причине?

— Батюшка, простите, лучше мне этого не говорить!

— Видимо, дело серьезное. Наверное, оно связано с той злополучной книгой?