Проклятые вечностью (СИ) - Страница 148

– Что теперь? – проговорил охотник.

– Нужно ждать, – отозвался граф. – Если пламя посинеет, это знак того, что духи подчинились моим требованиям.

– А если оно нет? – произнесла Селин.

– Поверь, лучше тебе не знать!

Через несколько минут огонь из оранжево-желтого сделался бело-синим, тогда Владислав погрузил лезвие в подготовленную Карлом смесь морской воды и петушиной желчи, после чего плеснул в огонь немного собственной крови, как жертвоприношение призванным духам, а затем произнес:

– Именем владыки небесных сфер и властителя преисподней, я отпускаю вас; возвращайтесь в Пустоту, где царит Хаос, и не возвращайтесь до тех пор, пока вас не призовут снова. Прочертив над огнем никому не известный символ, граф затушил костер морской водой, обернув ятаган лоскутом черного шелка.

– Все кончилось? – произнесла Анна, подходя к нему.

– Все только началось, – усмехнулся мужчина, опираясь на нее. – Нужно возвращаться в замок. Следующей ночью мы выезжаем в Бухарест.

Окинув прощальным взглядом поляну, они медленно побрели по припорошенной снегом тропе. Погруженный в сон лес обещал сохранить в тайне произошедший ночью древний ритуал. Лишь память присутствующих навсегда сохранит в душах это завораживающее и одновременно пугающее зрелище призыва неведомых сил.

– Должен заметить, очень странный ритуал, – проговорил послушник, не в силах сдержать своего любопытства. – Никогда не слышал о том, чтобы черная магия вершилась именем Господа.

– Это не черная магия, – возразил вампир. – Она древняя и очень сильная. В ее основе лежат силы природы, призванные не уничтожить, а сохранить гармонию между мирами. Нет света без тьмы, а без ошибок — пути к искуплению. К такому согласию пришли Бог и Дьявол, разделяя меж собой власть. Иногда в нашу жизнь вмешиваются силы, которых нам не понять, и что-то бросают на чашу весов, чтобы качнуть их в нужную сторону. Мы называем это судьбой, они – равновесием. Синее пламя ритуального костра – знак того, что высшие силы поддерживают нас в нашем решении, считая, что единство нарушено.

– Но это ведь хороший знак? – оживился послушник.

– Не обольщайся, – усмехнулся граф, – на этом их поддержка закончится, и всю грязную работу придется делать нам.

Остаток пути они проделали в молчании, и каждый думал о своем, пытаясь представить картины, ожидавшие их в столице. От одной мысли о встрече с Мираксисом, у них по спине пробегал неприятный холодок. К тому времени, когда из-за деревьев начал вырисовываться мрачный силуэт родового замка, уже начало светать. Солнечный диск, разгораясь, налился свежей горячей кровью и окрасил перистые хлопья облаков и туго натянутый небесный шелк багровым цветом, медленно поднимаясь из-за горных вершин, заставляя крыши домов пылать огнем, а вампиров ускорить шаг, чтобы избежать палящих лучей холодного зимнего светила. На западе же, над нетронутыми человеком рощами вековых сосен, небо, еще не успевшее сменить свою бездонную синеву на розоватую гладь, по-прежнему сияло десятками поблекших звезд, среди которых был криво подвешенный блеклый и словно бы выцветший серп луны, желавшей хоть ненадолго встретиться со своим возлюбленным Солнцем, с которым она была разлучена, не имея возможности воссоединиться.

– «Таков был закон природы – закон гармонии», – с горечью думала Селин, глядя на небеса. Для нее этот рассвет был символом обреченности, порожденной неизбежностью. Они с Гэбриэлом были созданиями, порожденными враждующими мирами: добром и злом, светом и тьмой, льдом и пламенем. Они были земным воплощением небесных светил: Солнцем и Луной. Влюбленные друг в друга, вынужденные делить одни небеса, бредущие одной тропой, но волею высших сил разлученные бесконечностью, они были вынуждены на мгновения встречаться в часы восхода и заката, коротая вечность в одиночестве. И пока стоит этот мир не дано им воссоединиться, ибо день и ночь разделяют их.

