Пропала женщина (сборник) - Страница 4

— Верно, — ответил Артур. — Это была дурацкая выходка, но мне просто невыносимо было думать, что я всю войну проведу в плену. Да и побег-то почти удался. Конечно, я очень рисковал. Я думал, что меня расстреляют. Но мне не приходило в голову, что они разделаются со мной иначе — вычеркнут меня из списков живых. Когда они отправили меня в эту кошмарную дыру в Восточной Пруссии, я просто перестал для них существовать. Стал еще одним безымянным рабом.

— Вообще, Артур, — сказал Джеффри, — тебе не повезло с начала до конца, не считая, конечно, того, что ты остался в живых. Если бы тебя не контузило выстрелом танка, ты б давно уже был дома. Надо же было в довершение всего еще и потерять память! Не знаю, почему мы не берем у наших военнослужащих отпечатков пальцев, как это делают янки. Насколько все было бы проще.

— Само собой, — вяло отозвался Артур.

Выпитый портвейн не поднял ему настроение. Его худое, бледное лицо слегка порозовело, но он нервно жевал сигареты, которые зажигал одну за другой. Лоб пересекала глубокая продольная морщина. Джеффри не помнил, чтобы она была до войны.

«Вид у Артура неважнецкий, — подумал Джеффри, — хотя он и долго лечился в госпитале».

Та же мысль с первого момента встречи возникла и у Холлисона. Его беспокоило здоровье племянника.

— Вот что, Артур, — сказал Холлисон, — надо тебя показать хорошему врачу. Тебе нужно заняться своим здоровьем.

— Хватит с меня врачей, — раздраженно отмахнулся Артур. — Я вполне здоров. По мне, так этих шести лет просто не было. Жизнь начинается сначала.

Он допил вино в бокале.

Холлисон подумал, что, может быть, волноваться и нет оснований — вот вернется Артур к своим прежним занятиям, и все придет в норму. У него нелегкий характер. Джеффри всегда считал, что Артур — человек себе на уме. Чересчур чувствителен к обидам, склонен держаться особняком и вообще слишком занят своей персоной. Но все равно он отличный парень, способный, энергичный и надежный. Такой человек, как он, добьется многого, стоит ему только захотеть.

Мимо них пропыхтел речной трамвайчик. С палубы им что-то прокричали и помахали руками дети. Джеффри задумчиво помахал в ответ. Он думал о том, как война меняет людей. «Беглянка» качнулась на набежавшей волне.

— Мне кажется, что самое время произнести речь, — сказал Холлисон, — пока в бутылке еще что-то есть.

— А что, — согласился Джеффри, — произнеси.

— Наверное, я сентиментальный старик, — начал Холлисон, — но у меня не будет другого случая сказать вам обоим… как я вами горжусь. Вы оба сделали свое дело. Конечно, судьба распорядилась по-разному. Я горд и очень, очень рад, что вы оба ко мне вернулись. Сегодня — счастливейший день моей жизни.

Он трубно высморкался и дрожащими пальцами обрезал и зажег сигару.

Джеффри глянул на Артура и кивнул в сторону Холлисона:

— Послушать его, так и не догадаешься, что он вывозил на своем игрушечном суденышке наших солдат из Дюнкерка. Сколько человек, отец?

— Семьдесят три, — сказал Холлисон. — Ты же знаешь, я никогда не мог удержаться от соблазна сплавать через Ла-Манш. И, пожалуйста, не сбивай меня — я еще не кончил.

— Послушай, хватит! — взмолился Джеффри. — А то у меня слезы закапают через борт.

— Ладно, я перейду к делу. Я много думал о вашем будущем — твоем и Артура. Сам понимаешь, я старею. Скоро стукнет шестьдесят шесть. Последние год-другой мне стало трудно справляться с делом — срочные правительственные заказы, хроническая нехватка рабочей силы и все такое. Не подумайте, что я жалуюсь, но сейчас, когда война кончилась по-моему, я имею право немного отдохнуть. Мне нужны помощники, и я надеюсь, что вы оба примете участие в деле. У нас крепкая фирма, но ей нужна новая кровь. Я понимаю, что после ваших приключений все это может показаться скучным, но нашей фабрикой можно гордиться. Марка Холлисона пользуется уважением. У нас отличные перспективы. Если подумать, то весь мир нуждается в свежей покраске.

Джеффри широко улыбнулся.

