Проклятие женщины, или Ведьмы 21-го века (СИ) - Страница 2
Роман глубоко и тяжко вздохнул, затем взбежал по ступеням, набрал на домофоне номер квартиры.
– Слушаю, – раздался мелодичный голос Кати.
– Это я, – сказал Рома.
Поднимаясь по лестнице на третий этаж, он услышал, как щёлкнул знакомый замок. Катя ожидала его на пороге. За прошедшие десять лет она ни капельки не изменилась. Казалось, старость не властна над этой женщиной.
– Ну, как, Свет очей моих? – сразу же поинтересовалась Катя. – Что сказали?
– Ерунда, – хмыкнул Роман. Он вошёл в квартиру, закрыл за собой дверь. Не развязывая шнурки, стянул туфли. – Это тот, придурошный, разглядел у меня рак. Видать денег хотел. – Стараясь не встречаться взглядом с Катей, Рома прошёл в ванную, где открыл кран и начал мыть руки. – Всё у меня нормально. Про головную боль сказали, что неплохо бы съездить куда-нибудь и просто отдохнуть. Скорее всего, от перенапряжения у меня эти боли. И рвота и обмороки. Работа-то нервная. Как в анекдоте: раньше у меня не было ничего, и я устроился на работу. Теперь у меня нет ничего, плюс дергающийся глаз! – Рома задорно улыбнулся и чмокнул подругу в щёку.
Катя закрыла глаза и глубоко вдохнула-выдохнула. Вообще Рома старался перед ней не демонстрировать свои недомогания. Считал, что мужчина должен стойко нести свой крест. В одиночку. Если просто болела голова, то он завтракал и уходил на работу, а уже в машине пил цитрамон, для чего в салоне всегда находилась бутылка с водой и внушительный запас таблеток. Если же тошнило и рвало, то он старался сделать это в туалете максимально тихо. Даже включал на телефоне разные видео, мол, всего лишь занимается естественными надобностями. Иногда это срабатывало, иногда нет, но Рома по извечной мужской привычке всегда отшучивался, мол ничего серьёзного. Всерьёз Катя забеспокоилась, когда Рома начал терять сознание. Настояла, чтобы он прошёл обследование.
– Про цитрамон там все хохотали, – Рома видел, что успокоил подругу, и зачем-то начал сочинять на ходу. – Мой врач даже слёзы от душившего смеха вытирал. Сказал, что можно было и без обследования понять – при раке цитрамон не помогает. В общем, повеселил там всех, оставил кучу денег и вернулся домой.
– А как же работа?! – спохватилась Катя.
Рома прошёл на кухню, где занял любимый табурет – возле окна.
– Да пошла она, эта работа! – улыбнулся он. – Один раз живём, неужели надо тратить эти драгоценные часы на работу?! Сделай кофейку, пожалуйста.
Катя странно и подозрительно посмотрела на своего мужчину. Затем достала кофемолку.
Роман наблюдал за своим бывшим преподавателем культурологии. С ужасом понял, что произнёс чистейшую правду. Он вытащил из кармана телефон. Нашёл среди приложений «Калькулятор». Оставалось пятнадцать дней в сентябре, тридцать один в октябре, тридцать в ноябре и половина декабря. Конечно, количество оставшихся дней было условно, зато крайне показательно. В сумме получился девяносто один день. Рома умножил эту цифру на двадцать четыре и получил количество оставшихся у него часов. Две тысячи сто восемьдесят четыре часа жизни. Неужели их и вправду стоит тратить на работу? Рома нервно усмехнулся. Катя сразу же повернулась и внимательно на него посмотрела.
– Да я тут прикинул, сколько потеряю на работе за те дни, которые ходил по врачам и чуть обалдел, – снова соврал Роман. – Существенная сумма получается.
Он выключил приложение и бросил телефон на стол. Привычно покрутил перстень с турмалином. Приятно запахло кофе.
Ближе к вечеру они лежали в обнимку на диване и смотрели телевизор. Роман крутил перстень на пальце. Когда-то он удивлялся, что это украшение так тяжело снять. У него это получилось лишь однажды, когда он специально намылил палец. Со временем он прекратил даже попытки стянуть дорогое украшение, подаренное любимой.
Несколько раз за день трезвонил мобильник. Скорее всего, звонили с работы. Рома даже не смотрел, кто его хотел услышать. Ему было глубоко плевать, что подумает начальник, выполнят ли они план продаж, заплатят ли премию. Эти заботы казались мелочными и бестолковыми. Только на краю могилы человек понимает, сколько часов своей жизни он посвятил ненужной и глупой ерунде.
По телевизору показывали фантастический фильм. Роман не вникал в суть. Он пристроил голову на живот Кати и смотрел в экран невидящим взглядом. Он уже раз тридцать представил, как лежал в гробу. Бледная кожа бросалась в глаза на фоне чёрного костюма, черты лица заострились, причёсанные в последний путь волосы колыхались на холодном зимнем ветру. Мать и сестра рыдали. Несколько пьяных друзей стояли поодаль. Почему-то он не мог увидеть Катю, как ни старался её представить. Где она будет в этот день?
Роман тяжело вздохнул. Когда ничего не болит, кажется, что будешь жить вечно. Когда смерть лишь отдалённое понятие, кажется, что она случается с кем-то, но не с тобой.
Он снова потрогал голову. Где-то там, под костью, сидит его смерть размером с апельсин. Эта смерть каждый день растёт, но крайне вяло себя проявляет. Её даже способен утихомирить цитрамон. Однако от этого она не становится менее опасной. Как сказал кто-то в очереди перед кабинетом: «Вам просто повезло, молодой человек. Умрёте без мучений».
