Прощай, гвардия! - Страница 7

И крыша у моего врага вряд ли поехала на любой из почв. Нет, он эти «звезды зажигает», потому что ему так нужно.

В Петербург! Скорее!

Пока я, больной, валялся да страдал – ах, какой я забытый! Какой заброшенный! – этот моральный урод времени зря не терял. Что-то он замыслил, какую-то комбинацию, а я ему нехилую фору дал. Шутка ли – столько меня в Питере не было! Да за эти месяцы уже пять раз Елизавету можно было бы на престол посадить и свергнуть, устроив неслабую кадровую ротацию.

Вот тебе и фон Гофен, надежда России! Пинка мне надо было дать, чтобы я из Украины аж до Северной Пальмиры летел! Глядишь, столько народу в живых бы осталось.

Увы, способ транспортировки остался прежним. Разве что, благодаря особым бумагам, лошадей свежих на станциях давали сразу, как только мы изъявляли сие желание. Ну и показывали документы, производя среди станционных смотрителей немалый фурор. Наверное, подобный и Киркорову с Пугачевой не снился.

А все равно грустно! Что хочешь делай – гложет тоска-кручина, и все тут. Даже водка не помогает.

Ничего, вот приеду в город кучи революций и прочего бардака, Андрей Иванович Ушаков такого мне пропишет – враз от меланхолии на долгие лета избавлюсь. И от угрызений совести тоже.

Аврал на работе – лучшее средство для измученного терзаниями духа бывшего представителя офисного планктона новой России, а ныне офицера и популярного бумагомарателя.

Кстати, о последнем. Ничто меня так не удивило, как внезапно обнаруженное продолжение моей фэнтезятины в двухмесячной давности номере «Петербурга астрального», найденного на одной из станций.

Прихватил я газетку, чтобы прочесть на досуге, и едва не потерял от изумления челюсть.

Вроде все ничего: написано бойко и интересно, приключений по маковку, и главное – герои мои, такими, как я их задумывал, но есть одно важное замечание. Я ЭТОГО не писал.

Кто-то, воспользовавшись моим авторским псевдонимом «Игорь Гусаров», сочинял с пулеметной скоростью роман о моих эльфах и гномах. Первая реакция была как в кино: не понял! Потом: что за… трах-тибидох?!

Спустя время я решил поговорить по душам с редактором и единственным возможным кандидатом на роль литературного негра. Подозрения возникли сразу. Не иначе как преступная сущность Ваньки Каина закинула его в пучину этой литавантюры. Других претендентов не было. Сдается, обошелся «ученичок» и без учителя. Сам справился.

Хотя забавно, забавно. Интересно, в какой плепорции гонорар делить будем и как? Не буду же я хай на весь Питер поднимать. Такие вещи кулуарно решаются. Но это потом. Есть дела и поважней.

Рассказывать о дороге еще скучней, чем ехать. Разбойники благоразумно не преграждали нашему скромному возку дорогу, ибо что возьмешь с двух вояк, обвешанных оружием, как герои боевиков пулеметными лентами? Да ничего, кроме лишних отверстий, которые мы бы не преминули наделать в любом желающем.

Абсолютно неторжественный въезд в столицу состоялся поздно вечером. Измотанные и оголодавшие, мы сразу попали под крыло Акулины и Евстигнея Карповых, моих безумно уютных домашних слуг.

– Слава тебе господи, Дмитрий Иванович пожаловали. Здоровый и невредимый, – хлопотали они вокруг меня.

– Давеча сон снился, что барин наш скоро пожалует. Вещий был сон, в руку.

– Ой-ой-ой! Отощал соколик наш, совсем с лица спал. Ну дык мы энто мигом поправим.

– Намаялись, поди, с пути-дороги, устали, родимые.

Я виновато оправдывался:

– Да что вы, Евстигней, Акулина, со мной все в порядке. Устал немного, но ничего смертельного.

– Охохонюшки! Не говорите, Дмитрий Иванович. Мои глаза не обманешь.

Понятия не имею, каким чувством они догадались, что барин прибудет именно сегодня и именно сейчас, но нас уже ждала натопленная банька. Нахлеставшись вдосталь душистыми распаренными вениками, мы оказались за накрытым столом, у которого от выставленных яств только что ножки не подламывались. Тут я окончательно понял, что этикет – не русское и не немецкое слово.

