Прокурор для Лютого - Страница 61

Прокурор, бросая очками солнечные зайчики, смотрел на Лютого с печальной улыбкой: наверное, так смотрит университетский профессор на способного, но нерадивого студента.

Максим молчал настороженно и выжидательно — не начинать же беседу первому!

— Ну, что ж, паузу вы выдержали отлично, так что можно начать без дипломатических прелюдий, чтобы не терять времени, — весело произнес Прокурор и, сняв очки, протер их белоснежным платком. — Итак, Максим Александрович, начну с главного: вы действительно принимаете меня не за того, кто я на самом деле. Иначе быть не может. Просто я попытался поставить себя на ваше место. И знаете, к какому неожиданному выводу пришел?

— К какому? — не теряя самообладания, спросил Лютый; чего-чего, но столь доверительного начала беседы он явно не предвидел.

— А к такому… У вас есть все основания считать меня законченным, рафинированным негодяем. Именно так: негодяем и подлецом. Все это — исключительно от отсутствия информации. Или, может быть, от неправильного понимания… — Прокурор вновь надел очки — Лютый, мельком взглянув на собеседника, не мог удержаться от мысленного сравнения: теперь очки чем-то неуловимым напоминали линзы стереотруб, выдвинутых на вражескую позицию из блиндажа. — Вы сами видели действие «русского оргазма», вы читали меморандум, которым я вас снабдил.

— Да, — ответил Максим, соображая, к чему тот клонит.

— И вы вынесли из этого лишь одно: я и мне подобные желают подсадить на наркотик Москву, страну, человечество… И так далее. Чтобы создать у него иллюзию счастья. Так ведь?

Проницательность Прокурора впечатляла — было бы глупо говорить «нет».

— Честно говоря, у меня была такая мысль, — ответил Нечаев уклончиво.

— Стало быть, я не ошибся. Поверьте мне: я боюсь всего этого не меньше, чем вы. — Голос говорившего звучал на редкость чистосердечно. — Это — своего рода фашизм, только на биологическом уровне… Опыты гестаповца Менгеле в сравнении с этим — детский лепет на лужайке, — Прокурор вздохнул. — Хотя я знаю немало людей, которые с радостью согласились бы на такой шаг.

— Это они вложили деньги в проект «Русский оргазм»?

— Да. Они не хотели ввязываться в такой сложный и щекотливый проект самостоятельно — было проще дать денег бандитам, обождать, пока те раскрутятся, и потом все подмять под себя. Но там, — обладатель очков в золотой оправе поднял вверх указательный палец, подразумевая этим веским жестом неких невидимых, но весьма значительных лиц, — там явно просчитались. Сухой прекрасно понял, для чего можно использовать этот самый розовый порошок. Равно как и то, что его можно будет направить против тех, кто вложил в него деньги. Я предвидел это — вот тут-то и появился Коттон. История с Польшей вам известна, также как и причины, побудившие Сухарева первый завод-лабораторию организовать именно в Малкиня. Так вот: Найденко и Сухарев оказались намертво связанными одной цепью. Хотя Коттон на тот момент и не догадывался, кто стоит за производством «русского оргазма». Он думал просто подмять под себя производство, сдать его братве и в ореоле заслуженного человека уйти на покой. Следите за моей мыслью, Максим Александрович?

— Да, — механически ответил Лютый; теперь происходящее представлялось ему иным, нежели он видел его еще несколько минут назад.

— Вскоре на горизонте нарисовалась польская СБ. Это естественно — не проходит и недели, чтобы в польской прессе не писали о «татуированной руке Москвы» и «бандитах из-за Буга». Полякам надо было лишь одно — ликвидировать в стране рассадник наркотиков. И Сухой, и Коттон посчитали за лучшее войти с СБ в контакт — естественно, поляки тут же связались с нами. Если бы не те сто миллионов долларов, которые предполагалось вложить в проект, я бы дал им отмашку, но о «русском оргазме» стало известно… Как бы это выразиться… Многим недобросовестным политикам. Ну, а дальше произошло то, что должно было произойти. Сухарев решил кинуть Коттона, а он, в свою очередь, и его, и людей, вложивших деньги. Варшава, пользуясь нашими наработками, решила подвести двух непримиримых врагов, Сухого и Коттона, к барьеру. Не верите? — не дождавшись ответа, Прокурор достал из кармана диктофончик и нажал на кнопку: Лютый услышал приятный баритон, говоривший по-русски, но с явно иностранным акцентом: «Теперь второй пункт. Этот самый человек со шрамом… Как его там — пан Макинтош? Ту ест назвиско? Фамилия?» И тут же второй голос, показавшийся ему знакомым, нагло ответил: «Какая назвиска… Кличка у него такая… Как у собаки. Скоро деревянный макинтош получит…» «Ну, думаю, все пройдет удачно, — вставил баритон. — Мы ведь оба представляем заинтересованные стороны…»

