Проклятые вечностью (СИ) - Страница 145

– Они не простили меня! Отказались… – перебила его принцесса, не в силах сдержать слезы.

– Время меняет многое, в особенности мысли. Они не дали себе даже пары дней на то, чтобы попытаться понять тебя и простить – это не одно и то же. Даже твой брат признавал, что этот поступок эмоционален. Решение, принятое ими, не позволит им раскаяться в содеянном, потому что они даже не вспомнят о случившемся. Сейчас их души освободились и обрели счастье, освободись и ты. Не трать отведенное тебе время, как показали последние события, даже для бессмертных оно не вечно. Пустые сожаления ничего не изменят.

– Да будь она проклята такая судьба! – обхватив голову руками, произнесла она. – Ради того, чтобы убить тебя, я лишила себя покоя и нормальной жизни. Я желала этого с исступленной страстью; а теперь, теперь вся прелесть этой мечты исчезла, существование обрело новый смысл, но каждый раз, когда в мое сердце проникает надежда на светлое будущее, происходит что-то, что отбивает желание бороться. Удел вампира — вечная тьма.

– Как-то раз я тебе уже говорил о том, что даже в самой непроглядной тьме всегда затаен лучик света, его нужно просто найти.

И хотел бы граф сказать ей о том, что для него этим спасительным лучиком стала принцесса, но, будучи мастером искромётных острот, он, к сожалению, не был мастером любовного слога.

– Я хочу побыть одна, – проговорила девушка, прикрыв своей ладонью его руку.

– Хорошо, – понимающе кивнул вампир. Надежды на приятный вечер разрушились, как карточный домик, унесенный ветром. Он жил более четырехсот лет, познал не одну женщину, но, к собственному стыду, так и не научился их понимать. Нелогичные, эмоциональные, выводящие из себя, но в то же время манящие, загадочные и столь необходимые каждому мужчине. Разве кто-то из них мог понять этих загадочных существ? Порой ему казалось, что все мудрецы мира не смогут ответить на этот вопрос.

Выйдя из ее опочивальни, Дракула прошел в кабинет, рухнув на софу с такой силой, что деревянные ножки затрещали. На столике подле него в игривом пламени свечей поблескивал хрустальный графин с бурбоном. До краев наполнив бокал, вампир осушил его несколькими большими глотками, откинувшись на мягкие подушки.

– А утро-то не до конца испорчено! – ухмыльнулся мужчина, наливая себе еще немного янтарной жидкости.

У Ван Хелсинга утро тоже не задалось. Простившись с Карлом, он направился в свою комнату, надеясь хоть немного поспать, но там его уже ждала Селин. На первый взгляд девушка была спокойна, но за личиной напускного равнодушия скрывался бушующий океан в глазах, что не предвещало ничего хорошего. Он прекрасно понимал причины ее появления, но был не готов раскрывать перед ней свою душу, хотя этот разговор назревал уже давно.

– Что произошло с тобой в Ониксовом замке? – сразу произнесла она, устремив на него испытующий взгляд, проникающий в самую душу. – Ты вернулся другим?

– А ты думаешь, что ад можно покинуть просто так? У всего есть своя цена, и я плачу ее сполна.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Твоя душа…

– Расколота? Потеряна? Поругана? – нетерпеливо перебил он. – Наверное, все вместе, а может, и больше.

– Стала чужой! – выслушав его, проговорила Селин. – Ты будто находишься рядом, но мысли твои далеко.

Охотник прекрасно понимал, что уйти от этого разговора не получится, но и, что ответить ей, не знал. За такой короткий отрезок времени вся его жизнь перевернулась: он уже не разумел, где добро, а где зло; где правда, а где ложь. Собственные чувства постоянно играли с его сердцем, заставляя блуждать по нескончаемым лабиринтам души, которые никуда не вели. Он стал пленником собственных желаний, которые не мог реализовать, а потому метался из стороны в сторону, как загнанный зверь. И именно они, женщины, загнали его в этот лабиринт отчаяния, завлекая в свои сети, но не подпуская к себе.