— Ну, ты прямо поэт. Эта фраза могла бы стать первой строчкой песни: весь мир нуждается в свежей покраске…

— Да, нуждается, — упрямо повторил Холлисон, — и по мановению волшебной палочки это не произойдет. Тут нужно работать и работать. У меня превосходный отдел новых разработок, первоклассный главный инженер. Что мне нужно — это два заместителя, которые сняли бы с меня груз административных забот. Вы оба знаете дело. Согласны?

Джеффри выбил пепел из трубки и выбросил его за борт, стараясь не просыпать ни крупинки на палубу.

— На меня, во всяком случае, можешь рассчитывать. Правда, меня демобилизуют не раньше чем через несколько месяцев. Я ведь занимался радарами — радарным контролем полетов. Мне поручили прочитать зимой курс лекций в колледже Генерального штаба. Это чрезвычайно почетное задание. Честно говоря, я весьма польщен. А потом — я в твоем распоряжении.

— Ты уверен, что тебе этого хочется? Может быть, ты предпочел бы заняться чем-нибудь другим?

— Разумеется, предпочел бы, — сказал Джеффри. — Например, попутешествовать.

Увидев, как лицо отца изменилось от огорчения, он поспешно добавил:

— Не сердись, отец, мне просто захотелось тебя подразнить. У меня сегодня такое веселое настроение, что я ни о чем не могу говорить серьезно. Поверь, ничем другим я заниматься не хочу. Тихая спокойная работа — это то, что мне сейчас нужно. А что может быть спокойнее изготовления красок?

— Отлично, — сказал Холлисон. — Ну а ты, Артур? Мне тебя очень не хватало на фабрике. Я не забыл, как из тебя все время лезли новые идеи. Нам очень нужен человек, способный мыслить нестандартно, генерировать идеи, учитывая, что по-прежнему, видимо, придется драться с чиновниками за каждый патент.

— Вы мне льстите, — ответил Артур. — Предложение, прямо скажу, заманчивое.

— Само собой, я не требую от тебя немедленного ответа, — сказал Холлисон, который решил, что убедил обоих молодых людей. — Видит бог, я не хочу приставать к тебе с ножом к горлу. Но у тебя будут отличные перспективы, и дело это денежное. Но, может быть, у тебя другие планы?

Артур улыбнулся, вернее, сардоническая тень улыбки скользнула по его лицу, и покачал головой.

— Нет, никаких серьезных планов у меня нет, — сказал он и добавил в порыве откровенности: — Я забыл, как работают без принуждения. И, конечно, я на мели. А на какой оклад я могу рассчитывать?

— Я думал положить вам обоим по две тысячи фунтов в год.

Артур ничего не сказал. «Интересно, сколько у старика денег», — подумал он.

Джеффри толкнул его локтем.

— Соглашайся, Артур, на эти деньги прожить можно.

Холлисон посмотрел на них с недоумением.

— Это даже по нынешним временам приличные деньги. Но, кроме того, я намерен обеспечить ваше будущее. По моему убеждению, с точки зрения карьеры вы принесли в жертву шесть-семь лет вашей жизни. При обычных условиях за это время вы добились бы прочного положения и сколотили бы капитал. Наш долг — как-то возместить вам упущенные возможности. Я богатый человек. Я был богат и до войны, а за время войны, несмотря на налоги на сверхприбыль, приумножил свое состояние.

— Постыдился бы, — сказал Джеффри.

— Я и стыжусь. Так вот к чему я веду. Как вы знаете, у меня нет никого, кроме вас двоих. Всю войну я твердил себе, что, если вы останетесь живы, я постараюсь, как смогу, помочь вам, когда вы вернетесь.

Он помолчал. Артур нетерпеливо закурил новую сигарету, а окурок старой раздавил каблуком.

— Разумеется, я не думаю, что деньги обязательно принесут вам счастье, — продолжал Холлисон. — Но вы наверняка будете чувствовать себя спокойнее, зная, что в перспективе вы состоятельные люди. Короче говоря, на этой неделе я повидаю старика Хетерстоуна. Ты его не узнаешь, Джеффри, такой он стал старенький, еде на ногах держится. Он составит новое завещание. Кроме нескольких небольших сумм, завещанных сотрудникам фирмы, все мое состояние достанется вам — тебе, Джеффри, и тебе, Артур. Вряд ли эта новость вас особенно удивит, но, я полагаю, вам хочется знать наверняка. Только учтите, я помру еще очень нескоро. Ну вот и все.