Роман почувствовал, как по коже пробежали мураши. Ему не хотелось умирать. Он не мог умереть так рано!
– Ты замёрз, Свет очей моих? – спросила Катя. – Ты дрожишь.
– Всё нормально, – хрипло отозвался Роман. Он чуть сменил позу, положил голову в район Катиного солнечного сплетения. – Просто чего-то… не по себе.
– Тебе не интересно? Давай что-нибудь другое включим.
Катя потянулась за пультом. Роман поймал её руку и прижался к ней губами. Такая тёплая, такая нежная, такая родная… Он с ужасом осознал, что уже очень скоро эти руки будут ласкать другого мужчину. Катя будет нашёптывать кому-то другому о своей любви. Будет дарить другому свою нежность.
Роман закрыл глаза, чтобы не расплакаться от чувства безысходности. Он понимал, что Катя его любит, и будет горевать после смерти. Как известно, время лечит и очень скоро она найдёт другого мужчину. Пусть пройдёт год. Пусть два. Пусть пять. Какая разница?
Рома открыл глаза и постарался выкинуть плохие мысли из головы. Всё равно всем когда-нибудь умирать. Он сосредоточился на фильме. Наблюдал за длинноволосой блондинкой, которая несла ахинею, положенную ролью. Затем полетели несуразные космические корабли, началась стрельба голубыми лучами, по железным переборкам побежали люди. В общем, показывали стандартный космический боевик. Рома мысленно уплыл в тот день, когда впервые встретил Катю. Он отчётливо его помнил…
Катя стояла за кафедрой и читала лекцию о культуре средних веков, когда один из студентов, шутки ради, спросил, сколько ведьм сожгли на кострах. Преподаватель поменялась в лице и несколько мгновений просто молчала. По аудитории пронеслись первые смешки.
– Всё, что вы знаете о ведьмах – неправда, – произнесла она с замогильными интонациями. С каждым новым словом, её голос наполнялся жизненной силой и креп. – Все эти представления сформировались много позже. Их сформировала современная поп-культура. Все эти сделки с дьяволом, полёты на мётлах, варева в котлах…
– Чёрные коты и рыжие волосы, – добавил кто-то из аудитории.
– … именно, – кивнула Катя. – Очень многое… Почти всё, что знает современный человек о ведьмах, придумано беллетристами и режиссёрами последних веков. Правда, как это обычно и бывает, намного прозаичнее.
– Расскажите? – попросил Роман. Он, не отрываясь, смотрел на нового преподавателя.
Катя посмотрела ему в глаза. На несколько мгновений замялась, зная, что её пытаются увести от темы лекции в сторону более интересного для студентов рассказа.
– Собственно здесь и рассказывать особенно нечего, – она по-прежнему смотрела на Рому. Наконец, отвела глаза. – Ведьмами называли людей, которые имеют магический дар. Очень редко они его использовали для того, чтобы причинить кому-то зло. Для добрых дел чаще. Однако, природа людей такова, что добро они забывают быстро, зато зло помнят долго. В средние века, когда церковь стала мощнейшим общественным институтом, она взялась искоренить зло, которое по её мнению, несли ведьмы. По факту же церковь боялась инакомыслия. Она, словно КПСС в новейшей истории, вырезала всех несогласных с её учением. Итогом, как вы все знаете, стали костры инквизиции. Тысячи замученных женщин, разбитые семьи, несчастные дети. Суды в то время стали формальностью. Достаточно было пожаловаться на соседку и её тут же обвиняли в колдовстве. Подтверждений тому сразу находилось в большом количестве: родинки в разных частях тела, неправильно сросшиеся пальцы, сиплый голос… какой угодно физический недостаток мог стать причиной, по которой женщину признавали ведьмой. А дальше в зависимости от местности, где всё происходило: топили, сжигали, сдирали кожу, закапывали живьём. У каждой ведьмы существует своя территория, где она полновластная хозяйка. Клирики Святой инквизиции попросту ездили из села в село, где спрашивали у местных, где живёт их ведьма. Им без задней мысли показывали. Ведьму хватали и умерщвляли, приписывая страшные злодеяния. Обычный народ, в основной своей массе, доверчивый, поэтому проблем не возникало. Совсем недавно Голливуд всё извратил, представив ведьм какими-то… – немного замялась она, подбирая точное сравнение. – Дьяволицами. Впрочем, всё, что исходит из Голливуда, с правдой не имеет ничего общего. Как вы понимаете, подавляющее большинство обвинённых в те времена женщин с ведьмами даже рядом никогда не стояли. Хуже всего пришлось тогда травницам. Эти женщины из поколения в поколение накапливали и передавали знания об окружающем мире. О растениях и их целебных свойствах. В то время медицина, которая в наши дни стала официальной, была чем-то средним между шарлатанством и реальной наукой. Например, чтобы спастись от чумы, итальянские врачи советовали спать в конюшнях, либо держать в доме козла, на крайний случай завести много пауков. И эти врачи, в тот момент, были светилами мысли. Естественно, что травницы, пронёсшие через века знания исцеления практически от любой хвори, стояли им костью в горле. Фактически забирали хлеб у зарождавшейся науки. Некоторые же из травниц достигли такого мастерства, что научились даже лечить чуму. – Катя сделала театральную паузу. – Их, конечно же, сожгли. Чёрную смерть в то время лечить… не полагалось.