— Что это?

— Запись беседы офицера польской СБ и гражданина России Сухарева, — невозмутимо прокомментировал Прокурор. — Сделана в Варшаве, на конспиративной квартире Службы Бясьпеки. СБ передала нам все материалы. Дальнейшие события развивались по графику, если не считать существенных мелочей: польский спецназ уничтожил завод-лабораторию в Малкиня, но не учел одного: Сухой, присутствовавший при этом, снял с лабораторного компьютера хард-диск со всей информацией, став, таким образом, полным монополистом. Естественно, если бы у него оказались те сто миллионов, то теперь в газетных киосках да хлебных магазинах торговали бы исключительно розоватым порошком. Заводик был разгромлен, но деньги, на которые рассчитывал Сухарев, не получены… — Прокурор говорил так, словно бы вбивал гвозди в сырую доску. — Деньги были деликатно переданы Коттону, естественно, через Макинтоша — мы сами узнали об этом недавно. Поляки не решились конфисковывать такую огромную сумму: хватило ума догадаться, что это за деньги.

— Они передали деньги Коттону, чтобы не достались Сухому? — резонно предположил собеседник. — Вы не могли этого предвидеть?

— Могли, — хитро улыбнулся Прокурор.

— Не проще ли было их изъять сразу? — Максим никак не мог понять логики происшедшего.

— Нет.

— Но почему?

— Вам рано об этом знать… Всему свое время.

— Так где же деньги? Почему вы думали, что они все-таки могут быть у Сухарева?

— Когда пришло известие о мнимой смерти Алексея Найденко, я подумал: его накрыли, выпытали название банка, где он хранит деньги и ликвидировали. Но, к счастью, я ошибся. К тому же, Алексей Николаевич, и это несомненно — человек куда более достойный, чем эти, — палец говорившего вновь указал наверх. — Далее. Поляки посчитали, что Макинтош знает слишком много и потому ликвидировали его еще в Белостоке. Сухой, поняв, что без денег ему в короткий срок не организоваться, решился на крайние меры: во-первых, похитил племянницу вора, надеясь договориться, а во-вторых — объявил войну крупным московским бандитам, ставившим «крышу» влиятельным финансистам. Ликвидировав их в одном московском ресторане, он переадресовал поборы с фирм и банков на себя. Таким образом он надеялся собрать необходимую сумму: нам же такой ход был, как вы сами понимаете, на руку. Одни бандиты ликвидируют других — что может быть лучше? Максимум результата при минимуме затрат. Видите, Максим Александрович, я с вами предельно искренен.

Да, все было логично — до неправдоподобия. Но это вовсе не значило, что у Лютого не осталось вопросов, скорей, их стало еще больше.

— Но для чего же тогда вы приказали ликвидировать Коттона?!

— Я знал, что он останется жив.

— Как?

— Все очень просто, — казалось, Прокурор ждал этого вопроса. — Рябина… Как вам сказать — это не мой человек. Когда вместо так называемого «13 отдела» организовалась структура «КР», мне его навязали чуть ли не насильно. Я не мог отказаться, но и не мог ему доверять. Понимаете ли, — в голосе говорившего прозвучали доверительные интонации, — есть один человек, кремлевский функционер, который вложил в проект огромные деньги… Думаю, что он поручил Рябине собирать на меня компромат, чтобы держать на коротком поводке. Что тот и делал механически и старательно. Но неумно.

— Компромат — на вас? — откровенность говорившего наталкивала на естественное недоверие.