Просто молчи (СИ) - Страница 22
- Да уж, надо будет и вправду все здесь отмыть, – тихо говорит парень, обводя глазами прихожую.
- Ага. Не разувайся пока – тут, пожалуй, не чище, чем на улице, – ухмыляюсь я, кивнув на черно-серый пол.
Решительно прохожу дальше. С двух сторон – жилые комнаты: зал и столовая-гостиная. В спальне – огромная кровать, два кресла, камин и большой книжный шкаф на всю стену в несколько ярусов. На полу – ковер, который, думаю, придется очень долго выбивать. Сразу за проходом стоит шкаф, в котором бабушка хранила все свои немногочисленные вещи. В гостиной мебели больше: диван, который перестал раскладываться, когда я, будучи тринадцатилетним, плюхнулся на него с разбегу, письменный стол, заваленный документами и письмами, которые мы с Машей так и не разобрали, большое кресло, еще один вещевой шкаф и пианино. Собственно, с пианино и стоило начать, так как оно занимало площадь гораздо большую, чем центральный диван. Белое, впоследствии расписанное самой бабушкой, даже под слоем пыли оно выглядело очень красиво. Маша играла на нем, когда семья собиралась здесь на такие праздники, как рождество или чей-то день рождения.
Большое старое окно в центре стены освещало гостиную мягким светом, приглушенным еще и кронами могучих деревьев, которые тихо шумели листвой снаружи. Вообще этот дом навевал какую-то полудрему и странную неконтролируемую тоску. Все здесь было настолько старым и забытым, таким печальным, что ты так или иначе чувствовал себя чужим.
- Какое красивое пианино… - восторженно прошептал Костя, проходя в гостиную следом за мной.
И правда… От самых ножек инструмента вились длинные стебли роз, покрытые шипами, а сами цветы распускались на крышке, «роняя» случайные лепестки на черно-белые клавиши.
- А ты играешь? – удивленно посмотрел на парня я.
Костя осторожно, будто боясь сломать, провел пальцем по расписанной поверхности инструмента, громко выдохнув. За окном подул резкий ветер, отдавшийся неким свистом в маленьких оконных трещинках, делая комнатную атмосферу еще более гнетущей.
- Да, я учился шесть лет, а когда остался седьмой – не выдержал и бросил. Так обидно было потом, что не смог вытерпеть всего год, – парень резко отдернул от инструмента руку, быстро стряхнув с пальцев пыль.
- Понятно, – промычал я. – Слушай, пойди забери свою сумку с мотоцикла, а то еще случится что-нибудь.
- Ага, придет снежный человек и ее похитит, – усмехнулся парень. – Ладно, иду.
Костя ушел на улицу, а я так и остался стоять посреди комнаты. Бабушка была очень странным человеком – скрытная, необщительная, она могла часами сидеть на диване, слушая Машину игру на пианино, когда я сидел на ковре у ее ног и перебирал маленькие самодельные игрушки из деревяшек, перьев, бусинок и пуговиц. Она не любила ни мою мать – свою дочь, ни своего зятя, называя их людьми ветреными и безответственными. Каждый день, встав в районе шести утра, она седлала свою лошадь – Маргариту и ехала час до ближайшего магазина. Как сейчас помню этот приятный запах опилок, лошади и парфюма, исходивший от нее летним утром, когда я гостил у нее. Прямо ностальгия какая-то… Бабушка скончалась от внутреннего кровоизлияния. Я играл в лесу, ставя ловушки для птиц, а придя домой, увидел ее – лежащую у пианино в луже крови, с пуговичным солдатиком. Было так… страшно тогда.
Маргариту родители отдали в тот же ближайший магазин, где ее до сих пор содержат как тяжеловозную лошадь. Какая ирония – я даже не попросил Костю остановиться, чтобы повидать ее, хотя обычно мы с Машей останавливаемся… Но мне не хотелось лишних вопросов.
- Слушай, Вань, мы ведь сегодня все мыть будем? Так давай скорее, а то стемнеет – и все. А электричества, я догадываюсь, здесь нет, – резкий Костин голос заставил меня вздрогнуть, и я быстро повернулся к парню.
- Ага, хорошо. Ты принесешь воду из колодца – ведро лежит на кухне. А я за тряпками схожу, хорошо? – нервно хихикнув, протараторил я, уже проходя мимо парня к выходу, как он остановил меня резким движением руки.
- Стой! – я нервно передернул плечами, замирая. – Тебе неприятно здесь находиться? У тебя тут умерла бабушка, да?
Неуверенно киваю, сбрасываю его руку с плеча и быстрыми шагами иду дальше к выходу. Я не хочу отвечать на его вопросы, и все тут.
Остаток дня мы провели оттираяподметаямоясоскребая… В общем, убирались. Зато когда за окном стемнело, и мы расположились в гостиной, расставив по периметру комнаты множество старых свечей, дом уже блестел. Ковры мы выбили, паутину собрали, а Костя даже сумел быстро прибраться на столе. В общем, в душе было ясно различимое чувство выполненного долга.
- Кость, спасибо, – я неуверенно присел на диван, смотря на парня, который, наконец, сел за пианино. Я же видел, что он всю уборку его взглядом сверлил.
- Не за что, – отмахнулся он. – Знаешь, оно такое красивое… Я нигде не видел, чтобы их расписывали. У твоей бабушки был очень хороший вкус. Причем, судя по книгам в спальне, не только в интерьере, – он улыбнулся одними уголками губ, нерешительно нажимая на одну из клавиш.
Тишину сразу разрезал громкий звук, отдавшийся от стен эхом.
- Надо же, не расстроено! – восторженно пробормотал парень. – А мне сыграть можно? – повернувшись ко мне.
- Конечно можно, у нас в семье только дедушка играл, а потом Машка. Больше некому. Поэтому считай, ты вошел в тот маленький круг людей, которые касались этих клавиш, – пробормотал я, поудобнее устраиваясь на диване.
- Как пафосно ты сказал, – усмехнулся парень.
Я лишь хмыкнул, задумчиво разглядывая старые свечки. Я нашел в амбаре три ящика новых, но эти валялись по дому, уже давно потерявшие свою круглую форму, пыльные и брошенные. Я сам понимаю, что так рассуждать о вещах глупо, хотя… зажглись – и то хорошо.
Но в эту же секунду комнату огласила красивая мелодия, выходившая из-под Костиных рук. Он играл осторожно, невесомо, еле касаясь пальцами уже изрядно потертых клавиш. Красивая мелодия окутывала, как мягкое одеяло. Причем звуки были столь знакомые, но я так и не понял, где же раньше это слышал. Единственное слово, которое я бы смог подобрать для описания того, что сейчас слышал, было банальное и уже столь избитое «красиво»… Но это и вправду было прекрасно.