Проповедь гуманитария (СИ) - Страница 62

Лотар Коллатц за свою жизнь дорос до заместителя министра финансов. Он действительно хорошо умел считать, но только на вершину денежной системы подняться не мог: главный казначей был не экономистом, как можно ожидать, а политиком. Проблема состояла в том, что его родители сами являлись государственными деятелями, так что путь дальше ему оказывался закрыт.

Итак, он пребывал на вершине тех возможностей, которые дала ему партия, но амбиции этим далеко не исчерпывались. Они так бы и остались всего лишь нереализованными планами, если бы не подвернувшийся случай.

Лавнийские Облака постоянно подвергалась набегам с востока. Хроники Министерства указывают, что много тысяч лет назад за барьером тоже жили люди, иначе не объяснить, почему территория Андромеды внесена в планы развития инфраструктуры и транспорта, а также имеет почтовые индексы. Может, они есть там и сейчас.

Войны на востоке Септета считались лёгкими. Несмотря на невероятные способности пауков к восстановлению своей популяции, у них отсутствовала главная составляющая победы: Орден Математиков. Все попытки создания аналогичных существ у арахнидов закончились на уровне средних физиков.

Вычислители являлись высшей ступенью организации, знали всё и умели делать любую вещь, вытекающую из теорем. Их насчитывалось всего около восьми тысяч, да ещё существовала и внутренняя иерархия. Ниже математиков по званию стояли физики, умевшие взаимодействовать с материей и пространством только в рамках собственных законов, однако их имелось в десять раз больше. Список замыкали инженеры, эти члены были максимально урезаны в способностях, но составляли основную часть братства: более восьмисот тысяч. Всего так или иначе постоянно насчитывался миллион участников. На Семь Галактик. На тридцать миллиардов планет. На сотни секстиллионов человек населения.

Пании повезло, статистика сыграла в её пользу: на государственной службе состояло сразу два математика, но даже эти потенциально бессмертные существа могли погибнуть. Не от старости, так в сражениях. Поэтому не следовало расслабляться, и партия приняла решение: восстановить работу пограничного барьера единого человечества в полном объёме. На протяжении поколений для данного дела собиралась масса. Пустотные заводы работали на полную мощность, превращая тёмную энергию в вещество, а потом сжимая его. Где-то там, за пределом плотности атомных ядер, имелись стабильные значения, на которых частицы могли находиться сколь угодно долго. Их упаковывали в капсулы, добавляли такое же количество вещества с отрицательной массой, и в результате установка ничего не весила.

Все средства, собранные народом Пании, недавно были доставлены на Ленерию, где их упаковали в два банковских чемодана. Каждый содержал миллиард стандартных звёздных масс по модулю. При переводе в энергию этого бы хватило на века поддержания работы галактической стены… Или на много лет безбедной жизни.

План составлялся ещё давно, до того, как материю начали свозить в банковские хранилища. Он руководил процессом, и каждый день видел, как тонны утекают у него меж пальцев. При этом деньги оказывались в сейфе, от которого он знал код, можно было заранее подготовить корабль, забрать их и сбежать куда-нибудь в Никитию, купить райскую планету и уже там дожить свой век, если бы не одно препятствие: в банке постоянно присутствовал математик. Второй же участник Ордена отирался около столицы и президента.

Но Лотар ждал. На его посту это оказывалось нетрудно. Нужно было всего лишь выполнять свою работу и правильно проходить тесты системы, чтобы она продолжала считать тебя самым компетентным кандидатом. И вот ему выпал шанс. Один из математиков направился осматривать лавнийскую часть барьера перед восстановлением, пока вся полиция и младшие служители братства перекидывались на Альстру, где завтра выступает президент. Если случится какое-нибудь неординарное событие, то второму вычислителю придётся оставить Ленерию и поспешить на помощь.

Ограбление при таком раскладе имело шанс на успех, только если математик куда-нибудь улетит. А мятеж оказывался возможным, лишь если в столицу он не прилетит. С учётом того, что у него имелось лишь два места базирования, ограбление и восстание оказывались взаимоисключающими событиями.

