Прощай, невинность! - Страница 101

Но полотно не погибло. Из русского дворца оно каким-то образом попало в Аргентину, но никто не знал, как долго эта работа находилась в Южной Америке, известно лишь то, что на аукцион она поступила из Буэнос-Айреса. В художественном мире Нью-Йорка бродили разные слухи с тех пор, как «Кристи» сообщил о приобретении этой работы. Говорили, что владелец, пожелавший остаться неизвестным, — один из последних приспешников Гитлера, что он сбежал из Германии, когда рухнул Третий рейх, и что «Прощай, невинность» была вывезена им в числе прочих украденных произведений искусства. А поскольку эту картину никто не видел с того дня, как ее в 1902 году купил русский вельможа, она не упоминалась в каталогах, с нее не делалось репродукций — и в результате огромное число нью-йоркских любителей искусства собралось в этот день в зале «Кристи», чтобы взглянуть на работу Софи О'Нил.

— Лот номер 1502, — громко объявил аукционист, и круглая стойка повернулась. Вламинк исчез, и на его месте появилась «Прощай, невинность».

И Мара пришла именно для того, чтобы посмотреть на картину своей бабушки. Увидев ее, Мара была изумлена. Портрет деда был великолепен, и она никогда еще не испытывала такой гордости за бабушку, за ее талант и… да, и за ее бесстрашие и любовь.

Художественные критики утверждали, что эта работа — лучшая в раннем творчестве Софи О'Нил и наиболее важная для ее карьеры, эта картина создала автору славу не только потому, что была написана свободно, сильно, но и потому, что художница избрала подобный объект. Мара часто думала о дерзости бабушки. И восхищалась ею. Ведь в те времена женщине очень трудно было стать художницей, и нужно было обладать огромной силой воли и храбростью, чтобы добиться своего, заниматься живописью и к тому же, нарушив все запреты, вызвать скандал, навлечь на себя всеобщее осуждение, написав обнаженного мужчину, да еще в такой интимной манере.

Мара негромко вскрикнула, на ее глазах выступили слезы, когда аукционист провозгласил:

— Нам предлагают сто тысяч долларов. Слышу ли я двести?..

Маре показалось, что ее сердце перестало биться. Она во все глаза смотрела на портрет деда, написанный бабушкой, и на нее нахлынула новая волна чувств. Дед был так молод, так легкомыслен и так красив… Маре показалось, что он может в любое мгновение сойти с холста в зал. По ее спине пробежали мурашки. Как прекрасен был дед! Как силен, мужествен… И бабушка всегда, всю жизнь видела его именно таким…

Цена росла быстро и яростно. Мара заметила, что серьезных покупателей в зале трое — двое мужчин и женщина. В одном из мужчин она узнала молодого принца из Саудовской Аравии, который стал известен в художественном мире четыре года назад, купив Моне за два миллиона долларов. Второй покупатель выступал как агент известного японского коллекционера, страстно собирающего произведения европейского искусства. Но кто была женщина, Мара не знала и постаралась как следует рассмотреть ее. Лет около тридцати, в темном брючном костюме от Армани, огромные темные очки в черепаховой оправе почти полностью скрывают лицо с классическими чертами, пепельные волосы уложены в прическу-шиньон.

Женщина подняла руку, показывая все пять пальцев.

Мара выпрямилась, она внезапно ощутила, что покупательница полна решимости.

— Пятьсот тысяч долларов! — воскликнул аукционист. — Я слышу пятьсот… Слышу ли я шестьсот?

Принц поднял руку. Аукционист выкрикнул:

— Шестьсот!

Агент японца кивнул. Аукционист сообщил:

— Семьсот! — И посмотрел на женщину. Она улыбнулась.

— Восемьсот! Кто предложит девятьсот?

Принц кивнул. Аукционист посмотрел на японца. Тот тоже кивнул. Женщина подняла палец. Ноготь на нем пылал алым лаком. На лбу аукциониста выступила испарина, он снова повернулся к принцу:

— Один миллион долларов. Слышу ли я — полтора?

Короткий кивок — но принц явно встревожился, его лицо вытянулось. Агент в это мгновение говорил по радиотелефону, без сомнения, запрашивая инструкции из Токио, наконец он взмахнул рукой.

