Пророчество о сёстрах - Страница 46

Я качаю головой.

— Нет. Я пойду одна.

Полчаса спустя я лежу на кожаном диване в темной библиотеке. Шторы опущены, чтобы не пропускать в комнату яркий дневной свет. Соня опускается на колени подле дивана, глядя на меня честными, встревоженными глазами.

— По моей команде закрой глаза и опустоши свой разум, освободи его от всего, кроме того места, куда ты хочешь попасть, лица, которое хочешь увидеть. Мы начнем вместе считать и будем продолжать, пока я не скажу «стоп». Пытайся слушать свое дыхание, ощутить биение своего сердца. Понимаю, это звучит… наверняка это звучит чистым безумием! Но ты должна сделать именно так. Уменьшись до работы твоего физического тела, чтобы в твоем разуме не осталось ничего, кроме того, что ты хочешь увидеть. — Она ненадолго умолкает, потом продолжает снова: — Будь осторожна со своими мыслями во время странствий, Лия. Мысли имеют силу. Особенно в Иномирьях.

Я прячу эти новые знания, запасаю их, чтобы воспользоваться ими позже. Сразу возникает столько новых вопросов, что меня охватывает паника.

— Погоди минутку. А во время поисков отца я должна странствовать меж миров в каком-то определенном порядке или нет? — Я вспоминаю мертвое поле, где мы встречались с Элис. — И что если я попаду куда-нибудь не туда? Если не смогу найти отца или, еще того хуже, окажусь в каком-нибудь страшном и опасном месте?

— Ты можешь путешествовать повсюду, где тебе заблагорассудится, хотя потребуется некоторое время на то, чтобы обрести контроль над своими передвижениями и научиться попадать именно туда, куда тебе надо. Ты еще неопытна, поэтому попытайся… попытайся призвать к себе отца. Он почувствует, что ты появилась на Равнине. Это знание, эта… энергия — она соединит вас, приведет друг к другу — в правильном мире. Он непременно найдет дорогу к тебе, если только сможет. А если нет — значит, ты в неправильном месте и должна покинуть его немедленно и переместиться в новое, покуда падшие души не почуяли, что ты там.

— А если… если души найдут меня? Или Самуил? Как мне тогда выбираться оттуда?

Соня задумывается, прикусывает губу.

— При первой же возможности постарайся встать ногами на твердую землю. На Равнине мы всегда уязвимы — это не наш мир. Однако в полете мы уязвимее всего. И те, кто обитает в Иномирьях, это отлично знают. Они знают, как перемещаться там, как находить то, что ищут. И как причинять вред тем, в ком видят незваных гостей. Если тебя поймают в ловушку падшие души, или Самуил, или… или кто-нибудь еще…

Я протестующе приподнимаюсь на локтях.

— Кто-нибудь еще?

Она успокаивающе кладет мне на плечо теплую руку.

— Иномирья кишат всевозможными призрачными созданиями. Иные будут стремиться помочь тебе, иные — сыграть с тобой какую-нибудь шутку, но иные — причинить тебе настоящий вред. Даже опытные путешественники на Равнине должны соблюдать осторожность.

Эти новые сведения лишь подстегивают мою решимость. Скорее бы уж покончить с этим и вернуться в безопасность Берчвуда!

— Хорошо. Тогда скажи, как мне защищаться.

Соня морщит лоб, подыскивая слова.

— Все живые существа испускают определенную энергию — это касается и тех, чьи души обитают в Иномирьях. И для того, чтобы причинить тебе какой-то вред, они пускают в ход эту энергию. Ты должна делать то же самое.

Я киваю, вспоминая, как падшие души вились над нами с Элис на том мертвом поле, вспоминая их мощь, их силу, под натиском которой я стала такой слабой и ко всему безразличной.

— Но как… как мне управлять своей энергией?

Соня нервно барабанит пальчиками по кожаной обивке дивана.

— Вот это как раз очень трудно объяснить. Я-то сама умею так делать с самого раннего детства, так что мне сложно выразить это словами, — но представь, что твоя энергия — это семечко, крохотное семечко, хранящееся у тебя в самой-самой глубине. Это семечко совсем маленькое, даже невидимое, но в нем таится больше энергии, больше силы и света, чем ты в состоянии себе даже вообразить. И когда ты ощутишь, что тебе грозит опасность, ты должна мысленно увидеть, как это семечко прорастает, открывается, выпуская на волю то, что живет внутри него.

