Прошлое должно умереть - Страница 10

Но все самое плохое было еще впереди. В стране началась перестройка, а вслед за ними и эпоха дикого капитализма. Пароходство, в котором работал Виталик, стало потихоньку разоряться. Зарплату задерживали, суда подолгу простаивали в портах. Задерживали и зарплату на заводе, где работал свекор, а кондитерский цех пекарни приватизировали, и нести оттуда уже ничего было нельзя. Лена пыталась убедить Виталика и его родителей, что нужно начать приспосабливаться к новой жизни, взять ссуду и открыть свое дело, например, пекарню или мастерскую, в которой Виталик и его отец могли бы работать вместе, но они ее и слушать не хотели. И муж, и родители убедили себя, что это все временно, опять вернутся старые порядки, и государство снова станет регулярно платить им зарплату. Виталик, привыкший к своей престижной профессии, не хотел становиться простым мастеровым в какой-то мастерской.

– Вот увидишь, – говорил он Лене, – скоро все опять наладится»

Но ничего не налаживалось, и Лене пришлось самой зарабатывать деньги. Вспомнив, что она все-таки знает английский, она стала давать уроки. Английский язык был в цене. Новые русские отправляли своих отпрысков учиться в престижные школы в Англию и Америку. Так как у нее не было диплома, она брала дешевле за уроки, и у нее появилось много учеников.

Но дело это было очень неблагодарное. Дети ленились, ходили на уроки нерегулярно, платили тоже не во время. Родители же считали, что если они платят деньги, то их дети должны немедленно заговорить по-английски. Но дети-то были все в родителей, а родители, в основном, были бывшими торговыми и партийными работниками, если вообще не ворами и бандитами. Естественно, большинство учеников были тупыми и ленивыми. Родители же во всем винили учительницу. Однажды к ней на урок явилась мать одного ученика и заявила Лене, что она сама проконтролирует, как та ведет уроки, так как деньги ей платят, а толку никакого. Отсидев минут двадцать и послушав, как Лена в десятый раз повторяет ее ребенку слово «children» и в десятый раз слышит в ответ «chindrel», она не выдержала и сказала:

– Я лучше пойду, иначе я сейчас дам ему по голове и убью его.

У Виталика, наконец, совсем не стало работы. Целыми днями он ходил в поисках каких-то знакомых или друзей, которые могли бы помочь устроиться, но встречал тоже таких же безработных моряков как он. Он стал выпивать от отчаяния, а так как пить не привык, то быстро становился пьяным. Возвращаясь домой, он болтал чепуху, угрожал кому-то, а потом заваливался спать. От такой жизни он стал почти импотентом. Лена стала презирать его, а потом и ненавидеть.

Однажды, идя из магазина, она встретила знакомую по школе молодую учительницу. Та рассказала ей, что уже давно бросила школу и ездит челночницей в Китай. В Китае она за копейки закупает товар, цены там сказочно низкие, например, кроссовки стоят один доллар. Вещи, конечно, нестоящие, но она возит их в Ленинград, то есть, в Петербург, и там они очень хорошо идут. Вот накопит еще немного и откроет магазин, сама ездить перестанет, будет у других скупать. Лена слушала как зачарованная. Вот ведь люди не растерялись. Действительно, сейчас самое время зарабатывать деньги. Как их учили в школе, в начале капитализма еще можно пробиться. Потом будет уже поздно, все будет поделено. Но Виталик никогда не согласится ездить, так что придется браться за это ей самой.

Она взяла у Наташи номер телефона и пошла домой, обдумывая, что же ей делать. Помогать ей было некому. Ее отец к тому времени допился до инсульта и умер. Мать, всю жизнь занимавшаяся в своем институте очень важным и нужным исследованием неправильных глаголов английского языка, при капитализме, естественно, оказалась без работы. При социализме она получала приличную для того времени зарплату, при капитализме желающих оплачивать такую деятельность, не нашлось. Ленину маму отправили на пенсию, и она сама оказалась в бедственном положении. Всю жизнь, прозанимавшись исследованием грамматики английского языка, она не научилась давать уроки и никогда не видела вблизи живого ученика, и не знала, как его учить. Ленин брат, у которого жена очень кстати оказалась еврейкой, уехал в Израиль. Однако там тоже устроиться было непросто. Очень уж много понаехало специалистов с высшим образованием. Маленькому Израилю столько было не нужно. Сейчас он работал там совсем не по специальности, жена тоже, но матери каждый месяц высылал по 100 долларов. На эти деньги она и жила, постоянно жалуясь Лене в письмах на нищету.

