Пророки Возрождения - Страница 3

Катакомбы св. Каллисты, подземная галерея. II　в. н. э.

Паломники, которые прогуливаются по этой террасе, кажутся муравьями рядом с гигантскими двенадцатью апостолами, расположенными на склоне крыши. В центре их исполинский Христос, несущий крест, он в полтора раза выше апостолов. Изъеденные ветрами и дождями, черные, бородатые, почти в лохмотьях, стертых веками, Учитель и его ученики из Галилеи смотрят на город Рим, который простирается у их ног и чьи бесчисленные здания, громоздящиеся на семи холмах, кажутся отсюда грибами.

Замок св.　Ангела с высоты птичьего полета

Бывший ранее мавзолеем императора Адриана (II　в. н. э.), свое новое название он получил в конце VI　в.

Вот они, новые триумфаторы. Но эти колоссы не торжествуют. Смиренные, грустные и могущественные, они призывают к покаянию и искуплению те поколения, которые сменяют друг друга в Вечном городе.

А теперь давайте посетим замок св. Ангела, дающий потрясающее ощущение гения папства и его истории.

С моста св. Ангела, обрамленного аллеей мраморных ангелов, открывается огромный круглый бастион, который повелел построить император Адриан, чтобы тот служил ему гробницей. Из этого гигантского мавзолея папы сделали крепость, которая возвышается над городом Римом верхней частью стен с навесными бойницами. Первый символ: духовная власть, проникнувшая в прочную броню римского могущества и установившая господство над ней. И как подробно виден этот символ в мрачных входах грозного донжона! Дальше, в погребальном помещении, огромная голова Адриана (единственное, что сохранилось от его гигантской статуи, разрушенной варварами), полая голова, в которой можно разместить почти гарнизон. Дальше подземные тюрьмы, в которые бросали пленников; затем круглая дорога, по которой могли подниматься лошади; затем дорога, поднимающаяся все время вправо, позади ворот, окруженных пушками. Это было построено Александром VI Борджиа. Поверх сумрачных темниц путь ведет в роскошные покои папы, украшенные богатыми фресками работы Джулио Романо по рисункам Рафаэля; на них изображена история Психеи. Украдкой греческое Возрождение проникло в древний мавзолей римского императора, превращенный в феодальный донжон и ставший резиденцией великих христианских понтификов. На верхнем этаже находится лоджия папы Юлия II, которая отвесно нависает над Тибром. Именно отсюда воинственный папа, властный и могущественный покровитель Браманте, Рафаэля и Микеланджело, мог обозревать свой город и свои владения, свои творения и произведения. Но именно отсюда один из его последователей, папа Климент VII, мог видеть разграбление Рима, преданного огню и мечу ордами ландскнехтов, которых направил против него Карл V, и трепетал от страха, видя кардиналов, выброшенных на улицу тевтонской солдатней. То был страшный всплеск сил, выпущенных на волю духовной властью, использующей мирские средства. Ответный удар отдаленного прошлого, изнанка Каноссы. Если, заглянув в бездну с балкона лоджии Юлия II, воскрешаешь в памяти сцены террора и грабежа, то извилистый Тибр, между зеленоватыми берегами несущий свои желтые воды среди дворцов и лачуг, кажется проклятой рекой из адского города Данте, окружающей тюрьму грешников.

Но поднимемся по узкой лестнице на круглую крышу мрачного донжона, и вид совершенно изменится. Словно в волшебном фонаре, прекрасная картина развернется перед нашими глазами. Здесь перед нами внезапно предстает Рим эпохи Возрождения во всем его величии и безмятежности. В центре круглой террасы на пьедестале, который сам похож на маленький донжон, помещается белый колосс – архангел Михаил, вкладывающий меч в ножны. Справа и слева пирамиды ядер из белого мрамора, некогда служившие для защиты замка, спят каменным сном, вспоминая свое героическое прошлое.

Площадь св.　Петра

В центре расположен собор св. Петра (XV–XVI　вв.).

