Просто мы разучились прощать (СИ) - Страница 3
А в коридоре, уткнувшись носом в Лёкино плечо, ревела взахлеб Ксюха.
– Ксюш, ну прекрати… Ксюш… Ну это же сразу было понятно… Ну они же уже целый год встречаются… Ксюш…
– Он говорил… Что это несерьезно… Что он её не любит… Он говорил, вернется…
– Ксюха, блин!, – Лёка ощутимо встряхнула ревущую девушку и уставилась в опухшие от горя глаза, – А ну прекращай! Ни один человек не стоит того, чтобы из-за него так убиваться. Ушел Веталь – и скатертью дорога. Вон их, таких Виталиков, полунивера ходит.
– Ты не понимаешь!, – рыдания усилились, Ксюша опустилась на пол и присела на корточки, утягивая за собой Лёку, – Он самый лучший… Таких больше нету…
– Ну да, конечно. Ксюх, послушай меня – еще раз говорю – таких как он полунивера. А ты такая одна. Ты на себя посмотри просто – такая девушка красивая. Добрая. Нежная. Да лю-бой будет рад с тобой рядом просто быть.
– Правда?, – всхлипнула Ксюша.
– Конечно! Ты очень красивая. И волосы у тебя светлые-светлые, как тонкая паутинка… И глаза такие, что хочется смотреть, не отрываясь… Ты на лебедя похожа… Белого, статного лебедя…, – Лёка говорила, не задумываясь и пропустила момент, когда рыдания стихли, и руки обвили плечи, и губы вдруг оказались в опасной близости от губ…
– Ксюха… Ты чего? С ума сошла?
Но не остановить уже ласковых рук и поцелуев, пропитанных слезами… И нет сил сопротивляться, и Лёкины ладони уже расстегивают рубашку, касаясь горячего тела, и только тихие стоны слышны в темноте коридора…
Постепенно всё встало на свои места. Закончилось лето, листья на деревьях окрасились в охровый цвет и азовский залив привычно зацвел зеленым цветом и резким осенним запахом.
Исчезли последние редкие курортники с Солнечного пляжа, прибрежные ларьки и кафешки закрылись наспех приколоченными на окна досками и только горожан и студентов можно было встретить на каменной лестнице и у уставших за лето огромных солнечных часов.
Женька была счастлива. Она всегда любила тихую и спокойную осень. И – больше все-го – осенний Таганрог. Даже по сравнению с полузабытым родным Пятигорском, Таганрог как-то быстро стал для неё роднее и ближе. Еще на первом курсе она полюбила лавочки вдоль набережной, на которых так весело было сидеть со свежим батоном и пакетом молока. Полюбила тесные старые улочки, наполненные историей – почти на каждом доме блестела табличка, рассказывающая о том, кто жил здесь много лет назад. Полюбила трамвайные рельсы, пролегающие почти на каждой улице, студгородок, веселые компании студентов, с извечным пивом в руках гуляющих на октябрьской площади. Всё это было очень родным и своим. Как будто вечным.
И люди вокруг как будто заразились Женькиным настроением – исчезли из компании ссоры, недомолвки. Ксюха успокоилась, забыла Виталика и полностью отдалась новому чувству. Ни на шаг не отходила от Лёки – держала за руку, заглядывала в глаза и по-детски радовалась малейшей ласке, малейшему знаку внимания.
Женя была поражена. Но сумела спрятать своё удивление и лишь однажды спросила Лёку – «зачем?». «А почему бы и нет?», – был ответ и этим закончились все расспросы.
Алла была занята разгорающимся романом с молодым лаборантом кафедры физики и восприняла новую пару как нечто само собой разумеющееся и даже вопросов задавать не стала. Виталик же если и был удивлен, то никак этого не показал. Но начал гораздо спокойнее и с большим уважением относиться ко всем девчонкам вокруг себя.
Они всегда были вместе: Виталик, Женька, Лёка и Ксюха. После лекций вчетвером гуляли по Таганрогу, собирали опавшие листья для букетов, пили пиво и джин-тоник на набережной. Иногда вдруг собирались и уезжали на электричке в Ростов или автостопом в Новошахтинск. Уходили в долгие лесные походы, пугая редких дачников торчащими из рюкзаков самодельными мечами и секирами. Долго, до одури, тренировались, отрабатывая новые удары и движения.
Ксюха и Женька готовили еду, глядя как Виталик и Лёка, размахивая тяжеленными мечами, сходятся в шутливых поединках.