— Два миллиона! — вскричал аукционист, поворачиваясь к даме.

Она выглядела спокойной и невозмутимой.

— Три миллиона, — негромко произнесла она с явно британским акцентом.

Аукционист промокнул лоб и повернулся к принцу. Мара с усилием отвела взгляд от женщины и увидела, как молодой араб отрицательно покачал головой. Она посмотрела на агента токийского коллекционера. Тот заметно побледнел и что-то торопливо говорил в телефон. Наконец он бросил взгляд на аукциониста и кивнул.

— Четыре миллиона долларов! — выкрикнул аукционист.

— Пять, — спокойно бросила женщина.

Агент снова схватился за телефон. Аукционист ждал.

— Пять? Я слышу — пять! — произнес он наконец. — Пять миллионов — раз, пять миллионов — два…

Аукционист не отводил вопросительного взгляда от японца. Мара задержала дыхание. Агент отрицательно покачал головой. Нет. Японский коллекционер сошел с дистанции.

— Продано! — крикнул аукционист, ударяя молотком. — «Прощай, невинность» продана за пять миллионов долларов!

Мара откинулась на спинку кресла, дрожа от восторга и не веря происшедшему. Боже… Картина продана за пять миллионов долларов, пять миллионов — и это в год экономического спада! После девяноста лет забвения! Мару внезапно охватил восторг, безумный восторг, она горела от возбуждения. Ох, как были бы счастливы Софи и Эдвард, если б узнали об этом! Если бы только они могли знать!

Тут Мара краем глаза заметила быстрое движение, она резко повернулась и увидела, что женщина, купившая картину, торопливо выходит из зала аукциона. Мара дотронулась до плеча сидевшего впереди человека, она знала его, это был владелец художественной галереи на Мэдисон-авеню.

— Кто купил Софи О'Нил? — спросила она. — Кто эта женщина?

Мужчина повернулся к ней:

— Понятия не имею. Я ее вообще никогда не видел до прошлой недели, но когда «Кристи» приобрел эту картину, она стала тут появляться каждый день. Наверное, она чей-то агент, Мара.

Девушка похолодела. Ей необходимо знать, кто купил картину. Ей нужно это знать… Нельзя допустить, чтобы полотно снова исчезло неведомо где, лишь на краткое мгновение появившись перед глазами поклонников искусства. Картина не могла исчезнуть. Она не должна исчезнуть. Это было бы слишком несправедливо.

Мара быстро встала и побежала к выходу. Она стремительно спустилась вниз по зеленым мраморным ступеням. Тут она увидела, что женщина пересекла вестибюль и выходит на улицу.

— Подождите! — закричала Мара. — Подождите!

Женщина оглянулась через плечо. Их взгляды встретились.

И тут же незнакомка ускорила шаг, вышла на улицу и подняла руку, останавливая такси. Мара помчалась к выходу:

— Подождите, прошу вас!

Но было уже поздно. Женщина скользнула в желтый автомобиль, и такси отъехало. Мара, огорченная и разочарованная, стояла на тротуаре, глядя вслед автомобилю.

— Но ведь это совсем не важно, Мара…

Мара вздрогнула при звуке голоса деда, понимая, что ей это просто послышалось, и все же невольно оглядываясь по сторонам, словно и вправду ожидая, что дед стоит где-то поблизости, улыбаясь своей теплой, неподражаемой улыбкой. Но конечно, никого рядом не было, кроме швейцара «Кристи», удивленно взглянувшего на девушку.

Мара резко отвернулась и, грустно опустив голову, пошла по Парк-авеню. Она твердила себе, что это и в самом деле не важно. Ведь они умерли. Но… но их души задержались на земле. Мара почти чувствовала, что они где-то близко, что они сегодня счастливы и горды. Но ведь произведение искусства должно принадлежать всем. И Мара знала, что не успокоится, пока не выяснит, в чьи руки попала «Прощай, невинность».

— Так кто же ее купил, Эдвард?

— Откуда мне знать? Идем, Софи, оставим эту загадку Маре — я ведь вижу, она просто умирает от желания разгадать ее.

Послышался мягкий, женственный смех. К нему добавился смех деда — низкий, ласковый… Постепенно эти звуки затихли.