Проклятие желтых цветов - Страница 2

Окно, за которым, по моему мнению, могла таиться любая опасность, не отпускало Родионову. Для нее оно, напротив, было спасением от необходимости сию секунду начать раскрывать свою душу. Она продолжала стоять лицом к окну и играть с жалюзи. В какой-то момент мне даже показалось, что механизм сломается от непрерывной смены режимов. Светлана явно так снимала свой стресс. Уж не знаю, услышала ли она мою просьбу или находилась в плену своих страхов, не обращая внимания на происходящее вокруг. Родионова проигнорировала не только меня. В кабинет заглянула секретарша с подносом, Светлана даже не повернулась в ее сторону. Девушка поняла, что принесла чай с пирожными не вовремя, и закрыла дверь, не решившись войти.

Оставив наконец жалюзи закрытыми, Родионова вдруг резко развернулась, подошла к своему столу, открыла ящик, достала какую-то карточку, положила ее перед собой и уставилась на нее с некой опаской. Затем Светлана передвинула настольную лампу в центр стола, вероятно, собиралась подсветить карточку, но, протянув к ней руку, она ее быстро одернула и шевельнула губами. Вопреки моим ожиданиям Родионова не произнесла ни звука. Я не торопила клиентку, ей определенно нужно было время, чтобы договориться с собой о том, насколько глубоко можно посвятить меня в суть проблемы.

– В пятницу мы отмечали пятилетний юбилей нашего Центра, – наконец заговорила она. – Уже с утра сыпались поздравления – по телефону, электронной почте и, конечно же, личные. Я весь день встречала гостей, показывала им работы своих учеников и как-то между делом заглянула сюда, в этот кабинет…

– Так, – вставила я в затянувшуюся паузу.

– На столе стоял огромный желтый букет. В первый момент я подумала, что он из мелких хризантем, но, подойдя ближе, я поняла, что он из одуванчиков, – Светлана сделала акцент на последнем слова и замолчала, ожидая моих комментариев.

– Неожиданно, – произнесла я. – Мне всегда казалось, что одуванчики – единственные цветы, которые не продаются. Но, похоже, сейчас стали делать бизнес и на них.

– Одуванчики совершенно не подходящие цветы для букета, – Родионова энергично замотала головой из стороны в сторону.

– Я понимаю, желтый цвет считается цветом разлуки, – заметила я, – да и стоят эти цветы в воде, наверное, недолго.

– В букете оказалась записка. Вот она. – Родионова взяла со стола карточку и, повертев ее в руках, стала читать то, что на ней написано, причем на французском языке. – Знаете, как это переводится?

– Ты будешь есть одуванчики с корня, – произнесла я фразу, которую однажды слышала в Лозанне, столице франкоязычного кантона Швейцарии. Это был фразеологизм и означал он буквально следующее: «Ты скоро умрешь». – Там есть какая-то подпись?

– Нет, только этот короткий текст. Я хоть и учила в школе этот язык, но не сразу поняла, в чем дело. А вы, Женя, похоже, неплохо знаете французский, – заметила Родионова не без удивления.

Она, вероятно, считала, что знание иностранных языков для телохранителя вовсе не обязательно. Представляю, как она удивилась бы, узнав, что я еще и на ретророманском могу свободно изъясняться. Немногие вообще знают о существовании этого языка, хотя на нем до сих пор говорят в Швейцарии. До того как я стала бодигардом, я некоторое время зарабатывала на жизнь переводами.

– Знаю, – скромно заметила я. – Эту фразу не назовешь популярной, ее нет в учебниках французского. Тот, кто ее написал, вероятно, бывал в Швейцарии. Среди вашего окружения есть такие люди?

– Вовсе не обязательно там бывать, – замотала головой Светлана, – он мог вычитать это в Интернете.

– Кто «он»? – не могла не поинтересоваться я.

– Тот, кто прислал мне тот букет. Ника сказала мне, что его принес курьер, но из какого цветочного магазина была доставка, она не помнит.

– Камер видеонаблюдения у вас здесь нет?

– Нет, – подтвердила Родионова. – Мне как-то неуютно жить под наблюдением, но теперь придется привыкать к этому. Евгения, если вы скажете, что надо установить камеры, какие-то тревожные кнопки, дополнительные замки, я возражать не буду.