Я не хочу говорить ей, что все это кажется мне весьма малоправдоподобным. Что сама идея о каком-то незримом семечке, способном защитить меня от натиска падших душ, представляется мне до крайности невероятной, хотя звучит все, конечно, очень мило. Поэтому я киваю, открыв разум ее словам и напоминая себе, что еще несколько недель назад я бы вообще ни во что из того, что знаю сейчас, не поверила бы — ни в отметину, ни в медальон, ни в пророчество. Однако они же существуют на самом деле.

Соня продолжает — так, точно слышит мои сомнения.

— И ты должна не просто думать об этом. Ты должна увидеть его, это семечко — понимаешь? Должна явственно узреть, как оно открывается, выпуская поток твоей энергии наружу, создавая барьер, что даст тебе время бежать.

— Значит, это моя единственная надежда? Бегство?

Соня кивает.

— Пока — да. У тебя нет ни сил, ни умения ни на что большее. Просто выполни свою главную и непосредственную задачу, Лия. Найди отца. Спроси у него, куда он спрятал список. А затем немедленно возвращайся.

— Одиннадцать… двенадцать… тринадцать… четырнадцать… пятнадцать…

Наши голоса призрачной музыкой звучат в пустоте у меня за веками. Сливаясь воедино — мой, Луизин и Сонин, — они создают шелестящий фон тьме, в которую я вынуждаю себя окунуться.

А затем Соня с Луизой вдруг умолкают, подчиняясь какому-то неведомому мне указанию.

— Лия, ты должна отпустить от себя этот мир. Позволить себе упасть во тьму, что ведет к Иномирьям, — слышу я тихий и глубокий шепот Сони, и вот все умолкает, и я остаюсь одна в пустом пространстве моего разума.

Сперва очень трудно ни о чем не думать. Трудно не гадать, когда вернется тетя Вирджиния, не покажется ли слугам странным, что я заперлась с подругами, и — удастся ли мне отыскать отца.

Однако мой ум быстро расправляется с этими обрывками мыслей, и скоро мне больше не о чем размышлять. Остается лишь вспоминать папино лицо, слушать собственное дыхание — сперва оно было частое и мелкое, но постепенно становится все медленнее и глубже. Я рисую себе тихий и свежий мир моего ночного полета, расстилающееся над головой ровное бесконечное небо. Чувствую соленый запах моря и представляю папино лицо.

Вспышка яркого, слепящего света. И вот я уже не в темноте сна, а под палящим солнечным светом — таким пронзительным, что сквозь него даже не могу ничего рассмотреть. Сердце бьется громче и громче — его мерный рокот становится фоном, на котором все быстрее вспыхивают и гаснут воспоминания. Берчвуд. Лица Сони и Луизы, Элис и Генри. Река и лежащий на берегу Джеймс. А затем я освобождаюсь от оков тела и, рванувшись, натягивая удерживающую меня нить, мчусь над лесом, которого никогда не видела прежде.

Земля внизу густо поросла деревьями — пышным зеленым ковром, что с воздуха кажется очень мягким и ровным. По мере того как я лечу вперед, запах соли усиливается, а деревья внизу редеют и вовсе исчезают, сменившись высокими зелеными травами раскинувшегося во все стороны луга. Вдали я слышу море. Оно шумит, мерный гул стремительно нарастает, и скоро я проношусь над полосой пологих песчаных дюн, за которыми плещутся лазурные волны.

Здесь я приказываю себе опуститься на землю, вспомнив Сонины наставления по возможности обходиться без полетов. Ноги утопают в песке. Даже сквозь туфли я ощущаю грубую поверхность и дивлюсь на то, как с каждым странствием обостряются мои чувства здесь.

Я не очень-то понимаю, как именно искать отца. Послушать Соню, он сам будет искать меня, но все равно — глупо как-то стоять тут на пляже у всех на виду. Особенно, когда я вовсе не уверена, в тот ли мир попала, куда нужно.

Призрачные нагромождения скал с пещерами и гротами не позволяют рассмотреть, что находится позади пляжа. Я рада, что мне не надо волноваться, как защищаться на открытом пространстве, однако стараюсь не вглядываться во тьму, что кишит в разверстых устьях пещер. Высмотрев тропинку перед собой, я шагаю вдоль полоски песка, обходя отдельно стоящие валуны и обломки скал.