Проклятие Янтарной комнаты - Страница 18

Борисов отложил статью.

Каждый раз, когда он читал эти слова, его мысли возвращались к первой строчке.

Как верно.

Он не спеша пролистал страницы документов, лежащих у него на коленях. Они содержали копии других статей, которые он собирал годами. Он небрежно просмотрел некоторые, его память подстегнули новые детали. Было приятно вспоминать.

До какого-то момента.

Старик встал с шезлонга и прошел на веранду, чтобы завернуть кран. Его сад блестел после обильной поливки. Он весь день прождал, надеясь на дождь, но весна пока была сухая. Люси наблюдала за ним с веранды, сидя прямо, кошачьи глаза караулили каждое его движение. Он знал, что она не любит траву, в особенности мокрую, привередничая во всем, что касалось ее шерсти с тех пор, как приобрела статус домашней кошки.

Борисов взял папку с документами.

— Пойдем, котенок, внутрь.

Кошка прошла за ним через заднюю дверь на кухню. Он бросил папку на стол рядом со своим ужином — филе, мариновавшемся в соусе терияки. Он собирался начать варить кукурузу, когда в дверь позвонили.

Старик вышел из кухни и направился к входной двери. Люси пошла за ним. Он посмотрел в глазок на мужчину, одетого в темный деловой костюм, белую рубашку и узкий галстук. Наверное, еще один свидетель Иеговы или мормон. Они часто заходили в это время, и ему нравилось разговаривать с ними.

Он открыл дверь.

— Питер Бейтс? Когда-то вы были Петром Борисовым!

Вопрос застал старика врасплох, выдали его лишь глаза, ответив утвердительным блеском.

— Я Кристиан Кнолль, — сказал человек.

Легкий немецкий акцент, который ему сразу не понравился, сопровождал речь этого человека. Он предъявил визитную карточку, на которой черными буквами читалось его имя и род занятий:

Незнакомец не отдал визитку Борисову. Старик внимательно изучал своего гостя. Около сорока, широкие плечи, волнистые светлые волосы, загорелая кожа цвета корицы и серые глаза, доминировавшие на ледяном лице, — внешность запоминающаяся.

— Зачем я вам, мистер Кнолль?

— Могу я войти? — Гость убрал визитку в карман, всем своим видом демонстрируя желание начать разговор.

— Это зависит от того, зачем вы пришли.

— Я хочу поговорить о Янтарной комнате.

Он решил было отказаться от разговора, но потом передумал. На самом деле он ожидал этого визита много лет.

Кнолль прошел за ним в гостиную. Они сели. Люси прошла вдоль стены, принюхиваясь, затем уселась в соседнее кресло.

— Вы работаете на русских? — спросил Борисов.

Кнолль покачал головой:

— Я мог бы солгать и сказать «да», но я не сделаю этого. Я нанят частным коллекционером, разыскивающим Янтарную комнату. Я недавно узнал ваши имя и адрес из советских отчетов. Кажется, вы когда-то тоже занимались этими поисками?

Он кивнул:

— Очень давно.

Кнолль сунул руку в карман пиджака и достал три сложенных листка.

— Я нашел эти упоминания в советских отчетах. В них вас называют Ухо.

Старик просмотрел бумаги. Десятилетия прошли с тех пор, как он последний раз читал на кириллице.

— Это было моим именем в Маутхаузене.

— Вы были узником?

— Много месяцев. — Он закатал рукав на правой руке и показал татуировку. — Десять тысяч девятьсот один. Пытался свести, но не получилось. Немецкая работа.

Кнолль показал на бумаги:

— Что вы знаете о Семене Макарове?

Борисов с интересом отметил, что Кнолль проигнорировал его выпад в адрес немцев.

— Семен был моим партнером. Мы работали в одной команде, пока я не уехал.

— Как получилось, что вы работали на Комиссию?

Петр Борисов посмотрел на своего гостя, думая, отвечать ли. Он не разговаривал о событиях того времени много десятилетий. Только Майя знала об этом и унесла это знание с собой двадцать пять лет назад. Рейчел знала достаточно, чтобы понимать и всегда помнить. Следует ли ему говорить об этом? Почему нет? Он старик и дни его сочтены. В любом случае, что это меняет?

