Пропавшие без вести - Страница 1

С берега, со стороны Волчьей балки, все отчетливее доносились отзвуки приближающегося боя, ветер нес над бухтой сизые клочья порохового дыма. Изредка снаряды долетали уже и сюда, в расположение базы: от взрывов нет-нет да и вздыбливалась земля у самой кромки обрыва, всплескивались водяные столбы вдоль прибоя.

С моря шел сильный накат, глухо и мощно набрасывался на берег, кипела, пенясь и клокоча, вода меж камней, и вся прибрежная полоса казалась от этого обложенной сугробом снега. Из небольшого домика, расположенного на взгорке и еще несколько дней назад служившего штабом отдельного дивизиона кораблей, хорошо был виден тральщик, стоявший у пирса. Стволы его орудий окутывались легким дымком, туго и звонко хлопали выстрелы, эхом раскатывались над бухтой, и снаряды с металлическим шелестом скользили в вышине, уносились вглубь полуострова, туда, где гремел напряженный бой — в сторону Волчьей балки.

Капитан-лейтенант Крайнев, командир тральщика, распахнул створки окон — гул недалекого боя, корабельных выстрелов сразу же приблизился, ворвался в домик, слышны стали даже отдельные голоса на пирсе. Чуть поодаль от его, Крайнева, тральщика стоял торпедный катер лейтенанта Федосеева, похожий отсюда, сверху, на миниатюрный утюжок. Не считая базовской команды, которая во главе с командиром базы майором Слепневым сдерживала в эти минуты натиск неожиданно прорвавшихся у Волчьей балки немцев, это было все, чем сейчас располагал Крайнев как старший начальник, что имелось в его распоряжении и что мог он противопоставить наступавшим немцам. К тому же — и это было самым непоправимым в таком положении — на тральщике разобраны машины, починить их можно лишь суток за двое, не меньше, даже при круглосуточной работе, а немцы вот они — почти рядом. Такая неожиданная беда свалилась вдруг на его, Крайнева, голову, и надо было ему сейчас же принимать какое-то решение.

Внутренне, для себя, Крайнев уже решил, что делать ему в такой обстановке, как действовать, и был уверен, что поступит именно так, а не иначе, но даже себе не решался признаться в этом, все оттягивал эту минуту, словно на чудо надеялся — а вдруг все еще изменится, обойдется как-нибудь.

Жара стояла несносная, высоко в небе, за дымными плавунами, скользил расплавленный диск солнца: все острее пахло пороховой гарью, за ней пропадали привычные запахи моря, водорослей, которые так отчетливо и знакомо различались еще сегодняшним утром, когда над бухтой стояла свежая рассветная тишина и никто еще и не думал, что через несколько часов здесь загремят выстрелы.

Вздрагивали от взрывов крашеные половицы под ногами у Крайнева, тоненько позванивали стекла. Он вспомнил, как два дня назад уходили отсюда последние корабли дивизиона, срочно перебазировавшиеся на новое место. Тральщик Крайнева не имел хода, и, оставляя его здесь, в этой бухте, комдив хмуро спросил:

— Сколько времени вам надо на ремонт?

— Суток четверо, товарищ капитан третьего ранга, — ответил Крайнев. — Не меньше.

— Отремонтируетесь, сразу же в главную базу следуйте. Оставляем вам торпедный катер лейтенанта Федосеева. Для прикрытия. Немцы далековато, но вдруг появится какой-нибудь корабль… В базе с майором Слепневым остаются человек сорок.

Весь этот короткий разговор от слова до слова помнил Крайнев и сейчас дорого бы дал, чтобы он повторился, чтобы можно было вернуть тот день. Комдив сказал ему тогда:

— Отправьте жену и дочку с кораблями, Сергей Константинович. На всякий случай. Мало ли что… Все семьи уходят со своими.

Крайнев лишь улыбнулся тогда:

— Значит, и моя семья должна уйти со мной. Разрешите, товарищ капитан третьего ранга?

— Что ж, добро, — согласился комдив. — Прошу вас об одном — поторопитесь. Ну, действуйте!

