Пророки Возрождения - Страница 4

Античный Рим завоевал Италию. Современная Италия отвоевала Рим, и им наложила печать на свое единство.

Римский Форум. Современный вид

На заднем плане видна арка Септимия Севера, на переднем – три сохранившиеся колонны храма Диоскуров.

Так для того, кто охватил взглядом самые жесткие контрасты Рима, они сочетаются и образуют грандиозную гармонию, которая звучит как бы призывом к интеллектуальному синтезу.

Вид и образ Рима показали нам кристаллизацию Италии в монументальном ракурсе. Это результат трех тысяч лет мыслей и сражений, выкристаллизовавшийся в пластическом рельефе. Мы должны теперь рассмотреть эту эволюцию итальянской души в ее истории, охваченной в самых общих чертах, останавливаясь только на вершинах, знаменующих величайшие взлеты и падения.

Но, глядя на этот Рим, противоречивый и в то же время синтетический, постараемся вначале выделить главную идею этой эволюции. Ибо общее впечатление от Рима дает нам ключ к ней.

Итальянская душа уходит корнями в почву и душу Древнего Рима, но это растение от другого зерна, столь отличное по сути и по листве. Ибо итальянский народ столь же мало похож на римский народ, как лавр на дуб или вьющаяся виноградная лоза на вяз, вокруг которого она вьется. И однако латинская почва и римская родина завещали средневековой Италии, затем Италии Возрождения и, наконец, современной Италии эту идею, которая, пройдя серию расширений, оплодотворений и метаморфоз, оживляет всю историю и вручает ей духовное единство. Эта идея – идея универсальности. Рим следовал ей в течение двенадцати веков в своем усилии завоевать мир, вначале оружием, затем правом. Завершив и одушевив эту идею, Италия должна была успешно воплотить ее в религии, поэзии и искусстве.

Третья из этих эпох – эпоха Возрождения, она знаменует апогей подъема Италии с интеллектуальной точки зрения. Именно она составит объект этих исследований. Мы бросим лишь беглый взгляд на две предшествующие, которые подготовили ее.

В четвертой фазе Италии, которая начинается в XIX веке с Рисорджименто, идея интеллектуальной универсальности, которая составляет несравненное величие Возрождения, отходит на второй план. Отныне итальянская душа восстанавливает свое национальное единство и ее цель становится преимущественно политической. Эта страница ее истории не является ни менее великой, ни менее поучительной, чем предшествующие. Италия являет в ней новую и более мощную энергию, чем во все другие. Ибо отныне на сцене появляется и действует весь ее народ, со всеми его силами и общественными классами.

Если исследования в этой книге посвящены только Возрождению, то не только по причине отсутствия материалов или недостатка места, но главным образом по причине универсалистского по преимуществу характера этой эпохи, когда человеческий гений провозгласил устами великих художников этой эпохи трансцендентные истины, которые еще не поняты по сей день и которым предстоит оказать глобальное влияние на будущее.

Для начала необходимо рассмотреть средние века. Нельзя понять все содержание Возрождения, не измерив вначале всю глубину труда Данте, этого великого предшественника современной души, который был в то же время апостолом свободной личности и интеллектуальной универсальности.

Так все заканчивается и все вновь начинается в Вечном городе. Воистину Рим – «город души», как его столь поэтично называет Байрон. Он таков не только потому что страдания личности стихают здесь перед большими печалями человечества и «сироты сердца» находят вторую родину в Ниобе наций. Он таков главным образом потому, что, поднимаясь над трагедиями и катастрофами, о которых напоминают эти славные руины, он обещает все возрождения и воскрешения.

.

