Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в. - Страница 6

Правилами предписывалось и устройство публичных домов. Следует отметить, что пакет законодательных документов, касающихся этого вопроса, весьма активно пополнялся. Первоначально в законодательных актах не оговаривалось место организации борделей; само собой подразумевалось, что на центральных улицах они размещаться не будут. Впоследствии, в Положении от 1861 г., этот пробел был заполнен. Действительно, город расширялся, и многие дома терпимости могли оказаться в центре. Именно поэтому правила строго определяли внутренний распорядок в борделях, функционирование которых не должно было мешать жителям. Открывать заведение разрешалось на расстоянии не менее 150 саженей от церквей, школ, общественных заведений. В доме обязательно должны были наличествовать зал для гостей, столовая, отдельные апартаменты для хозяйки, индивидуальная комната у каждой проститутки размером не менее двух кубических саженей, в крайнем случае кровати отделялись перегородками. Строжайшим образом запрещалось вывешивать в зале или комнатах девиц портреты высочайших особ. До 70-х гг. в петербургских борделях не разрешалось подавать спиртные напитки. И этому не приходится удивляться. Лишь в 1865 проследовала официальная отмена запрета публичного курения на улицах города. Окна домов требовалось закрывать занавесками даже днем.

Строго регламентировалось правилами и поведение «билетных» проституток. Им предписывалось тщательнейшее соблюдение личной гигиены, и прежде всего интимного ежедневного туалета. На хозяйку возлагалась организация бани два раза в неделю и еженедельного медицинского осмотра, при этом в публичных домах каждая девица должна была иметь индивидуальный набор гинекологических инструментов. Зафиксированное в правилах 40-х гг., это положение соблюдалось в Петербурге даже в начале XX в.[19] Лишь самые дешевые продажные женщины-одиночки осматривались с помощью казенного инструментария. Ряд пунктов касался и своеобразных «этических» норм публичных домов. Например, строго порицалось обслуживание пьяного клиента и т. п.

После легализации проституции количество борделей в Петербурге резко возросло. В 1852 г. в городе насчитывалось 152 публичных заведения, в которых «работали» 884 женщины[20]. Этому, конечно, способствовало не столько стремительное падение нравов в столице Российской империи, сколько активность Врачебно-полицейского комитета. В 1851 г., согласно специальному циркуляру Министерства внутренних дел, в Петербурге были составлены точные списки женщин, занимающихся торговлей телом, которых сосредоточили в официально зарегистрированных публичных домах.

В 40—50-х гг. подобные заведения размещались главным образом в районе нынешнего Суворовского проспекта, тогда носившего название Слоновой улицы. Любопытное описание этого места можно найти в воспоминаниях большого знатока истории Петербурга, знаменитого русского юриста А. Ф. Кони: «Переходя через Знаменскую площадь, мы оставляем направо ряд параллельных улиц, застроенных деревянными домами, напоминающими глухую провинцию. Некоторые из них со ставнями на окнах, задернутыми днем густыми занавесками, имеют незавидную репутацию, на которую завлекательно указывают большие лампы с зеркальными рефлекторами в глубине всегда открытого крыльца»[21]. Небольшая часть более фешенебельных домов размещалась на Мещанской и Итальянской улицах, по обе стороны Екатерининского канала.