– Я не в силах объяснить тебе всего, – с выдохом проговорил охотник, стараясь избежать встречи взглядов. – Но последние месяцы стали для меня настоящим адом. И наши недавние приключения не имеют к этому никакого отношения. Все дело в ипостасях, раздирающих душу на части. Ангел, человек, оборотень – у каждого из них свои желания, совладать с которыми я не в состоянии. Три разных существа, три разные личности, заключенные в одном теле и противоположные во всем – это приговор, вынесенный на небесах. Их голоса у меня в голове звучат постоянно, доводя до сумасшествия. Они говорят мне, как жить, что делать, кого любить… Мне уже не слышен собственный голос, он теряется в бесконечной какофонии. Более того, я уже не знаю, кто я на самом деле и кем хочу быть. После того, как Дракула вернул мне память, это стало невыносимо. Только представь: месяц назад у меня не было никакого прошлого, а теперь я помню все с момента сотворения мира.

– Кто говорит в тебе сейчас? – произнесла Селин, пораженная его ответом.

– Пока…всего лишь человек, которого преследуют призраки прошлого, – усмехнулся он, откинувшись в кресле, наблюдая за пляшущим огоньком огромной свечи, стоящей подле него. Ее слабый свет рождал в просторном, почти лишенном мебели, помещении игривые силуэты, открывая взгляду настоящий театр теней.

Ван Хелсинг понимал одно: какими бы далекими ни были воспоминания, никогда не наступит момент, когда оные перестанут для него что-то значить. Они копились в закоулках сознания, как фрагменты утраченного счастья, словно ненужный хлам, оставленный в коробке на чердаке. Они могли лежать там годами: забытые и потерянные, — но стоило начать уборку, и едва притупившаяся болезненная чувствительность в области сердца возвращалась с новой силой, смывая барьер между прошлым и настоящим. Это и произошло с ним, когда Дракула вернул ему память. Плотина, отделявшая тысячелетнее существование ангела от нескольких лет в человеческом облике, рухнула, оставив после себя голую пустошь. Призрак Изабеллы и покинутые небеса навсегда отделили его душу от мира людей, и он не знал, как ему вернуться обратно, да и стоило ли это делать?

Безусловно, он мечтал о Селин, любил ее всей душой, но любовь это была особенная: не такая, которую он помнил; не такая, которую мог представить. Она не была огнем, сжигающим сердце, или ядом, отравляющим разум, она была спасением, приносящим умиротворение. Ради нее он готов был снова пройти через все адские муки, но, прикасаясь к девушке, Ван Хелсинг не мог избавиться от ощущения, что берет то, что ему не принадлежит.

Это было наваждением, проклятием. Она была для него самой близкой и в то же время «чужой». Селин нашла правильное слово, лучше сказать он не мог. Как бы охотник хотел, чтобы все было иначе, но, видимо, Господь в очередной раз заставляет его грезить о несбыточном, развенчивая его иллюзии.

– Гэбриэл, реальность мучительна и без постоянного копания в прошлом, – разрушив пугающий ореол его мыслей, проговорила Селин.

– Дело не в прошлом, а в будущем, которого нет у таких, как мы. Вся наша жизнь – непрекращающаяся борьба. У нас никогда не будет нормальной жизни, счастье – удел смертных. Мы примеряем на себя роли охотников и жертв, пытаемся без передышки бежать от неизбежности, но она все равно нас настигнет.

– Ты говоришь о…

– Смерти, – перебил ее Ван Хелсинг. – Она неотступно следует за нами, дышит в спину. Счастливы мы будем лишь по ту сторону реки забвения. Неужели ты не поняла это в Чистилище? В этой жизни мне нечего тебе предложить!

– Ты не прав. Граф и Анна…

– Скоро убедятся в моей правоте. Противоположности притягиваются – таков закон, но долго оставаться вместе не могут. Подумай: они такие разные, какими только могут быть два человека. Рано или поздно груз минувшего разверзнет между ними пропасть, которую они не смогут преодолеть. Такое прошлое, как у них, бесследно не проходит. Не лучше ли сейчас закончить это? Запомнить тот огонь страсти, в котором сгорают их тела, чем столетиями смотреть, как это пламя затухает, превращая любовь в ненависть?