Поэтому у Коллатца был ещё один подельник из числа инженеров, которому он пообещал, ни много ни мало, половину от денег банка, то есть целый чемодан с массой. Вместе они обошли всех участников заговора, убеждая тех в необходимости захвата правительства и президента, и соврали, что на стороне правды выступает один из вычислителей и завтра он прибудет с целью их поддержать. Младшему участнику Ордена Математиков поверили, хотя он показал всего несколько фокусов, да и то у линзы.

Прошло всего несколько минут, как неизвестный покинул квартиру, а Леонард Демократов уже начал сомневаться в своей решимости. Нет, он по-прежнему был готов лично придушить всех партийных, но не знал, хватит ли у него сил. Вот так просто взять и пойти против устоев, известных с детства… «Которое они у тебя отняли», — поправил себя архитектор. В случае провала он потеряет не только работу (которую ему навязали) но и всё остальное, и окончит дни, как и родители, в лагерях.

Леонард остановился и решил разобраться в себе. Он с детства помнил, что хотел стать художником. Его рисунки побеждали на выставках и в детском доме, и в художественной школе, и в университете. Но вместо того, чтобы творить картины, он строил дома. Была в его работах какая-то скрытая сила, заставляющая людей раз за разом голосовать за них, продвигая в реализацию. Этому способствовала партия: народ не мог выбрать президента, но с ним обязательно надо проконсультироваться по поводу дизайна какой-нибудь заводской столовой.

Кстати, о консультациях. У Леонарда имелось много друзей, но доверить такую тайну он не мог даже жене. Все его знакомые либо стоят слишком низко на карьерной лестнице, чтобы не попробовать вырваться вперёд, предупредив о бунте, либо и так довольны жизнью, а значит попытаются сохранить порядок. Неужели ему некому довериться? Хотя…

Есть у него один приятель по вузу. Учились вместе, но на разных направлениях, Леонард — на дизайне, Христиан — на теологии. Тот получил имя в честь Гюйгенса, нидерландского математика, физика, астронома, механика и изобретателя. В будущем он должен был преподавать научный атеизм, но это не значит, что он являлся воинствующим безбожником. Думаю, он верил больше, чем даже капелланы никитинианской церкви, так как те почитали лишь одного господа — науку — а друг знал поимённо их всех.

Чтобы доказать свою полезность и не допустить роспуска кафедры, панийские богословы вот уже тринадцать тысяч лет, почитай, с самой междоусобной войны, расколовшей человечество, проявляли чудеса смекалки. Они учили не только истории и философии, но и гаданию, травоведению и примитивной медицине, предсказанию затмений, составлению гороскопов и любой чуши, лишь бы не сокращать учебную программу бакалавриата ниже десяти лет. Их совершенно не заботило, где выпускники смогут найти целебные корешки на Альстре, если её превратили в экуменаполис ещё при строительстве, или как вычислить покрытие луной солнца при отсутствии спутников, но обучаться религии сюда ехали со всех Лавнийских облаков.

Выходки же нашего партийного атеиста ещё долго будоражили университет. Он приучил свой факультет каждый день читать молитву за здравие ректора, носил балахон вместо формы, обвешивался амулетами на все случаи жизни, прекрасно оперировал голыми руками, приносил жертвы за успешную сдачу экзаменов. Сам Христиан говорил, что когда-нибудь сбежит к дикарям на планету-заповедник и станет для них божеством.

Прозвище «Жрец» подходило другу как нельзя лучше. Во-первых, никто другой не знал наизусть так много биографий математиков и не умел вворачивать к месту теоремы. Во-вторых, он был не дурак в отношении еды и, в-третьих, мог выпить больше всех, не теряя ясности сознания. Наклюкавшись на выпускном, он обратил в веру огнепоклонников десять таких же пьяных бакалавров и убедил их принести в жертву девственницу для успешного обучения в магистратуре. К счастью, таковой не нашлось.