А потом все вместе сидели у костра, пили кирпичного цвета чай. Лёка что-то наигрывала на гитаре, пела хрипловатым голосом незнакомые песни – тихие, грустные. Виталик с Женькой целовались. Ксюха, как всегда, сидела, прижавшись к Лёкиной спине, и думала о чём-то своем…
И было во всем этом что-то домашнее, постоянное. И в институте, выходя из аудитории, Женька и Ксюха знали, что в коридоре на окне обязательно увидят Лёку, замучившуюся ждать. И все вместе они пойдут за Виталиком, забросят в общагу сумки и отправятся куда-нибудь, где в лицо дышит свежий ветер и где поёт в душе осеннее счастье.
И лишь однажды распалась ставшая привычной компания. Оксана уехала в Ростов, к родителям и забрала с собой Лёку.
Виталик обрадовался. Целый день планировал, как они с Женькой проведут вечер. Приволок бутылку вина, коробку конфет и кассету «Чижа». А часов в восемь запер комнату и включил настольную лампу.
– Всё, никаких гостей. Только ты и я!
Красное вино мирно плескалось в любимой Женькиной чашке с носиком, звучала музыка и всё было, вроде бы, обычно, и в то же время как-то не так.
Странно было сидеть на кровати с Виталиком, и не видеть рядом Лёку. Странно было смотреть на пустую Алкину кровать. Странно было пить вино из кружки. Странно было отвечать на неумелые Виталиковы нежности. А, может, и не странно. Может, просто понимала Женька, что ЭТО если и произойдет, то сегодня – и боялась? Кто знает…
– Ты любишь меня?, – голос Виталика прорвался сквозь звуки «Чижа» и защекотал Жене ухо.
– Люблю, – прошептала она, счастливо вздохнув.
– И я тебя люблю…
Женя на секунду закрыла глаза и – решилась. Осторожно прилегла на кровать. Сердце билось как бешеное. Несколько секунд Виталик смотрел на неё, а потом спросил:
– Ты уверена?
– Да.
Она вовсе не была ни в чём уверена, но понимала, что – пора… Всё-таки девятнадцать лет уже, да и встречаются они давно.
За этими думками Женька не заметила, как Виталик выключил свет и начал раздеваться.
– Странно… Неужели мне тоже… самой?…
– Иди ко мне, солнышко, – прошептал и, притянув Женю к себе, начал целовать, пытаясь освободить её от одежды. Но это выходило неловко и совсем не так, как Женька себе представляла…
Они тяжело дышали, сталкивались руками в попытках прикоснуться друг к другу, и, наконец, Виталик уложил девушку на спину и прилег рядом. Коснулся груди, поцеловал. И начал потихоньку устраиваться сверху.
– Подожди… Виталь…, – Женьке неожиданно стало страшно и как-то неприятно, что всё это происходит вот так сумбурно, быстро.
– Я не могу ждать… Ты меня с ума сводишь…, – шептал несвязные слова, пытаясь улечься поудобнее…
– Подожди… Ты… Чтобы безопасно…
– Чёрт!
Виталик соскочил с кровати и рванулся к брюкам. Дрожащими руками вынул из кармана презерватив и сосредоточенно начал его натягивать, торопясь и явно нервничая. Он не смотрел на Женьку и не увидел, как из её глаз тонким ручейком потекли слезы…
– Всё!, – парень снова забрался на кровать и, быстро поцеловав, сильными руками раздвинул сжатые ноги, – Не бойся, я надел. Всё будет в порядке.
Толчок… Женя стиснула зубы и обняла Виталика за шею. Всё её тело сопротивлялось этому проникновению, и девушка мучительно боялась закричать. Было больно и как-то… никак. Она терпела, впиваясь в плечи парня, а тот двигался, пытаясь пробиться глубже.
– Любимая…, – зашептал, – Расслабься… Я не могу войти…
Женька не отвечала… Уткнулась лбом в его плечо и изо всех старалась терпеть. И лишь когда Виталик отодвинулся, обрадовалась, что всё кончилось… А он погладил её бедра и прошептал:
– Не получается… Перевернись на живот, может, так получится.
– Нет!, – всё-таки вырвалось, не смогла удержать крик, – Не буду!
– Ладно…, – Виталик снова забрался на неё и начал двигаться. А в Женькиной голове проносилось: «Раз-раз, раз-раз… ну когда… раз-раз… всё это кончится… раз-раз…». Некстати вспомнилась жалоба Кристинки, что у них с Ромиком всё происходит слишком быстро… Раз-раз… Раз-раз… Господи, ну когда же?