Проклятые вечностью (СИ) - Страница 137

– Они молчат потому, что знают: кара заслужена, – пояснил Ван Хелсинг, ступая вперед. Тлетворный запах горелой плоти ударил в ноздри, заставляя тошнотворный ком подступить к горлу. Тряхнув головой, чтобы отвлечься, Гэбриэл продолжил: - Чистилище – темница для тех, кто на самом деле раскаивается в своих поступках. Они по собственной воле платят такую цену за избавление от грехов, ибо огонь выжигает из них скверну.

— Даже не знаю, что страшнее: это или ад! — проговорила вампирша, не решаясь последовать примеру Гэбриэла. Причина была проста: вампир, прошедший кровавое крещение был истинным воплощением греха. Пройти по этой дороге, означало заживо сжечь собственную душу.

— Но почему одни вынуждены быть здесь, а другие в преисподней? — проговорила Анна.

— Потому что грешники ада раскаиваются только из-за тяжести наказания. Не будь его — не было бы и покаяния, — проговорил граф, понимая какой тяжелый путь предстоит пройти ему. — Сколько времени может занять подъем?

Ван Хелсинг озадаченно посмотрел вверх, пытаясь найти слова утешения для своих спутников, но в голову не пришло ничего, кроме правды.

— Я думаю, что скорость подъема экспоненциальна тяжести греха, — проговорил охотник.

— Другими словами: чем больше грехов, тем дольше подъем! — обреченно выдохнул граф. — Проще было остаться в аду. И все же… сколько?

— Одни на это тратят несколько минут, другие — вечность! — ответил Гэбриэл. — Но учитывая то, что наш черед еще не пришел, я думаю, что мы сможем воспользоваться правом льготного подъема.

— Это как? — произнесла Селин, наблюдая за мужчиной, оступившимся о пылающую ступеньку и покатившимся вниз. Пролетев несколько пролетов, его придержала девушка, облаченная в тогу черного огня.

Помогая ему подняться, она опустилась на ступеньку, но потом, пожертвовав собой, стала подниматься быстрее.

— По тропе Серафимов, объятой ангельским огнем. Ей пользуются лишь хранители. Надсмотрщики чистилища, если можно так сказать. Простым смертным эта дорога неведома.

— И чем она отличается от этой? — поинтересовался граф.

— Жарит сильнее, — нервно ухмыльнулся Ван Хелсинг. — Зато путь значительно короче.

— Знаешь, я предпочитаю мясо с кровью, — усмехнулся вампир, устремив свой взгляд к самой вершине горы, наблюдая за женщиной, которая, почти добравшись до заветной цели, поскользнулась и полетела вниз, начиная свой подъем с самого начала.

— Боюсь, у нас нет времени на то, чтобы удовлетворять твои пищевые предпочтения, — фыркнул охотник.

— А дальше что? — не удержалась принцесса, вставая между мужчинами.

— Для каждого свое: одни по лестнице из света поднимаются на небеса, где их ждет вечная благодать, другие, как многие поколения твоих предков, — он многозначительно посмотрел на Анну, — ожидают высшей справедливости в камерах.

— Выходит, я встречусь с ними? — в страхе произнесла она, склонившись под тяжестью этой истины. Больше всего она страшилась осуждения своих родных, и судьба, в насмешку, забросила ее на нескончаемые просторы Чистилища.

— Это вполне вероятно! — кивнул Ван Хелсинг.

— Я не могу… не пойду, — заливаясь слезами, шептала она, отступая к краю обрыва. — Они не простят… не простят.

— Анна, — проговорил вампир, обхватив ее плечи. — Сейчас выбора у тебя нет. Ты должна!

— Нет! — искоса поглядывая в темные воды океана Бытия, твердила Анна. Если бы граф вовремя не подхватил ее, девушка бросилась бы в эту пучину, навсегда поглотившую ее душу.

— Анна, от судьбы не уйдешь! — прошипел вампир, хватая принцессу за руку.

— Он прав, — подтвердил охотник. — Теперь иного пути для нас нет.

Обойдя гору, они остановились около небольшой тропы, уходящей вниз. Каменистая змейка пылала золотым пламенем, таким жарким, что даже находясь в полусотне метров от него, они чувствовали нестерпимый зной, заставляющий кожу дымиться.

— Там кто-то есть! — прошептала Селин, глядя на вырисовывающийся из огня ангельский силуэт.

— Этот путь хранят ангелы. На другом конце нас встретит Адониэль! — проговорил Ван Хелсинг.

