Просвещенное время - Страница 4
Прихвоснев (огорченным голосом). Слышал это я, ветреница этакая! Кто им нынче в душу влезет! Горевать вам, впрочем, много нечего, по пословице: "Было бы болото, а черти будут!"
Дарьялов (усмехаясь). Значит, много этих чертенят?
Прихвоснев. Много... В один мой увеселительный сад сколько их ездит! Вот даже теперь со мной несколько фотографических карточек имею, выпросил у некоторых, будто на память себе! Хотите полюбопытствовать?
Дарьялов. Кажите!
Прихвоснев вынимает из кармана несколько
фотографических карточек и подает Дарьялову.
Дарьялов (рассматривая их). Это кто такая, например?
Прихвоснев (с гордостью). Горничная одна.
Дарьялов (внимательно всматриваясь в карточку). Прелесть что такое!
Прихвоснев. Да-с; лучше, пожалуй, другой благородной.
Дарьялов (продолжая рассматривать карточки). А эта толстогубая?.. Точно негритянка какая.
Прихвоснев. Толстогубая эта - дочка статского советника.
Дарьялов. Уж и дочка статского советника. Врет ведь как!
Прихвоснев. Верно, так-с.
Дарьялов. Но это что еще за госпожа? Красками даже себя расписала. Не молодая уж, видно! И набеленная, должно быть, нарумяненная?
Прихвоснев. Это есть немножко! Подрисовывается! Жена тут одного богатого купца, и женщина, надо полагать, этакая стыдливая, самолюбивая: в сад ко мне ездила по вечерам с одним господином, часу уж в двенадцатом, и то под вуалью.
Дарьялов. Да на кой черт ей сад ваш понадобился?
Прихвоснев. Дома, вероятно, строгонько! Если она с кем очень амурничать начнет, так муж может заметить. А он действительно, как я слышал, человек дерзкий этакий на руку! Пожалуй, ей и амуру ее шею за то намылит, а ведь у меня в саду все шито и крыто! Умерло тут!
Дарьялов (возвращая ему карточки). Что уж про вас и говорить! Благодетель вы человечества. (Звонит в колокольчик.)
На звонок этот является секретарь, молодой еще человек, крайне мизерной наружности, с глуповатым лицом, но тоже во фраке, белом галстуке и белом жилете.
Дарьялов (ему). Там собрались акционеры. Опросите их имена и фамилии... Внесите все это в список акционеров и против каждого из них отметьте, что акции были ими представляемы, а также запишите и нашего кучера - у него очень приличная физиономия, - а потом всех их введете сюда и посадите в задние ряды.
Секретарь. Хорошо-c! (Уходит.)
Дарьялов и Прихвоснев.
Прихвоснев. Вы нам, Ираклий Семеныч, все-таки маленькую программку дайте, что нам делать, а то мы, чего доброго, собьемся с ролей своих.
Дарьялов. Делать только то, чтобы прошли и были утверждены некоторые мои предложения! Значит, как я сделаю какое-либо заявление и скажу, что кто с этим согласен, пусть тот встает, - так вы сейчас все и вставайте!
Прихвоснев (качая головой). Понимаю-с, понимаю!
Дарьялов. А потом, если что нужно будет сказать за меня и в мою пользу, вы вставайте и скажите.
Прихвоснев. Это уж конечно! Непременно! Партия поэтому против вас довольно сильная есть?
Дарьялов (даже восклицая). Огромная! Как тигры разъяренные, так и рычат на меня!
Прихвоснев (тоже с одушевлением). Но из кого ж она может состоять? Кто коновод у них?
Дарьялов. Да вот в первую голову этот Абдулка-татарин. Муллу, говорят, какого-то киргизского выписал с доносом на меня.
Прихвоснев. Ах, он, мыло казанское!
Дарьялов. Да, каково это мыло-то казанское! Поддул также и этого армяшку Безхова-Муритского; тот вчера еще заходил и записался с двумя какими-то дураками, на людей даже непохожи, точно черкесы какие!
Прихвоснев (с удивлением). Поди ты, черкесы даже!