Ели в три горла, забыв о том, с какой стороны должна находиться вилка, с какой ножик и для какой цели служат многочисленные фужеры, бокалы и тарелки.

Ганнуся, скрашивавшая мои одинокие дни и ночи после ранения, готовила так, что пальчики оближешь, но я уже успел устать от наваристых борщей, сала и вареников в сметане. Душа просила жареной картошечки, и она, выращенная моим крепостным «олигархом» Фомой Ивановичем Куроедовым и регулярно поставляемая к столу барина, была такой, что мы с Карлом едва язык не проглотили. Еще немного, и я лопнул бы.

Потом был сон. После трясучей повозки и заселенных клопами комнат для ночлега на казенных станциях пуховая перина воистину казалась райским облаком. Воздушным и мягким, словно зефир. Давно так не высыпался.

Утром предстоял визит к Ушакову. Он никуда не уезжал из столицы, и я рассчитывал застать его на месте постоянной работы, то есть в особняке Тайной канцелярии.

Учреждение это не из тех, в которые идешь с большой радостью. Ноги отнюдь не желали нести меня аки по воздуху.

Поскольку майорский мундир еще не был пошит, заботливая Акулина заставила меня переодеться в партикулярное платье. Где-то отыскала шикарную шубу наподобие тех, в которых плясали «нанайцы» в начале эстрадной карьеры, и нахлобучила на голову не просто меховую шапку-ушанку, а какой-то необъятный соболиный малахай размером с тележное колесо.

В таком неописуемом виде я и был выставлен на двор.

Об экипаже еще стоило позаботиться. Будучи неприхотливым человеком, я в армейской жизни преспокойно обходился без карет и повозок, привыкнув к седлу. Моя Ласточка ждала меня в конюшне, уже заседланная Евстигнеем.

Но я дал ему отмашку:

– На своих двоих доберусь.

– Как же так, барин?

– Да так. Пешком прогуляюсь. Разомнусь чуток.

– Дело ваше, барин, – согласился Евстигней.

На днях было потепление, и снег превратился в липкую грязную кашу, зато ночью ударил мороз градусов так в тридцать (по личным ощущениям).

В результате улицы превратились в каток. Приходилось передвигаться со скоростью беременной улитки, чтобы не грохнуться и не сломать руку или ногу.

Карлу повезло больше. Он мог преспокойно манкировать служебными обязанностями еще пару дней и потому бессовестно дрых в своей комнате. Кажется, один. Православные пуритане до мозга костей, Карповы не давали никакой поблажки даже «младшему барину».

Балагура и его приспешников я не боялся. Никто в городе не знает о том, что я вернулся. Даже моя суженая. Настя не раз справлялась обо мне у Акулины, но к невесте я хотел заявиться при полном параде.

Разумеется, не обошлось без сюрпризов. Я прошагал приличное расстояние, умудрившись упасть не больше пяти-шести раз. Ничего не сломал и не разбил, но синяками и шишками обзавелся. Не будь на мне меховой одежды, смягчавшей удары, потери для здоровья могли оказаться гораздо существенней. Я мысленно поблагодарил Акулину за предусмотрительность и заботу.

На пустыре со мной поравнялась темная карета на полозках без герба. Она сразу выпала из поля моего зрения, потому что мне было на нее наплевать. Подумаешь, катят люди по своим делам. Ну и пусть катят дальше. Ничего против не имею.

Но вот люди в карете имели что-то против меня.

Дверца распахнулась. Сразу несколько пар рук вцепились в ворот моей шубы, резко дернули, затаскивая внутрь.

Подобная наглость сбила меня с толку. Я и сопротивляться-то по-настоящему начал, когда было уже поздно. Секунда, и меня зажали как в тисках два мордоворота с простыми, как три копейки, холуйскими физиономиями.

– Он?

– Он!

Бац!

Интересно, почему во Вселенной так много тьмы и почти нет звезд?

Могутный широкоскулый мужик с густой бородой клинышком, толстым носом, суровыми колючими глазами и обширной плешью сидел подбоченясь, накинув на плечи парчовую шубу, и пытался пробуравить меня взором.