В тот день, придя домой, Лена с удивлением обнаружила там трезвого мужа. Он ждал ее с нетерпением, чтобы рассказать свою новость. Он встретил одного из своих бывших сокурсников. Тот открыл мастерскую по ремонту лодочных моторов и предложил Виталику поработать у него. Его дело процветало, он собирался расширяться и раздумывал, взять ли ему ссуду в банке или найти компаньона с деньгами.

Ну, что ж, подумала Лена, пожалуй, это судьба.

Она в свою очередь рассказала ему о Наташе. К ее удивлению он, подумав, сказал ей, что, возможно, это было бы неплохо. Если бы она смогла заработать достаточно денег, чтобы он стал компаньоном в мастерской, они бы встали на ноги, а, может быть, и разбогатели.

Супруги размечтались и до поздней ночи обсуждали открывшиеся возможности. Нужно было где-то раздобыть деньги на поездку и закупку товара. Решили продать кое-что из Лениных драгоценностей, подаренных ей родителями и самим Виталиком в благополучные дни. Виталик клялся, что больше не будет пить, а будет работать с утра до ночи, чтобы также заработать деньги. Родители помогут ему присмотреть за детьми, да и они сами уже взрослые. Дети, услышав, о чем говорят родители, тоже прониклись энтузиазмом. Им давно уже надоела нищета, и они с завистью рассказывали о богатых родителях своих одноклассников. Они клятвенно пообещали, что будут ходить в школу, убирать квартиру, готовить себе и отцу еду, слушаться бабушку и дедушку, и вообще все на свете, только пусть уже родители начнут зарабатывать деньги.

К утру все было решено и обсуждено, и Лена позвонила Наташе. Та обрадовалась, вдвоем все-таки веселей, и сразу дала ценные указания, что брать с собой, и как себя вести.

В целях безопасности челночники сбивались в группы, и более опытные учили новичков. Уже в первой поездке Лена поняла, что сама она не смогла бы ни доехать туда, ни вернуться обратно. Вначале она никак не могла привыкнуть к грязи, к многодневным задержкам на границе, когда негде было умыться, и приходилось спать, не раздеваясь, или вообще не спать, чтобы не украли вещи. Хорошо, что опытные люди знали, кому и сколько нужно дать, чтобы пропустили поскорей. Лена быстро поняла, что на одних можно кричать матом, а с другими нужно разговаривать почтительно, третьим же нужно сразу совать деньги.

В Петербурге Наташа постоянно останавливалась на одной и той же квартире. Хозяева, пытаясь выжить, сдавали свою трехкомнатную квартиру челночникам, а сами ютились у родителей. Во всех комнатах стояли кровати. С раннего утра челночники разбегались по рынкам, после обеда возвращались, ели, спали. Публика там собиралась самая разнообразная: бывшие учителя, инженеры, врачи, торговые работники. В общем-то, люди были все приличные; ни скандалов, ни ссор не заводили. Хозяин с хозяйкой следили, чтобы все было тихо, так как боялись соседей. На рынке Наташка тоже была своя. У нее там было постоянное место. Она показала Лене, кому заплатить, и Лена тоже получила место.

На удивление товар распродался быстро. Довольная Лена поехала домой после всех мук, наконец-то отдохнуть. Еще пару таких поездок, и можно будет внести пай за мастерскую.

Но дома все оказалось не так, как планировали. Виталик залез в долги. Он, правда, не пил, но хозяйничать не умел совершенно. Дети покупали, что хотели, и деньги, что Лена оставили им на хозяйство, быстро ушли. На Ленины расспросы, куда делись деньги, Виталик только виновато разводил руками, Дети тоже не могли толком ничего сказать. Привыкшие в прежние времена жить на широкую ногу, они не умели экономить и не понимали, как тяжело Лене достались те деньги, которые она привезла.