Прошлой ночью в "Шато Мармон" - Страница 1

Лорен Вайсбергер

Прошлой ночью в «Шато Мармон»

1. Пианист

Когда поезд метро со скрежетом остановился на Франклин-стрит, Брук было уже дурно от тревоги. Она то и дело поглядывала на часы, убеждая себя, что это не конец света: Нола ее простит, обязана будет простить даже такое безбожное опоздание, на то она и лучшая подруга. Протиснувшись через тиски желающих войти, Брук, стараясь не дышать в плотной толпе, выбралась к лестнице. Здесь все пассажиры мгновенно вынули сотовые из сумок и карманов, молча выстроились гуськом и со слаженностью артистов кордебалета и четкостью пехотинцев зашагали вверх по бетонным ступеням, подобно зомби, уставившись в маленькие экраны на ладонях.

— Черт! — вскрикнула какая-то толстуха впереди, и через секунду Брук поняла почему.

Проливной дождь, не предсказанный синоптиками, обрушился ей на голову, едва она вышла из метро. Холодный, но вполне сносный мартовский вечер превратился в ледяной потоп. Гремел гром. Дождь лил стеной; с каждым порывом ветра струи больно хлестали прохожих. Остаться сухим было невозможно.

— Вот жуть! — присоединилась и Брук к хору негодующих возгласов. Все вокруг судорожно пытались вытащить зонты из кейсов или прикрыться газетами. После работы Брук успела заехать домой и переодеться, поэтому защититься от стихии могла разве что крошечной (признаемся, очень красивой) серебристой сумкой-клатчем. Прощай, прическа, подумала она, припустив бегом к ресторану. Бежать предстояло три квартала. «О, тушь для ресниц, как мне будет тебя не хватать!.. И вас, новые замшевые сапога, на которые ушла пятидневная зарплата…»

Вода текла с Брук ручьями, когда она влетела в «Сотто», скромное заведение, куда они с Нолой ходили два-три раза в месяц. Паста здесь была так себе — не тянула на первое место не то что в городе, но даже в квартале, да и обстановка была без особых изысков, зато у «Сотто» имелись важные преимущества: вино по умеренной цене, подаваемое в графинах, вкуснейшее тирамису и потрясающий красавец мэтр, жгучий брюнет-итальянец, который всегда оставлял для Брук и Нолы столик в тихом углу просто потому, что они добирались сюда издалека.

— Привет, Люка, — поздоровалась Брук с хозяином, выбираясь из вязаного пальто и стараясь не забрызгать водой весь пол. — Моя подруга уже пришла?

Люка прикрыл ладонью телефон и указал карандашом себе за плечо:

— Ваш обычный столик. Почему сегодня такое сексуальное платье, cara mia[1]? Может быть, тебе стоит обсушиться?

Брук пригладила облегающее черное джерси с короткими рукавами, надеясь, что Люка прав: платье действительно сексуальное и выглядит она на уровне. Честно говоря, это был ее «дежурный» выходной наряд: с туфлями, босоножками или сапогами, в зависимости от погоды, она надевала платье почти на все выступления Джулиана.

— Я и так опоздала. Она рвет и мечет? — спросила Брук, отжимая волосы в тщетной попытке предотвратить неминуемую мелкокучерявость.

— Ополовинила графин и ни разу не положила мобильный на стол. Лучше сразу иди к ней.

Брук троекратно расцеловалась с Люка — когда-то она возражала против подобных нежностей, но мэтр настоял, — глубоко вздохнула и пошла к столику Нола паинькой сидела на диване: жакет перекинут через спинку, темно-синее мини-платье из тонкого кашемира открывало изящные руки, подчеркивая великолепную смуглую кожу. Градуированное каре длиной до плеч выглядело стильно и сексуально — высветленные пряди сияли в мягком освещении ресторана, безупречный макияж освежал лицо. По виду нельзя было догадаться, что Нола только что отработала двенадцать часов в отделе торговых операций, оглушительно крича в микрофон головного телефона.

