Просто первая любовь (СИ) - Страница 1

========== Глава 1 ==========

Я родился мертвым. Да, все началось именно с этого факта моего рождения. Выскользнув из чрева своей измученной матери, я не закричал, как все нормальные дети, а наоборот, не подавал никаких признаков жизни и бездыханным трупиком висел в руках акушерки, которая держала меня за ножки и трясла, тщетно хлопая по попке.

— Сделайте же что-нибудь! — в отчаянии вскричала моя бедная мать, из последних сил приподнявшись на подушках.

Изнуренная восемнадцати часовыми родами, она не могла поверить, что все это зря, и ребенок, ее желанный первенец, родился мертвым. Отец, который присутствовал тут же, выхватил мое тельце из рук акушерки, пальцем открыл мне рот и с помощью трубки отсосал у меня из горла какую-то слизь, после чего я не заплакал, а тихо запищал, и жизнь ко мне вернулась. Эту душераздирающую историю мне постоянно рассказывала по вечерам наша кухарка Мария.

Еще есть и другая, не менее интересная байка. Когда мне было два месяца, я умер во сне в своей кроватке. Матушка, оберегающая меня днем и ночью, издала такой истошный и душераздирающий крик, что разбудила весь дом. Мой отец, кстати, единственный доктор во всей нашей округе, убедившись, что чадо его не подает никаких признаков жизни, проявил невиданную изобретательность. Была зима, он открыл окно нашей душной детской и прямо голого швырнул меня в сугроб. И тут, по рассказам очевидцев, я заорал так, что в соседней деревне отозвались собаки. С той поры мне наняли няню, и они вместе с мамой, поочередно, несли круглосуточную вахту у моей кроватки, каждую минуту убеждаясь в том, что я жив и относительно здоров.

Относительно, это потому, что абсолютно здоровым я никогда не был. Сопли текли у меня круглый год, и я постоянно покашливал именно тем сухим кашлем, который часто бывает симптомом чахотки. Кроме того, у меня аллергия на все известные фрукты, ягоды, а так же на молоко, мед, сахар, и все остальное, что считается вкусным.

Меню мое, все эти годы, оставалось неизменным и включало в себя: несладкую кашу на воде, хлеб, овощной суп, кусочек вареного мяса, чай и отвар шиповника. Стоило мне украсть и съесть что-то не из упомянутого списка, как лицо мое раздувалось, глаза превращались в узенькие щелки, в горле противно щекотало, и я начинал кашлять, но уже не как чахоточный, а как астматик. Или же тело мое покрывалось сыпью, и я чесался до крови.

До двенадцати лет я переболел всеми известными отцу болезнями и стал главным его пациентом. Любая хворь цеплялась ко мне, даже если эпидемия возникала в десяти километрах от нашего дома. Кроме заразных болячек со мной хватало забот. Стоило мне показаться на солнце, как я мгновенно обгорал, и кожа потом слезала с меня лохмотьями, оголяя мясо. Я простывал от малейшего ветерка. Еще я был ужасно неловким, мог оступиться на ровном месте и разбить себе колено, ранка потом непременно начинала гноиться, и проходило несколько недель, прежде, чем она заживала. У меня всегда все валилось из рук, я сто раз обливался кипятком, падал с лестниц, ячмень был моим постоянным спутником, то на одном глазу, то на другом.

Каждое мое утро начиналось с того, что меня, еще сонного, в постели, осматривал отец. Это важный, седой, преклонных лет, человек, властный, даже деспотичный, немногословный и безукоризненно культурный. Во время осмотра моя няня, горничная и кухарка стояли перед ним в ряд, а мама, стоя во главе этой шеренги, держала в руках блокнот, чтобы записать все назначения и ничего не перепутать. Отец осматривал мою кожу, проверял, как сгибаются суставы, простукивал и прослушивал грудную клетку и обязательно залезал мне в горло позолоченной ложечкой. После этого меня, как правило, рвало слизью. Отец хмуро созерцал это и мрачно изрекал:

— Опять чем-то не тем накормили? И мне не нравится его горло, оно снова красное. Сделайте ему две горячие припарки на грудь, одну днем, а вторую на ночь. Еще следите, чтобы он опять не напился холодной воды. И пусть сидит сегодня дома, на улице прохладно.