========== Воин Бога ==========

Путь до столицы прошел на удивление спокойно. Зная скорбную участь, постигшую селения, гнездившиеся вдоль дороги, они решили ехать, не останавливаясь, из окна кареты наблюдая за картиной разрушения, постигшей деревеньки. Если сначала Мираксис проходил по земле, собирая кровавую жатву, то в дальнейшем он, подобно урагану, сметал все, что попадалось у него на пути. Таких разрушений не оставляла после себя даже война.

Казалось, что вся местность по дороге к Бухаресту превратилась в выжженную безжизненную пустошь, по которой проехали всадники Апокалипсиса. Вырванные с корнем деревья; как ураганом сметенные крыши, унесенные в поля; чернеющие, будто от поцелуев огня, остовы домов; разрушенные церкви и растерзанные тела, которые еще не успели захоронить. Не в силах выдержать этого ужаса, Анна задернула шторку кареты, погрузившись в молчаливую молитву, которую никто не осмеливался нарушить.

При подъезде к городу пейзаж изменился. Здесь не было и следа смерти и разрушений, которые посеял Мираксис в окрестных землях. Бухарест встретил их во всей своей красе: окруженный крепостной стеной, он возвышался на семи холмах, подобно Древнему Риму. Из-за городских стен выглядывали многочисленные маковки церквей, дворцовые купола, крепостные шпили. Огромные особняки, стоявшие вдоль широких проспектов, поражали своей роскошью, сады – масштабами, освещенные масляными лампами мощеные улочки – шириной.

Несмотря на поздний час здесь все еще кипела жизнь: из придорожных таверн слышалась веселая музыка, по тротуарам гуляли парочки, уличные торговцы сновали от дома к дому, предлагая свой товар. С шумом проехав по мостовой, их черная, не имеющая гербов и прочих опознавательных знаков, карета повернула на набережную, оставив за спиной торговый квартал.

Центром города, безусловно, была старая крепость, выстроенная в середине пятнадцатого века. Она была единственным строением, уцелевшим во время османского набега, став своего рода символом стойкости и отваги. Все дороги, петляя между домами, ставшими образчиками классической архитектуры, вели именно туда.

Анне не с чем было сравнивать. За всю свою жизнь она видела лишь Васерию да Будапешт, но этот город с первого взгляда завоевал ее сердце. Было в нем что-то таинственное, мятежное, в каждом кирпичике чувствовалась некая сила, заставляющая душу трепетать от благоговейного восторга. И, по какой-то даже ей неясной причине, этот восторг не могли омрачить увиденные ею картины. Видимо, когда разум устает бороться с окружающим его мраком, он ищет хотя бы какую-то причину для радости, хватаясь за нее, как за спасательный круг, брошенный утопающему.

— Это просто восхитительно, — проговорила она, выглядывая из окошка.

— Благодарю, — проговорил Владислав, с улыбкой глядя на нее. Только сейчас Анна поняла, что основу Бухареста во время своего правления заложил именно граф. Он был молчаливым свидетелем того, как его детище растет и развивается, падает под гнетом завоевателей и возрождается из пепла. Без преувеличений можно было сказать, что вампир был «отцом» этого города. Наверняка и сейчас, спустя столетия, он принимал деятельное участие в его развитии, вкладывая средства в строительство и экономику.

Оставив за спиной покатый мост, по краям которого стояли конные всадники, возница остановил экипаж около небольшого особняка, стоящего на набережной. Со всех сторон окруженный массивной кованой оградой, на первый взгляд он ничем не выделялся из общего архитектурного стиля города. Трёхэтажное строение песочного цвета с плоской крышей и арочными окнами было образчиком утонченного вкуса. Стройные колонны с искусными капителями поддерживали высокие своды, массивная дверь с фигурной лепниной прекрасно вписывалась в общий ансамбль. Перед входом раскинулся круглый фонтан, в центре которого находилась композиция торжества греческих богов. Помня роскошную громаду дворцового комплекса в Будапеште, Анна даже поразилась скромности этого убежища графа.

— Я приобрел его недавно, — произнес мужчина, читая ее мысли по выражению лица. — Еще не успел обустроить все по-своему. Прошу, — пропуская своих гостей вперед, добавил он.