Брук и Нола познакомились только в последнем семестре, хотя Брук, как все, знала Нолу в лицо и та в равной степени восхищала и ужасала ее. На фоне собратьев по университету, носивших мешковатые куртки с капюшонами и бесформенные угги, тоненькая, как модель, Нола выделялась благодаря сапогам на шпильках, стильным жакетам и отсутствием привычки как-то скреплять или подбирать волосы. Раньше она училась в элитных частных школах Нью-Йорка, Лондона, Гонконга и Дубая, где ее отец работал в инвестиционных банках, и привыкла к свободе, которой пользуется единственный ребенок очень занятых родителей.

Как Нола оказалась в Корнелле вместо Кембриджа, Джорджтауна или Сорбонны, оставалось только догадываться, но было очевидно: обстановка ее не впечатлила. Остальные студентки бегали по женским клубам, ходили на ленч в «Айви» и напивались в барах университетского городка, а Нола держалась особняком. Изредка просачивались какие-то слухи — об интрижке с профессором археологии, о частых появлениях в кампусе загадочных сексуальных мужчин, — быстро, впрочем, исчезавшие, но в целом Нола аккуратно посещала занятия, блестяще справлялась с любыми заданиями и каждую пятницу летала к себе на Манхэттен. Когда на факультативе по писательскому мастерству студентам задали написать рецензии на произведения, написанные сокурсниками, Брук оробела до потери речи, а Нола, как обычно, не выказав ни особенной радости, ни явного неудовольствия, через неделю вернула первое произведение Брук — фантастический рассказ о девушке, трудно привыкающей к миссии Корпуса мира в Конго. В ее отзыве были глубокие и точные комментарии и дельные предложения. На последней странице пространной, серьезной рецензии, написанной скверным почерком, значилось: «P.S. Может, добавить сексуальную сцену в Конго?» Брук так хохотала, что ей пришлось извиниться и выйти в коридор, чтобы успокоиться.

После занятий Нола пригласила Брук в маленькую кофейню в подвале одного из университетских корпусов, куда никто из подруг Брук не ходил, а через пару недель они уже вместе ездили в Нью-Йорк на выходные. Даже спустя несколько лет после окончания университета Брук восхищалась Нолой, но теперь она знала, что ее подруга плачет, когда в новостях показывают солдат, возвращающихся домой с войны, одержима тайной мечтой о домике в нью-йоркском пригороде с идеально белым штакетником, хотя неизменно поднимает на смех подобное мещанство, и патологически боится тявкающих маленьких собак (исключение составлял Уолтер, спаниель Брук).

— Прекрасно, прекрасно. Нет, по-моему, бар — это то, что доктор прописал, — говорила кому-то Нола и выразительно округлила глаза, увидев Брук. — Нет, заказывать столик не нужно, решим по ходу дела. Да, подойдет. Ну ладно, до встречи. — Она закрыла телефон и схватила графин с красным вином. Долив свой бокал, она вспомнила и о подруге.

— Ты очень злишься? — спросила Брук, размещая пиджак на спинке стула и кидая на диванчик мокрый клатч. Она отпила долгожданный глоток, с удовольствием ощущая, как терпкое вино обволакивает язык.

— С чего мне злиться? Всего-то просидела одна, какие-нибудь полчаса…

— Прости меня, ради Бога. На работе черт-те что, два штатных диетолога сказались больными — между прочим, по-моему, это подозрительно, — пришлось делить их пациентов и вести вместо них прием. А вот если бы мы договорились встретиться поближе ко мне, я бы успела вовремя…

Нола жестом остановила подругу:

— Мысль поняла. Нет, уж лучше вы к нам — ужин в западной части города меня как-то не привлекает.

— А с кем ты сейчас говорила? С Дэниелом?

— С кем? — Нола возвела глаза к потолку, якобы силясь припомнить. — Дэниел, Дэниел… А! Нет, у меня с ним кончено. На прошлой неделе я привела его на нашу вечеринку, и он вдруг переключился на мужчин! Очень неловко получилось. Нет, это я договаривалась на завтра с новым знакомым с сайта знакомств. Второй за неделю. Вот до чего докатилась, — вздохнула она.

— Перестань, все нор…

— Нет, правда, это же позор, мне почти тридцать, а я до сих пор вспоминаю об интрижке в колледже как о единственном настоящем романе. Еще позорнее клеить мужчин по Интернету. Но самое позорное — и это граничит с недопустимым, — я охотно рассказываю об этом любому, кто готов слушать.