То есть мне нельзя было даже выйти на крыльцо и прогуляться до ограды! Опять комната, книги, кухня. Я вздохнул. Спорить с отцом было бесполезно, он никогда меня не слушал, да и, сомневаюсь, слышал ли вообще.

Но в один прекрасный день все изменилось. Как-то мои родители поссорились. Это было редкое явление, обычно они просто не разговаривали друг с другом, разве что только по поводу моего здоровья или же по вопросам каких-то домашних дел. А тут вдруг закрылись у отца в кабинете, отец кричал, мама плакала и, как будто, оправдывалась.

Вскоре я забыл про этот странный инцидент, но, подслушивая разговоры прислуги, узнал, что моя мама в положении! Я долго думал, что бы могло означать это странное слово, и в каком она таком положении, но потом разговорчивая кухарка объяснила мне, что в нашей семье теперь ожидалось прибавление. Это означало, что мама родит братика или сестричку.

Это важное событие прошло мимо меня. Как-то вечером я уснул, а когда утром проснулся, сияющая кухарка объявила мне, что на нас свалилось невиданное счастье. Родились сразу два маленьких мальчика.

Братики мои на меня не походили. Это были два жирных бутуза, они лежали в кроватке, пронзительно орали и мощно лупили друг друга ногами. Мама моя была, конечно, довольна, но очень ослабла после тяжелой беременности и длительных родов.

С того дня жизнь моя сильно изменилась. Весь сложившийся за долгие годы уклад в доме был нарушен. И матушка, и няня, и горничная, да и сам отец занимались теперь моими братьями, и не потому, что они были больные. Напротив, они были просто здоровяки, но с ними было слишком много хлопот.

Уже к двум годам они носились по всему дому, подсаживали друг друга, чтобы открывать двери или воровать из буфета сладости, выбегали на улицу, бросали камни в колодец, ели землю, в общем крушили все на своем пути, тянули, что плохо лежало, и шкодили, как могли.

Здоровье моей мамы так полностью и не восстановилось. В основном, она находилась если не в детской, то в своей спальне, за библией или вязанием, а няня и горничная, в вечной погоне за близнецами, напрочь обо мне позабыли.

Отца почти никогда не было дома, он постоянно объезжал всех больных в окрестных деревнях. Он отправлялся рано утром, а возвращался ближе к ночи.

А я… Получил неожиданную свободу! Я вдруг понял, что если напился холодной воды, съел запретную конфету или вышел погулять на крыльцо без теплого шарфа и вязанного пледа, то этого просто никто не замечал! Итак, когда мне уже исполнилось пятнадцать, наступила лучшая пора моей жизни.

Да, кстати, немного о себе. Меня зовут Эмиль. Насчет внешности… Даже не знаю, как себя описать. Я невысокий и тощий. Волосы мои белесые, жиденькие и слегка вьющиеся, глаза серые и немного выпуклые. И еще я очень бледный.

Вечера я по-прежнему проводил на кухне, у теплой печки, с книгой в руках, слушая бесконечные байки нашей кухарки Марии. А днем, сразу после занятий с приходящим учителем, был полностью предоставлен сам себе.

Однажды меня осенила одна мысль, которая заставила широко распахнуть глаза и резко сесть в кровати среди ночи.

А не пойти ли мне в сельскую школу? Не прогонят же! Я сын врача, которого все знали и уважали, и директор школы был знаком со мной лично, поскольку не раз бывал у нас в гостях. Если же необходимо заплатить за учебу, то без проблем. Денежки у меня были, лежали в сундучке, под кроватью. Много раз, на дни рождения и рождество, родители дарили мне золотые монетки, но я их никуда не тратил, так как случая не было.

Мне ужасно захотелось дойти до школы и хоть в класс заглянуть, посмотреть, как учатся другие дети! Мне пятнадцать лет, и я лишь пару раз выходил за ограду нашего дома, и то потом по целой неделе лежал в кровати, так как один раз упал в крапиву, а второй раз меня лягнула лошадь, к которой я имел неосторожность приблизиться из безобидного любопытства. После этого мне было строжайше запрещено покидать пределы нашей усадьбы.

Я знал, что школа располагалась сравнительно недалеко, за пять километров отсюда. Идти нужно было прямо, по большой дороге, никуда не сворачивая.