Но посмотрим на панораму вокруг. Гармонично изгибаются очертания семи холмов, застроенных и перенаселенных. Ансамбль города состоит из беспорядочного нагромождения домов, оживленных здесь и там садами с террасами из пальм и приморских сосен. Сверху выступают темные массы дворцов – неподвижных кораблей, которые несет каменный океан. Еще выше размещены церкви с их элегантными куполами; каждый из них имитирует купол собора св. Петра, который превосходит их все и озирает издалека, словно пастух, оглядывающий свои стада.

Во всех этих постройках и даже в движении почвы есть как бы некое тайное желание, словно стремление подняться на высоту доминирующего купола. Палатин, Пинчио и Яникульский холм обрамляют большую метрополию завитками зелени и кипарисов. Солнце Рима пирует над городом в тысяче отблесков, проникает во все уголки и насыщает небо, сверкающее в его свете.

Вот синтетическое, хотя и поверхностное, ощущение Возрождения. Нам следовало бы посетить музеи Ватикана и Капитолия, увидеть сокровища вилл с их тенистой листвой, населенной статуями, приветствовать Диоскуров на Квиринале, сверхчеловеческих укротителей гигантских коней, взвившихся на дыбы на их холме, остановиться возле бурлящих фонтанов, которые вечно юные мраморные боги создали на общественных площадях, – мы не смогли бы измерить неиссякаемые богатства этого Рима Возрождения. Можно сказать, что знаменитые тени этой самой достопамятной из эпох, когда был заключен первый союз между христианством и античностью, назначили встречу друг другу на Монте-Пинчо, между виллой Боргезе и виллой Медичи. Ибо там теснятся сотни их бюстов вперемежку с бюстами всех великих людей Италии. Можно прогуляться с ними в тени этих зеленых дубов, лавров и миртов, насладиться самым великолепным видом города и погрузиться в улыбку Рима.

Но увы! Мы не можем там задерживаться. Время летит с головокружительной быстротой, века ускоряют свое движение и несут нас. Вот перед нами на другом конце Великого города Яникульский холм закрывает горизонт. На самом высоком из семи холмов, покрытом сегодня многочисленными виллами, поднимается со времен античного Рима храм Януса, двуликого бога. Одно из его лиц сморит на восток, а другое – на запад, на прошлое и будущее мира. Двери этого храма оставались закрытыми во время мира и открывались только в дни войны, когда распахивались ворота времени, чтобы новое дыхание Вечности вторглось в настоящее. С востока на запад пересечем город одним взмахом крыльев и поднимемся на вершину Яникульского холма. Туда призывает нас исторический памятник, в котором достигает апогея Италия XIX века. Конная статуя Гарибальди являет нам говорящий образ Рисорджименто. Это новая Италия, Северная Италия, лигурийская, кельтская и пьемонтская, принимающая владения Древнего Рима – на этот раз чтобы его хранить. Отважный и спокойный генерал смотрит исподлобья, слегка склонив голову. Без высокомерия его лицо гордого солдата, лоб мыслителя, облик льва в человеческом образе, полный силы и красоты, непоколебимой доброты, смотрит на Рим без удивления и гордыни. Он приветствует его как столицу родины, целостность которой он защитил с тем неослабевающим чувством долга, которое побудило его сказать: «Roma o morte! Рим или смерть!» На цоколе памятника изображен отряд гарибальдийцев, устремляющийся в бой со штыками наперевес, словно мысль генерала-освободителя заставила их внезапно появиться на пьедестале. У их ног простирается во всем своем величии Вечный город, который они увидели впервые. Позади них воображение рисует всех героев Рисорджименто, мыслителей и поэтов, мучеников тюрем и полей сражений, от Сильвио Пеллико до Каироли, от Маццини, мудрого организатора, до Гарибальди – освободительной шпаги, от неутомимого оратора, пробудившего итальянскую душу из ее оцепенения, до убежденного победителя, который вернул ей ее родину и ее столицу.