Прокурор республики - Страница 5
Романа не было дома, он еще не возвращался, хотя дневное заседание Думы уже закрылось,
Жена Малиновского, Стефа, понятия не имела, где муж.
- Перекусить найдется? - спросил Крыленко, зайдя в прихожую и прикрыв за собой дверь, чтобы не вести разговор на лестнице.
- Разве что черный хлеб да соленый огурчик, - вздохнула Стефа. - Вы же знаете, Николай Васильевич, наше положение. До получки еще три дня...
- Ладно, - сказал Крыленко, - где-нибудь накормят. Когда Роман вернется, пусть найдет меня.
Я буду или у Петровских, или у Гусевых.
В этом доме он был знаком почти со всеми, но мало кто знал его настоящее имя. Даже дети умели держать язык за зубами. Крыленко рассказывал им сказки, которые сам сочинял на ходу, они слушали зачарованно, то замирая от страха, то хохоча.
Из квартиры Гусевых доносились детские голоса.
Он трижды стукнул. Голоса смолкли, дверь открылась, и он вошел.
Лиза, дочь Гусевых, взяв Крыленко за руку, торжественно ввела в комнату. Дети обступили его, затормошили.
От матери Лизы не укрылось, как плохо выглядит гость.
- Погодите, дайте же отдохнуть человеку, - сказала она с укоризной. Вы ужинали, товарищ Абрам?
- Конечно, ужинал. Вчера...
Дети и те оценили его грустную шутку. Мальчишка, один из сыновей Петровского, устраиваясь по привычке у него на коленях, участливо спросила
- Может, сначала поедите, дядя Абрам.
На столе появилась миска с дымящейся гречневой кашей, картошка, пирожки. "Только не наорасызаться сразу", - вспомнил он советы товарищей, прошедших уже через тюремные голодовки. Начал есть медленно, степенно, словно только что отобедал.
- Ну что - сказку?
- Да... - пискнул восторженно самый маленький из детей, но мальчик постарше дал малышу подзатыльник:
- Стихи, дядя Абрам. Те, что в прошлый раз...
И другой паренек согласно кивнул: да-да, те самые стихи! Крыленко не смог сдержать улыбку. Ого, эти ребята далеко пойдут, если им уже подавай не сказки, а взрывную, язвительную сатиру Василия Курочкина...
Оттого мы к шаманству привычны,
Оттого мы храбры на словах,
Что мы все, господа, двуязычны,
Как орел наш о двух головах...
Он читал бы еще и еще, все, что знал и любил но тут пришла Стефа сказать, что муж вернулся. Ребята разом потускнели, смущенно умолкли, и только тогда
Крыленко заметил, что нет детей Малиновских, которые обычно проводили время в общей компании.
- Почему носы повесили? Ну, выкладывайте... - с напускной суровостью потребовал Крыленко, поднимаясь из-за стола.
Стефы уже не было, она ушла, и к ребятам снова вернулась их прежняя бойкость.
- Мы сегодня играли у тети Стефы, - заговорили они наперебой, возились, прятались, ну и случайно с кровати покрывало стянули. Так она чуть нас не побила...
- Да вы что?! - недоверчиво сказал Крыленко.- Нехорошо наговаривать. Она же добрая, тетя Стефа...
Самый старший из мальчишек рассудительно подтвердил:
- Конечно, добрая. Просто... - Он покраснел от неловкости за то, что ему придется раскрыть чужую тайну. - Там под лоскутным покрывалом было еще другое, атласное. И мы это увидели. Вот она и разозлилась...
Крыленко недоверчиво покачал головой: чепуха какая-то! Атласное покрывало... Было из-за чего сердиться!..
Малиновский только что кончил ужин. Он вытирал губы огромным носовым платком с затейливой вышивкой: "Чихай на здоровье". Стефа прибирала со стола.
- Чаю хочешь? - спросил Малиновский. - Сахар есть...
От чая Крыленко не отказался.
- Только чур: сразу за дело. Время дорого.
Большевистской фракции предстояли горячие дни.
