«Прощание славянки» - Страница 2

Изменить размер шрифта:

Я представил себе свою неуклюжую однокомнатную квартиру на Мойке, выгороженную из нашей четырехкомнатной при разводе с женой, и загрустил. При разводе я согласился на все, кроме перемены места жительства. От родной, с детства знакомой Мойки я никуда уезжать не хотел. И практичная жена быстро отделила мне самую узкую комнату с отдельным выходом на черную лестницу, а отремонтированные три комнаты с парадного входа продала за зеленые деньги какому-то иностранцу и исчезла из моего поля зрения вместе со своим знакомым.

Мойку я, конечно, обожаю. Люблю усталый возвращаться в свою неуклюжую однокомнатную квартирку. Люблю летними ночами сидеть у открытого окна на подоконнике и глядеть на сверкающие под луной бестелесные, прозрачные кресты Спаса-на-Крови, на единственную из других его Золотую луковицу, которая кажется мне материализованным в золотую каплю временем… Люблю глядеть на неуютный, так и оставшийся в камне сухим чертежом, желтый дом напротив. В нем меньше полугода прожил Пушкин. Здесь на Мойке и умер. Сюда по пешеходной «пушкинской тропе» и ночью тянутся благоговейные ручейки туристов. А я вспоминаю, как из этого кукольного дома морозным днем Пушкин, выгонял с гортанными криками на всю Мойку «старичка» Геккерна, приехавшего к нему с какими-то письмами… Люблю я свою Мойку… Но только не в июне. В июне всю ночь ревут на реке прогулочные катера и волшебная акварельная набережная оглашается весь месяц пьяными песнями всевозможных выпускников: от одичавших от взрослости школьников до прощающихся с курсантской вольницей юных лейтенантов всех родов войск… Вот этого я выдержать не могу. Потому что ночами я вдохновенно работаю. Не на фирму, конечно. Я вдохновенно работаю на будущее. Потому что сегодня моя сенсационная работа по истории России практически никому не нужна. Шеф меня опередил. Именно сегодня я хотел попросить у него разрешения оставаться работать ночами в офисе. Подальше от безумной июньской Мойки.

И я сказал:

— Шеф, что я вам плохого сделал? Я не хочу в отпуск.

— Так надо, Пимен, — нахмурился шеф, — Уезжай куда-нибудь подальше к родственникам, где тебя никто не найдет. В какую-нибудь глухую деревню, где «под окном кудрявую рябину отец свалил по пьянке на дрова».

— У меня нет родственников в деревне.

— За границу уезжай.

— И за границей у меня нет родственников. Меня нигде никто не ждет.

И тут его осенило:

— В Африку вали!

— Что мне там делать? — изумился я.

— Это же мечта твоего детства! — засмеялся шеф. — Помнишь, мне рассказывал? Я дарю тебе твою мечту!

И он прямо из моего кабинета заказал по «трубе» на мое имя в авиакассе билет в Африку.

Шеф оторвался от трубки озадаченный:

— Они говорят, Африка большая. Называй какой-нибудь город. Я там городов не знаю.

Я вспомнил знакомый по картинкам белоснежный город в пальмах и баобабах и назвал Найроби.

Шеф выключил «трубу».

— Полетишь прямым рейсом. Вылет завтра утром. В девять сорок.

— А виза? — я хотел опустить его на землю.

— А виза через час будет, — сиял глазами шеф,— давай свой паспорт.

Я достал из сейфа и передал Адику свой загранпаспорт, по которому еще никуда не выезжал.

Адик отправил своего шофера-телохранителя и лучшего друга в какое-то частное турагентство и достал из моего холодильника бутылку американской водки «Белый орел».

Я залюбовался своим шефом. Он мне напоминал молодых, неудержимых, несгибаемых комиссаров Гражданской войны. Только вместо красных галифе, кожаной куртки и лохматой белой папахи мой шеф был одет в «жлобский прикид», как он выражался. (То есть в просторный костюм от Версаче, дополненный шелковым итальянским галстуком.) Он разлил крепкую водку по хрустальным бокалам.

— Эти жлобы-янки хотят споить нас, как споили своих индейцев. Хрен им в грызло. Они еще узнают наше крутое похмелье! Выпьем, Пимен, на дорожку! За Африку!

Через час шофер-телохранитель и его лучший друг, по прозвищу Мангуст, привез мне голубой красивый авиабилет и что-то прошептал на ухо шефу.