Дарьялов. Разумеется, какие-нибудь приятели его, которым он надавал своих акций; но все эти господа мне, черт их дери, мерзавцы они были, мерзавцами и останутся, но кто меня удивил и, как говорится, ранил меня в душу, так это друг мой и товарищ Эмилька Гайер. Сам, каналья, участвовал в составлении проекта, я ему за то из собственных рук десять тысяч заплатил, а он меня из благодарности припереть к стене теперь хочет!
Прихвоснев (как бы с чувством даже). Но за что же так именно?
Дарьялов. Вот зачем дела компании расстроились. А чем я тут виноват? Пошли такие несчастья. Кто же с богом может бороться?
Прихвоснев (разводя руками). Иаков поборолся с ним, и тот хром вышел!
Дарьялов (подтверждая). И тот вышел хром! Вообще, я вам скажу, все эти восточные человеки да немцы у нас - просто житья с ними нет! Вон русские у меня. Сколько их ни есть акционеров... все молчат, а эти господа, если где грош их затронут, так живого загрызут.
Прихвоснев. Действительно, жадный народ и, главное, дерзкий этакий, дикий, неблагодарный!
Входит секретарь и за ним акционеры, несколько артельщиков, три чиновника и кучер Дарьялова.
Секретарь (им). Вы в задних рядах потрудитесь поместиться.
Те несколько робко и неумело садятся.
Дарьялов (Прихвосневу). И им тоже надо рассказать, что они должны делать?
Прихвоснев. Да-с, не мешает немножко растолковать.
Дарьялов (довольно гордо обращаясь к акционерам). Вас, собственно, господа, я прошу не вмешиваться в прения и разговоры, которые тут будут происходить, так как дело это для вас совершенно чуждое; но будет говорить господин Прихвоснев, с которым вы и должны безусловно соглашаться; поэтому, как только я пущу вопрос на голоса и спрошу: "Кто согласен с господином Прихвосневым, тот встает!", - так вы сейчас и вставайте, а когда я буду голосовать мнения других, то вы сидите!
Один из чиновников. Знаем-с эти порядки! Не в первый раз, я даже на прошлой неделе в двух собраниях был! Не ошибемся!
Дарьялов. Пожалуйста! (Прихвосневу.) Потрудитесь им теперь же раздать следующие деньги.
Прихвоснев (как бы несколько уже и обиженным голосом). Раздам-с, не задержу! (Начинает раздавать.)
Один из артельщиков (Прихвосневу). За что ж, Петр Петрович, нам меньше супротив других? Одно, кажись, станем делать дело!
Прихвоснев. А что ты, чиновник или мужик?
Тот же артельщик. Что ж, что мужик! Мужик разве не человек?
Прихвоснев. То-то, говорят, маленько из другого теста состряпан.
В это время секретарь подходит к Дарьялову
и что-то негромко докладывает ему.
Дарьялов (ему). Хорошо, позовите, я переговорю с ним.
Секретарь кивает головой,
в дверях показывается хожалый.
Xожалый (громким и диким голосом). Здравья желаем, ваше высокородие!..
Дарьялов. Подойди сюда ко мне поближе, любезный.
Xожалый подходит.
Дарьялов. Тут у меня будут пускать акционеров по билетам; не всякий же, понимаешь, может лезть сюда.
Xожалый. Слушаю-с, ваше высокородие!
Дарьялов. Ну, если кто там будет без билета силой врываться и его станут не пускать, надеюсь, что ты, по обязанности твоей службы, посодействуешь.
Хожалый. Зачем, ваше высокородие, пущать без билетов! Без билетов пущать никуда не велено.
Дарьялов. Потом здесь, собственно, в зале, если выйдет какое замешательство и я вынужден буду позвать тебя - постоять около себя, - ты, сделай милость, не откажись, постой.
Хожалый. Слушаю-с, ваше высокородие!
Дарьялов. Мало ли таких негодяев, которые могут поднять шум, гам...
Хожалый. Шуметь нельзя, ваше высокородие! Нам и начальство приказывает: не позволять шуметь на улице даже, не то что в комнатах.
Дарьялов. Еще бы позволять! Ты поэтому в дверях вот тут и встань, повыставившись немного, так, чтоб я тебя видел.
Хожалый. Стану, ваше высокородие! (Уходит и становится, как ему приказано.)
Дарьялов (секретарю). Позовите Софью Михайловну, что она там сидит, и Аматурова тоже! Скажите им, что собрание сейчас откроется.