Число домов терпимости неуклонно возрастало примерно до конца 70-х гг. В 1879 г. в Петербурге уже функционировало 206 борделей с 1528 проститутками[22]. Заведения довольно сильно разнились по обстановке. Почти 70 процентов домов, которыми пользовались городские низы — мелкие чиновники, торговцы, ремесленники, рабочие, — были весьма дешевыми. К 70—80-м гг. XIX в. они сосредоточились в районе Сенной площади и в Таировом переулке. Самой скандальной славой в это время пользовался так называемый «Малинник» на Сенной. Яркое описание заведения, соседствующего с трактиром, мелочной лавкой и лабазами, дал В. В. Крестовский в документальном романе «Петербургские трущобы»: «Верхний этаж под трактиром и три остальные подворных флигеля — все это, разделенное на четырнадцать квартир, занято тринадцатью притонами самого мрачного, ужасающего разврата. Смрад, удушливая прелость, отсутствие света и убийственная сырость наполняют эти норы… по-видимому, препятствуют всякой возможности жить человеку в этой норе, а между тем в ней по ночам гнездится не один десяток бродячего народа, которого заводят сюда разврат и непросыпное пьянство. И каждая из подобных нор непременно вмещает в себя по несколько закоулочных каморок, отделенных одна от другой тонкими деревянными перегородками. Убогая кровать или две доски, положенные на две бревенчатые плахи, составляют всю мебель этих каморок… Но если что и производит на душу невыносимо тяжелое впечатление, то это женщины, гнездящиеся в малинникском заведении»[23]. Цена услуг этих женщин не превышала 50 копеек. В праздничные дни проститутка из «Малинника» нередко обслуживала по 50 человек. Одевались девицы в таких заведениях не только бедно, но и непристойно примитивно. Иногда их одежда состояла всего лишь из грязного полотенца, обмотанного вокруг бедер. Часто в угоду клиентам-морякам девицы покрывали себя татуировкой[24].

Кадры дешевых домов терпимости формировались в основном путем перевода девиц из борделей более высокого ранга. Судьба одной из таких пониженных в разряде проституток описана М. И. Покровской, проводившей в 1899 г. медико-психологическое обследование клиенток Калинкинской больницы. Двадцатипятилетняя девица с 11-летним профессиональным стажем, начав «работу» в двухрублевом заведении, после болезни оказалась в 30-копеечном — в «тридцатке». Там для поддержания тонуса девушкам, вынужденным обслуживать в день минимум по 15—20 человек, хозяйка давала каждой по 4 стакана водки. Обследованная проститутка, конечно, стала к тому же и алкоголичкой.

После ежегодной «перетарификации» девицы из дешевых заведений оказывались просто на улице. Они, как правило, начинали обслуживать ночлежные дома. В конце XIX в. в знаменитых Вяземских трущобах жила 60-летняя проститутка Саша Столбовая по прозвищу Пробка. В молодости бывшая тверская крестьянка прошла через все публичные дома Сенной, Таирова переулка и побывала в знаменитом «Малиннике». Выброшенная в конце концов и оттуда, она истово трудилась на ниве любви в Вяземском доме[25].

Наметившаяся к концу XIX в. общая тенденция сокращения числа публичных домов отразилась в первую очередь на дешевых борделях. Многие из них ликвидировали по решению Врачебно-полицейского комитета как не соответствующие элементарным требованиям гигиены. К 1883 г. в Петербурге оставалось 146 публичных домов, к 1889 г. — 82, а к 1897 г. — 69[26]. Но и среди этих уже не столь многочисленных заведений большинство составляли те, где плата за услуги не превышала 1 рубля. Так, по данным всероссийского обследования 1889 г., из 82 домов в Петербурге дорогих насчитывалось всего лишь 4, в 27 борделях за визит брали 1 —2 рубля, в 51 — от 30 до 50 копеек. Конечно, содержать такие заведения было выгоднее. За аренду помещения, как выяснилось в ходе обследования, хозяйки платили от 30 до 120 рублей в год. У владельцев же шикарных публичных домов только квартирные расходы достигали 1200—5000 рублей. И все же содержатели дорогих борделей в Петербурге не скупились. В середине 80-х гг. хозяйка одного из таких заведений истратила 7 тыс. рублей на оборудование зеркального зала для «особых случаев»[27]. Подобные расходы, впрочем, очень быстро окупались. Врачебно-полицейский комитет позволял повышать цены за услуги в зависимости от комфорта и обстановки. За сеанс в дорогом публичном доме брали 3-5 рублей, за ночь — 5—15, за обслуживание клиента вне борделя — до 25 рублей[28]. При этом указанные цены оставались стабильными начиная с 70-х гг. XIX в.