— Ботва! — рявкнул шеф.— Завтра к девяти утра привезешь его паспорт с визой в Пулково два!

— Есть, — по-борцовски кивнул Мангуст, бывший спецназовец, и испарился.

А мы еще пили за Африку и пели, обнявшись: «А-ах, в Африке горы вот такой вышины-ы…»

Когда литровая бутылка опустела, шеф ладонью ополоснул свое мужественное лицо:

— Хорошенького понемножку. На сегодня все.

Он опять обнял меня и загрустил. Мне впервые стало его жалко. Впервые за пять лет мне захотелось спросить, чем же все-таки занимается наша таинственная фирма, но я не успел. Шеф взял меня своей крепкой рукой за затылок, долго смотрел мне в глаза и сказал с трудом:

— Жалко…

— Чего вам жалко, шеф? — не понял я.

— Кончай, — поморщился шеф, — зови меня Адик.

— Чего вам жаль, Адик?

— Жалко, что так и не успел с тобой подружиться, Славик.

У меня защекотало в носу. Шеф впервые назвал меня по имени.

— Ботва,— хлопнул он меня по плечу,— Скоро увидимся. Ты там в Африке не затеряйся, Славик. Ты мне здесь нужен. Очень. Я такую байду задумал раскрутить… Туши лампаду…

Он полез во внутренний карман своего «жлобского прикида» и достал веер пластиковых кредитных карточек «VISA», выбрал одну, посмотрел ее зачем-то на свет и протянул мне.

— Тут десять тонн баков. Думаю, на месячишко тебе хватит?

Я отстранил его руку:

— Спасибо, шеф… Не надо, Адик.

Шеф обиделся:

— Ты чо? Я не извращенец — я на бедность не подаю. Это твои отпускные за пять лет. Это твое. Это ты сам заработал.

И он сунул кредитку в визитный карман моего «жлобского прикида».

— Как говорится, расчет окончен. Караул устал.

Он вышел из моего кабинета, громко хлопнув дверью.

Я проверил ящики моего стола. Брать из них с собой в Африку было абсолютно нечего. Я аккуратно закрыл все ящики и положил ключи в чистую пепельницу. Выставил ее на самый центр стола. На видное место. На всякий случай.

Когда я выходил из пустого уже офиса, из кабинета шефа доносился хруст разрываемых на части бумаг и его сосредоточенное пение:

А-ах, крокодилы, бегемоты,
А-ах, обезьяны, кашалоты,
А-ах, и зеленый попугай…

Только сейчас, уже подходя к своему дому, я понял, как я устал за пять лет свой кошмарной работы без единого отпуска в фирме с двусмысленным названием «Арк-Ан», то есть АРКадий АНисько — так зовут моего шефа.

У открытой двери парадной курил охранник. С парадной у нас теперь живут очень крутые люди. Им очень понравился вдруг исторический центр после Ульянок и Гражданок. Они резко повысили свой культурный уровень. Охранник покосился на меня и захлопнул парадную.

Мне теперь не туда. Мне теперь под арку во двор и налево, на черную лестницу. Я с трудом набрал на кодовом замке четыре цифры и ногой распахнул дверь. На меня дохнуло сырой, вонючей прохладой. Лампочка в подъезде не горела, и я придержал дверь, чтобы по привычке заглянуть в почтовый ящик. Я уже забыл свою жену, честное слово. Но по непонятной привычке ждал от нее весточки. Может, она объяснит мне наконец, чем я перед ней провинился. Придерживая ногой дверь, чтобы не захлопнулась, я стал открывать ключом почтовый яшик и вдруг почувствовал спиной, что на меня кто-то упорно смотрит, а когда я машинально оглянулся, увидел, что человек в черной маске не смотрит, а сосредоточенно целится мне в затылок. Я вскрикнул и кубарем выкатился через раскрытую дверь. Дверь захлопнулась. Выстрела я не слышал. Я увидел, как на моих глазах на закрытой двери образовалась сквозная дырка ниже кодового замка. В долю секунды я понял, что значит первое июня, хруст разрываемых на части бумаг и почему мне не пишет жена…

Я выскочил из-под арки на темную набережную. Я хотел постучаться в парадную. Но вспомнил суровый взгляд охранника. В черном тоннеле арки раздались быстрые шаги и голоса. Я не помня себя побежал. Я бежал к Невскому.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com