Один за другим надо было внести запросы - о преследовании рабочей печати, о разгоне рабочих собраний. Намечалось обсуждение причин, из-за которых недавно произошли взрывы на охтенском заводе: наживая миллионы, но экономя гроши, капиталисты не пожелали принять вовремя меры по технике безопасности. И вот результат - погибли люди. Десятки семей потеряли кормильцев...
Готовили большевики и проект закона о восьмичасовом рабочем дне.
Ленин подробнейше разработал текст, оставалось выбрать момент, чтобы внести проект в Думу.
- Ерундовина вообще-то... - веско сказал Малиновский- - Тратим силы на заведомый пшик! Да неужто эта треклятая Дума примет закон в интересах рабочих и в убыток господам толстосумам.
- Изволите шутить, господин депутат, - добродушно произнес Крыленко, с наслаждением отхлебывая из стакана чуть подцвеченный желтизной крутой кипяток. - Разве наша фракция вносит законопроекты рассчитывая, что их примут? А я-то думал - чтобы показать пролетариату, какие законы черносотенная дума отказывается принять.
Пришли Бадаев и Петровский. Все шестеро депутатов-большевиков выступали по очереди, но к выступлению по каждому вопросу готовились обычно двое.
Если одного прервут, изгонят с трибуны, а то и из зала, другой примет эстафету из рук товарища и договорит то, что тот не успел сказать.
Крыленко захватил с собой Свод законов, Уложение о наказаниях, разъяснения Сената, устав о печати - без этого подготовиться к думскому выступлений_ было попросту невозможно. Еще больше книг - всевозможные кодексы, справочники, комментарии, курсы лекций университетских профессоров, аккуратно переплетенные газетные вырезки - заполняли комнату на Гулярной улице. Ее он снимал у тихой старушки за весьма скромную плату. Там, на Петроградской стороне, был его рабочий кабинет, где он готовил конспекты депутатских речей, писал статьи для "Правды".
Депутату на думской трибуне рекомендовалось ссылаться на законы, иначе его выступление могли счесть необоснованным. В дебрях тысяч и тысяч параграфов с их бесчисленными поправками и дополнениями блуждали даже специалисты. Крыленко мучительно осваивал эту премудрость, всерьез подумывая, что после историко-филологического факультета ему теперь неплохо бы окончить еще и юридический: доскональное знание многочисленных уложений иногда помогало отстаивать рабочие интересы.
Депутаты не раз обосновывали в Думе свои заявления безупречными ссылками на законы, вспоминая подчас и такие, о которых забыли сами министры.
Чувствовалась рука опытного консультанта! Но тут уж ничего нельзя было поделать: консультироваться с кем бы то ни было думские правила не возбраняли.
А полиция, наверное, сбилась с ног, разыскивая невидимку: уж ей-то, конечно, полагалось знать, чьей помощью пользуются рабочие депутаты.
- Не забудь, Алексей Егорович, - сказал Крыленко Бадаеву, - привести статью 1359 Уложения о наказаниях. Тогда Марковым и Пуришкевичам крыть будет нечем. Хотя бы формально...
- Что за статья? - поинтересовался Малиновский.
В прениях по вопросу о преследовании рабочих за участие в стачках он был запасным.
- Статья гласит, что забастовщик не может подвергнуться наказанию лишь за то, что он бастует. В силу правительственного указа от второго декабря пятого года о праве на стачку...
- Ну, Абрам, и силен же ты, братец, - покровительственно сказал Малиновский. - Статья, указ...
Пусть уж Бадаич запоминает. Я в этих законах как рыба на мели...
- Нашел чем гордиться, - заметил Петровский.
Этот вопрос впрямую его не касался, но он внимательно слушал Крыленко, делая пометки в своем блокноте.
- А я думаю так: нам надо по-рабочему, по-простому, от души, без всяких там адвокатских крючков.
Пускай интеллигентишки щеголяют законами, а нам это ни к чему. Мы буржуйских законов не знаем и знать не хотим.
Малиновский говорил резко, раздраженно, словно мучала его мысль, что сам он не в силах выучить свой урок, и вот приходится пользоваться чужими подсказками.
Крыленко понял его и поэтому не рассердился, сказал только:
- Владимир Ильич считает иначе...
Малиновский замолчал, по лицу его прошла тень, он быстро сказал:
- Ну, может быть, может быть... Я, наверно, не прав...