Проклятый и родной (СИ) - Страница 21
— А если козлы опять появятся? — осторожно поинтересовался Тор.
— Накорми и попробуй с ними договориться.
— Договориться? — скривился охотник.
— Они тебя понимают, и ты должен их понимать, — Локи даже повернулся, чтобы его слова звучали весомо. — Я научу тебя кое-чему, в конце концов, тебе придётся справляться одному, но это вечером.
— Почему вечером? — не унимался любопытный Тор. — Постой, а о чём мне с ними говорить-то?
Локи порицательно покачал головой и отмахнулся, давая Тору понять, что он сам должен был с этим разобраться. Охотнику казалось, что утро всё испортило, ночью Локи был с ним куда более приветлив и радушен, а сейчас разговаривал как с каким-то посторонним человеком. Родными они, конечно, не были, но в какой-то момент Одинсону показалось, что между ними начало возникать некое взаимопонимание. Тор не стал больше расспрашивать, решил оставить всё на потом, может, к вечеру колдун станет добрее.
Завтрак прошёл в молчании, если Тор сразу же набросился на еду, то Локи как-то вяло ковырялся ложкой в тарелке. Эрос по своему обыкновению уплетал свою порцию мяса и молока с завидным энтузиазмом. Одинсон не пытался заговорить с колдуном, заметно было его напряжение, даже кот как-то странно косился на своего компаньона.
После завтрака Лафейсон стал собирать со стола, но Тор его вдруг остановил, вызвался намыть посуду. Это было как-то удивительно, но Локи согласился. Он постоянно занимался домашними делами в одиночестве, и помощника у него не было, он всегда уповал только на себя. Не сказать, что ему нужна была компания, но появление Тора всколыхнуло его жизнь, и так сильно всё изменилось в одночасье. Локи не позволял себе думать, что испытывал серьёзную тягу к охотнику. Тор был красив, горяч, интересен, но Лафейсон уже проходил это. Он одновременно боялся и грезил прошлым. На самом деле Локи никуда сегодня не собирался, кроме как за продуктами, но утренний разговор заставил его бежать в смятении. Поручив Тору растопку бани, он не забыл уточнить перед уходом, чтобы поддерживал тепло, обедал без него и Эроса накормил.
========== Глава 5 ==========
Фамильный родительский дом пустовал уже десять лет. Закалённый дьявольскими печатями белокаменный особняк зарос плющом. Деревья всё росли и росли ввысь, давно забыв об ужасах, свидетелями которых они стали. Локи ненавидел этот дом и любил болезненной детской любовью. Здесь он любовался цветущими каштанами, собирал по осени колючки, из которых выпадали гладкие семена, катался на качелях, рисовал и читал. Здесь же, смотря в глубину звёздного неба, он встретил свою смерть. Звёзды безмолвно наблюдали, как колдун стоял над израненным телом юноши, занося кинжал. Утекающее сознание кричало и молило бога о конце. Локи так хотел умереть, лишь бы больше не мучиться, не испытывать боли. Кинжал пронзил его сердце, и Локи воспарил, ощутил лёгкость и свободу, он увидел, что с ним сделали, над чем бился мучитель долгие несколько месяцев, планомерно убивая его, и такая ярость накатила на мученика, боль душевная клокотала над землёй, безмерная ярость затопила сад. Лафей одним рывком вытащил кинжал из пронзённого сердца и окропил тело сына кровью из серебряной чаши. Локи потянуло назад, придавило камнем, снова ощутив нестерпимую боль, он оказался в своём истерзанном теле. Сквозь багровую пелену тьмы он ничего не видел, но отчётливо слышал грозный рык и крик человека, брань отца и утробное урчание, такое тёплое, словно кошачье.
Локи урывками приходил в себя, он всё просил, чтобы с ним покончили, он не мог и не хотел терпеть эту боль снова, он не хотел жить. А чей-то совершенно незнакомый голос успокаивал его, твердил, что всё позади.
Зачем Лафейсон вернулся сегодня сюда, в этот проклятый дом, — он и сам не знал. Он ненавидел своё прошлое, но вспоминать ему было больше не о чем. Его старые качели всё ещё одиноко висели на крепкой ветке каштана, железные цепи и дубовая доска. Колдун тяжело вздохнул и уселся на потрёпанную годами, но всё ещё целую доску, обхватил пальцами цепи и, закрыв глаза, улыбнулся.