– Светлана, а может быть, букет из одуванчиков и записка в нем – это всего лишь чья-то глупая шутка?

– Не думаю. Эта история имела продолжение. Если сюда принесли профессионально оформленный флористом букет, то около нашей квартиры разбросали одуванчики, вырванные из земли с корнем. Потом меня пытались подрезать на дороге, я едва не въехала в столб, уходя от столкновения.

– Вы запомнили марку и номер машины?

– Это была отечественная машина, «Лада», вся такая грязная, полностью тонированная. Номер я не запомнила. Мне не до того было. В первый момент я даже не связала одно с другим. Только когда опасность миновала, я поняла, что это был следующий намек.

– Намек на что? – уточнила я.

– Вероятно, на то, что мне недолго жить осталось. Я нахожусь в постоянном страхе, мне за каждым углом мерещится убийца, я вздрагиваю от каждого звонка и даже шороха. Все это отвлекает меня от работы. У меня сейчас несколько очень важных заказов, а вдохновения нет. Евгения, надеюсь, что благодаря вам ко мне вернется душевное спокойствие и я смогу работать в привычном режиме.

– Да, я готова прямо сейчас приступить к своим обязанностям. Для начала мне необходимо изучить здание, выявить все его слабые места, чтобы потом их устранить. Ваша секретарша может устроить мне экскурсию по всем помещениям, включая чердак и подвал, если таковые имеются?

– Видите ли, Евгения, я не хотела бы афишировать, что вы мой телохранитель. Никто, кроме моего мужа, не знает о той записке. Но и он не воспринял ее всерьез. Даже к тем сорным цветам с корнями, что были разбросаны в нашем подъезде, он отнесся просто как к мусору. Про «Ладу», пытавшуюся спровоцировать аварию, он сказал: «Мало ли хамов на дороге?» Но я считаю, что таких совпадений быть не может. Кто-то определенно хочет меня убить. Хорошо, что наш сын сейчас находится за границей – уехал в Англию по программе школьного обмена. Зимой его сверстник жил у нас, теперь Саша – у них. Он там пробудет два месяца. Надеюсь, что за это время здесь все утрясется, – говорила Светлана, теребя в руках шариковую ручку. Она то открывала, то закрывала ее, нажимая на кнопку. В таком состоянии ей явно нельзя было творить. Так от куска мрамора можно отсечь не только лишнее, но и все до последней крошки, и обратно эти кусочки уже не приклеешь. Помолчав немного, Родионова продолжила: – Евгения, я не знаю всех тонкостей вашей профессии, поэтому хотела кое-что уточнить.

– Спрашивайте, – разрешила я, осматривая кабинет.

Жалюзи на окнах – это хорошо, но если они открыты, то из здания напротив видны силуэты, а потому для киллера достать Родионову с крыши дома напротив – не проблема. Ей надо либо постоянно держать планки закрытыми, либо на время отказаться от этого кабинета. Я успела все это прокрутить в голове прежде, чем Светлана решилась спросить:

– Евгения, скажите, а что вы будете делать, если столкнетесь лицом к лицу с тем, кто мне угрожает?

– Нейтрализую его любыми доступными средствами, – ответила я, ни секунды не раздумывая.

– Простите, но я не совсем поняла, что вы подразумеваете под словом «нейтрализую».

– Это значит устраню угрозу.

– Насовсем?

– Светлана, я готова охранять вас столько, сколько потребуется, – уверенно заявила я, но клиентку мой ответ не удовлетворил.

Она стала допытываться дальше:

– Допустим, человек, который мне угрожает, все-таки себя обнаружит. Что вы будет делать – передадите его в руки правоохранительных органов или же устраните его… физически?

– Все зависит от конкретных обстоятельств. Но в любом случае мои меры должны быть адекватными. Я не имею права стрелять в безоружного человека. Передавать его или нет в руки полиции – это решается по-разному в каждом конкретном случае и в некоторой степени зависит от желания клиента. Светлана, скажите, а как ваш супруг отнесся к тому, что вы решили нанять телохранителя? – сместила я акцент в нашем разговоре.