— Знаете, — вмешался в разговор граф, — Я не настолько раскаиваюсь в содеянном, чтобы туда пойти!

— Пойдешь сам или тебе придать ускорение? — фыркнул охотник.

— Ты, видимо, находишь свои остроты чертовски смешными! — отозвался граф, ступая в очищающее пламя.

— Помните, — раздался за спиной голос Ван Хелсинга, — физической боли здесь не существует, чтобы вы не видели — это лишь иллюзия. Страдания выпадают на долю души, а она уже экранирует их на тела.

Первые шаги дались графу достаточно легко. Жар был сравним с пламенем погребального костра. Взглянув на руку, вампир увидел, как от высоких температур кожа начинает пузыриться и обугливаться, а кровь запекаться, не успев обагрить землю. Он знал, что боль здесь лишь иллюзия, но с каждой секундой эта химера становилась все более правдоподобной, причиняя физические муки. Горела не бестелесная душа, горело тело. Дракула чувствовал этот отвратительный запах, наполнивший легкие, чувствовал вкус гари на языке. Оглянувшись, вампир увидел Ван Хелсинга, который склонившись к земле, будто у подножия костра жар был слабее, полз к своей цели. В какой-то момент он понял, что и сам стоит на коленях, не выдержав этой муки. Удивительным было то, что, несмотря на нестерпимую боль, все они находились в сознании, сгорая заживо в святом огне, но не падая замертво.

Охотник оказался прав, чем меньше грехов было за плечами жаждущих отпущения, тем быстрее они проходили по стезе раскаяния. У Гэбриэла и Анны этот путь занял несколько часов, а вот Дракуле и Селин, успевшим за четыреста лет отнять немало жизней, эта дорога давалась все труднее. Сгорая в очищающем огне, они больше были похожи на обугленные скелеты, встреченные охотником в адской пустыне. Плоть отвратительными смрадными клочьями слезала с костей, будто обнажая душу. В этом эфемерном мире реальными для них были лишь страдания, лишавшие рассудка. Дракула покаялся лишь в одном грехе, но в этом пламени пред ним восстали все его преступления. Перед его затуманенным взором проплывали невинные жертвы, чью жизнь он забрал в угоду своего тщеславия и кровавой жажды, и каждая из них вгоняла в его мертвое сердце раскаленный докрасна меч, и этим мукам не было конца.

Пламя Чистилища было зеркалом души покаявшихся, меняя мучителей и мучеников местами. И Дракула, и Селин снова и снова были вынуждены переживать боль, которую в свое время пережили их жертвы, но любая дорога когда-нибудь должна была закончиться — по пути раскаяния прошла и Селин, вставая подле своих товарищей в привычном человеческом облике. Раны и ожоги в мгновение затянулись, будто и не было этого пути, а вот в душе скорбели тысячи голосов, не знающих успокоения.

— Признаюсь, я не думал, что ты решишься пройти по этому пути! — проговорил Адониэль, встречая их лучезарной улыбкой.

— Призраки прошлого больше не страшат меня, — не поворачиваясь к серафиму, ответил Гэбриэл, обратив все свое внимание на вампира, несущего бремя своего греха.

— Что-то не так, — задумчиво произнес Ван Хелсинг, — он должен был уже пройти!

— Это дорога ангелов — путь покаявшихся, — произнес Адониэль. — Его проблема в том, что он не раскаивается в своих грехах, потому святой огонь не отпускает его. Что ж, яблочко от яблони! Когда вы с Михаилом сбросили Люцифера в огненную бездну, он ведь тоже выказал сожаления.

— Не говори о том, чего не ведаешь. Люцифер был нам братом, — прошипел охотник. – Будь он здесь, ты бы прикусил свой язык.

— Будь он здесь, на небесах царила бы анархия. Но теперь многое ясно: я понимал, отчего ты так опекаешь его сына! — фыркнул Адониэль. — Судьба властвует даже над нами, заставляя бродить по замкнутому кругу. Никогда не задумывался о том, почему из миллионов она выбрала и свела вас двоих?

— Замолчи, — прорычал охотник, вжав небесного стража в раскаленную стену. — Не суди о том, чего не в состоянии понять.

— Это, если я не ошибаюсь, гнев? Гавриил, ты слишком долго жил среди людей и стал заложником низменных страстей. Не стоит так распаляться из-за пустяков, если, конечно, ты еще хочешь заслужить билет на небо.