Дряхлая Римская империя уже умирала, когда Аларих захватил Вечный город в 404 году и позволил своим остготам разграбить накопленные там сокровища из Европы, Азии и Африки и вырезать треть его жителей. Но когда орда ушла, а ее предводитель умер в Калабрии, Рим, казалось, возродился, и жизнь в нем затеплилась: столь велик был его престиж, ослепивший и самих варваров. Когда правитель герулов Одоакр подчинил Италию, а последний из римских императоров Августул провозгласил себя правителем Рима, имперский город еще не ощущал себя покоренным. Он еще морально сопротивлялся. Он уронил свой тысячелетний скипетр и реально потерял свою власть лишь тогда, когда сам признал свое поражение, покорившись победителю-варвару. Это было в тот день, когда сенатор Кассиодор написал в своей латинской хронике: «В этот год король готов Теодорих, призванный всеми, вторгся в Рим. Он обращался с Сенатом ласково и делал народу щедрые подарки». Этот самый Кассиодор, обучавший Теодориха искусству управления римлянами, разделив треть итальянских земель между его солдатами, посвятил свою старость созданию монашеской академии, где клирики учились переписывать латинские и греческие рукописи.

Эта двойственность показывает нам Рим, превратившийся в наставника варваров и передававший греко-латинскую традицию церкви.

Если Римская империя умерла, то где же родилась итальянская душа? В городах и благодаря городской жизни, которая никогда полностью не гасла в Италии. Но с V по VIII век эта жизнь кажется угасшей. Опустошенный полуостров после урагана вторжений погрузился в гробовое молчание. Словно облака, гонимые ветром, античные боги покинули гордые вершины Апеннин и лучезарные заливы Партенопея и Сицилии. Храмы разрушены; расколоты на части статуи богинь; брошены на дно колодцев царственные головы Марса и Юпитера; погребен в шести футах под землей великолепный торс демонической Венеры. Те самые варвары, которые некогда умирали в гладиаторских боях на глазах римской черни, теперь расположились в цирках как победители. Clarissimi былых времен, сенаторы и всадники, были вынуждены оказывать почести тевтонским королям. Вожди остготов, герулов или лангобардов грубо осаживали декурионов. Плебеи и рабы, освобожденные христианством, стекались в города и монастыри. Покинутая сельская округа делала страну похожей на большое кладбище, где города в руинах – это могилы, а призраки прошлого облачены в саваны. Так, наблюдая это зрелище с высоты своей церкви, папа Григорий I должен был воскликнуть, полный ужаса: «Вся земля в запустении! In solitudine vacat terra!»

В этом гнетущем запустении, в этом человеческом унижении стремительно росла одна-единственная сила. На обломках Римской империи, над потоками завоеваний, подобно Ноеву ковчегу в волнах потопа, поднялась церковь. «Она принесла варварам утешения вечной родины и нравственной чистоты. Церковь в это время представляет собой единение и духовную родину человечества. Именно поэтому священнослужители столь часто принимали на себя гражданские обязанности, а варвары становились командующими войском. Поскольку Рим был метрополией Европы, римский епископ стал папой. Престиж Рима создал папскую власть. Выборы папы, таким образом, расценивались как жизненный интерес сообщества. Потребовался длительный труд средневековья, чтобы противопоставить в массах идею христианской морали слепым инстинктам и в то же время суевериям»[2]. Так на какое-то время, быть может, воплотилась мечта Блаженного Августина. Над земным градом Маммоны, где еще кипели античные сатурналии над варварскими жестокостями, вставал на глазах Град Божий, то есть церковь. Она поднималась от века к веку, медленная, величественная, непобедимая, с ее базиликами, монастырями, черным и белым духовенством, могущественной иерархией, способной использовать все человеческие силы и вобрать в себя все классы общества. На вершине этого здания воцарился папа, духовный вождь человечества. Как могли глаза Италии не обратиться к этому новому владыке, который, казалось, был призван заменить в управлении миром Цезаря, низвергнутого варварами? Римский епископ, ставший великим понтификом христианства, преемником святого Петра, наместником Иисуса Христа, наследником Ветхого и Нового завета, связанный с чудесной легендой из Галилеи, получил таким образом власть, которая не снилась ни одному азиатскому или европейскому монарху.