Кто же мог подумать, что такое случится?! Откуда все-таки взялись здесь немцы? Крайнев прислушался к нарастающему гулу боя, проклиная себя за то, что не отправил с отрядом Татьяну — с пятилетней Ульянкой, как предлагал комдив, представляя, как они сидят сейчас дома и прислушиваются к каждому выстрелу.

Шальные снаряды уже долетали до середины бухты, вздымали белые фонтаны воды. Глядя на них, Крайнев понимал, что медлить больше нельзя, надо действовать. Но что-то мешало ему решиться на этот уже обдуманный, крайний шаг, что-то мешало подойти к телефону, позвонить на пирс и сказать те несколько слов, которые — он в этом убежден был — приведут в смятение, потрясут всю команду тральщика, да и торпедного катера тоже. Он знал, что именно так и будет, и поэтому постоял еще с минуту, задумчиво поглаживая теплый гладкий бок телефонного аппарата, чувствуя, как неприятно повлажнели от волнения ладони.

Дверь в домике вдруг широко и шумно распахнулась, и Крайнев даже обрадовался тому, что сейчас кто-то появится и надо будет что-то предпринимать, — это позволит оттянуть еще несколько минут от его решающего звонка на пирс. В проеме показалась рослая фигура моряка в разорванной фланелевке, в откинутой на затылок бескозырке. Из-под нее выбивались слипшиеся темные волосы, отяжелевшие, как показалось Крайневу, от крови. На щеке извилистым следом запеклась бурая струйка. Автомат в его руке казался игрушечным, он держал его за ствол, прикладом вниз.

— Товарищ капитан-лейтенант! От майора Слепнева я. Оттуда! — Моряк торопливо кивнул на дверь. — Крученых я, из базовских. Оборону держим у Волчьей балки.

— Что там? — спросил Крайнев.

— Слепнев передал, уходите немедленно. Иначе будет поздно. Уводите корабли!

— Если бы это возможно было, — вздохнул Крайнев и покрутил ручку телефона. — Таня? Танюша, быстренько сюда. Бинты захвати, ну и все, что потребуется. Да-да, перевязать надо. И Ульянку с собой!

— Трудно там устоять, — тяжело дыша, говорил Крученых, виновато глядя на Крайнева. У него и в самом деле был такой вид, точно он один виноват в том, что немцы прорываются возле Волчьей балки и никак не удержать их. — Нас, вазовских, человек сорок, не больше. А они, гады, с суши наперли. Не вдоль берега, а с суши. Никто ж не ждал. Прорвались, должно быть.

— Много?

— Муравейником прут. С орудиями.

— Слепнев далеко со своими?

— Километров пять, не больше.

— Дела, — сказал Крайнев. — С суши их действительно никто не ждал… Сколько вы еще продержитесь?

— Ребята на совесть стоят, товарищ капитан-лейтенант. И те, что из мастерских, и мы, с сигнального поста.

— Не о том я.

— Часа два-три, не больше.

— Понятно.

Торопливо вошла Татьяна с санитарной сумкой. Странно как-то было видеть ее в легком светлом платье с этой сумкой в руке, рядом — Ульянку с розовыми бантиками в косичках и слышать одновременно гул недалекого боя, взрывы снарядов, выстрелы корабельных орудий.

— Папа, папочка! — прижалась к нему Ульянка. — Там стреляют. Это немцы, да? Я боюсь их.

— Ничего, ничего, все будет хорошо, — успокаивал ее Крайнев. А сам думал с тревогой: «Если бы все так и было. Хотя бы для вас двоих…» Он понимал, что единственная оставшаяся возможность спасти жену и дочку — отправить их на торпедном катере с Федосеевым.

Татьяна ловкими движениями перебинтовывала голову раненому Крученых. Крайнев говорил ей, что оставаться здесь опасно, что все жены и дети командиров хорошо сделали, уйдя с кораблями, а вот он зря оставил их с Ульянкой, послушался ее уговоров, и теперь все неожиданно осложнилось.

— Так я пошел, товарищ капитан-лейтенант, — сказал Крученых, поднимаясь и натягивая бескозырку на забинтованную голову. — Что передать майору Слепневу?

— Значит, говоришь, часа два-три продержитесь? — Крайнев с трудом оторвался от своих мыслей, удивленно, с ласковой теплотой посмотрев на Татьяну с Ульянкой, точно год их не видел.