***
Одинсон весь день занимался домашними делами, к которым был абсолютно непривычен. Не было у него своего хозяйства, и как-то жилось спокойно, а тут кота накорми, поесть сам приготовь, воды натаскай, баню затопи. Одинсон всеми своими душевными силами надеялся, что козлы не придут: не хотел он с ними договариваться, не хотел кормить, и вообще они были ему не нужны. К счастью, хоть это его желание сбылось, словно в награду за приложенные усилия. К вечеру Тор чувствовал себя честным батраком, на него свалилась приятная усталость, и даже стало казаться, что такая жизнь ему вовсе не в тягость. Одинсон так разошёлся, что полы в избе намыл. Эрос только любопытно за ним поглядывал, правда не шипел и не чурался. Фенрир не появлялся, да и гостей из деревни не наблюдалось.
Затопил баню Одинсон ближе к вечеру, уже и сумерки наступили, а Локи всё не было. Где его носило, охотник не знал, но почему-то чувствовал беспокойство: не случилось ли чего с колдуном? Тор сидел за столом, хрустел яблоком, и вдруг его взгляд остановился на увесистой книге. Одинсон предполагал, что колдун пользовался книгами по чёрной магии. Любопытство виной тому, что он бесцеремонно решил заглянуть в одну из них, на ту, что взгляд упал. Одинсон осторожно взял книгу с полки, открыл, не сильно надеясь, что поймёт хоть что-то в дьявольской тарабарщине, только не было перед его глазами символов и непонятных текстов, а прочитал он нечто совсем другое. То ли мольбу, то ли проклятье — так сразу и не разберёшь.
Одинсон вздрогнул и чуть было не выронил проклятую книгу из рук, но виной тому была не тарабарщина, сложенная рифмой, а ледяной голос за его спиной:
— Его неизбежной встречи
Боится каждый с этих пор;
Как меч — его пронзает взор;
Его приветственные речи
Тревожат нас, как злой укор,
И льда хладней его объятье,
И поцелуй его — проклятье! *
Одинсон резко повернулся, при этом захлопывая книгу. Локи стоял перед ним, словно призрак, бледный и красивый, цитируя выдержку. Было не похоже, что его беспокоило, что гость держал в руках его книгу, хотя Тор уж точно не имел права рыться в чужих вещах, как делал это с собственностью убиенных адептов.
— Не хотел пугать, ты так увлёкся, — взор колдуна смягчился, он вздрогнул и зябко поёжился.
— Прости, что взял книгу без спроса, — смутился Одинсон: возвращение колдуна стало для него полной неожиданностью. — Просто стало любопытно, извини.
— Моя любимая книга, про ангела смерти, — отозвался хозяин дома, проходя к подтопку. — Прочти её, если хочешь, можешь и другие посмотреть.
Тор не мог не заметить, что Локи кутался в накидку, не снимал, словно продрог до костей. Колдун отвернулся, взглянул на Эроса. Тот почивал на табурете, ответил ленивым взглядом.
— Я баню затопил, как ты просил, — Тор торопливо убрал книгу обратно на полку, и на какой-то краткий миг ему вдруг показалось, что Локи блуждал где-то в одиночестве, лишь бы не возвращаться домой и не оказаться с ним под одной крышей. Почему у него возникло такое впечатление? Кто знает, может, чернокнижник выглядел каким-то потерянным или слишком задумчивым.
— Не намылся ещё?
— Нет, — как-то заторможенно отозвался Одинсон, размышляя, прав ли он в своих суждениях. — Тебя долго не было, я думал, что-то случилось.
— Всё в порядке. Ты иди, намойся, я после тебя пойду.
— Локи? Всё нормально? На тебе лица нет. Ты замерз, наверное, иди лучше ты первый.
— Я подожду, — упрямо ответил Локи. — Ужин пока погрею. Иди, не беспокойся, я не стану мешать тебе.
Тору сразу не понравилось поведение Локи, но продолжать препираться и расспрашивать он не стал. Он поспешил покинуть избу, спустился по лестнице и остановился, повременил немного. В сумерках Локи хорошо было видно из окна, он стоял лицом к разделочному столу, когда за его спиной появился проклятый двойник. Тор попятился от избы, колдун снова за своё. Неужели они будут заниматься этой мерзостью, пока он будет мыться в бане? На краткий миг Одинсон обрёл небывалую решимость вернуться в дом и попросить колдуна не создавать таких иллюзий, но не успел. Лжетор подошёл к Локи со спины и крепко его обнял, прижимая к своей груди. Охотник замер на улице, наблюдая в окно эту странную сцену. Локи повернулся лицом к своему творению, и тот тепло ему улыбнулся, обнял и прижал к себе. Колдун точно не видел, что за ним наблюдали, он так доверительно прижался к груди существа и не пытался к чему-то его принудить. Что он делал? Просто искал тепла? Фантом лишь ненавязчиво гладил его по голове.