— После лагеря смерти я вернулся в Белоруссию, но моей родины уже не было. Немцы уничтожили все, как саранча. Моя семья погибла. Работа в Комиссии казалась мне правым делом, чтобы построить жизнь заново.

— Я внимательно изучил работу Комиссии. Интересная организация. Нацисты получили свою долю награбленного, но русские намного превзошли их. Солдаты, казалось, радовались таким обыденным предметам роскоши, как велосипеды и часы. Офицеры тем не менее отсылали вагонами домой предметы искусства, фарфор и драгоценности. Комиссия, по-видимому, была наибольшим грабителем из всех.

Он покачал головой:

— Тогда я думал, что это не грабежи. Немцы уничтожили земли, дома, заводы, города. Убили миллионы людей. Тогда русские думали о возмещении.

— А теперь? — Кнолль, казалось, чувствовал его колебание.

— Я согласен — грабежи. Коммунисты хуже нацистов. Удивительно, как время открывает глаза.

Кноллю было явно приятно это признание.

— Комиссия превратилась в пародию, вы хотите сказать? В результате это помогло Сталину отправить миллионы в ГУЛАГ.

— Из-за чего я и уехал.

— Макаров все еще жив?

Вопрос был задан быстро. Неожиданно. Безусловно, с целью получить такой же быстрый ответ. Старик чуть улыбнулся. Кнолль был хорош.

— Понятия не имею. Не видел Семена с тех пор, как уехал. Из КГБ приходил несколько лет назад большой вонючий чеченец. Я сказал ему то же самое.

— Это было смело, господин Бейтс. КГБ так просто не проведешь.

— Долгая жизнь сделала меня смелым. Что он мог мне сделать? Убить старика? Эти дни миновали, герр Кнолль.

Его замена обращения «мистер» на «герр» была намеренной, но опять Кнолль не прореагировал. Вместо этого немец сменил тему:

— Я расспрашивал многих бывших следователей. Телегина. Зернова. Березова. Я не смог найти Макарова. Я даже о вас не знал до прошлого понедельника.

— Они не упоминали меня?

— Если бы упоминали, я бы пришел раньше.

Это было неудивительно. Как и его, всех их научили держать рот на замке.

— Я знаю историю Комиссии, — сказал Кнолль. — Она нанимала следователей прочесывать Германию и Восточную Европу в поисках произведений искусства. Гонка с армией за право первыми награбить. Но она была довольно успешна, и ей удалось достать троянское золото, Пергамский алтарь, «Сикстинскую Мадонну» Рафаэля и всю коллекцию дрезденского музея, я думаю.

Старик кивнул:

— Много, много вещей.

— Как я понимаю, сейчас только некоторые из этих предметов видят дневной свет. Большинство спрятано в замках или заперто в потайных комнатах на десятилетия.

— Я читал об этом. Теперь у них гласность.

Он решил перейти к делу:

— Вы думаете, что я знаю, где Янтарная комната?

— Нет. Иначе бы вы ее уже нашли.

— Может, лучше ей оставаться потерянной…

Кнолль покачал головой:

— Человек с вашим образованием, ценитель искусства, безусловно не хотел бы, чтобы такой шедевр был уничтожен временем и стихией.

— Янтарь живет вечно.

— Но не в той форме, в которой он изготовлен. Мастика восемнадцатого века не может быть так долговечна.

— Вы правы. Эти панели, найденные сейчас, выглядели бы как мозаика в коробке.

— Мой наниматель готов финансировать повторную сборку этой мозаики.

— Кто ваш наниматель?

Его гость усмехнулся:

— Я не могу сказать. Этот человек предпочитает анонимность. Как вы хорошо знаете, мир коллекционеров полон ревности и предательств.

— Все хотят Гран-при. О Янтарной комнате ничего не известно более пятидесяти лет.

— Но представьте, герр Бейтс, извините, мистер Бейтс…

— Борисов.

— Очень хорошо, мистер Борисов. Представьте, что комнату восстановят в ее прежнем блеске. Какое это будет зрелище! На сегодняшний день существует только несколько цветных фотографий вместе с черно-белыми, которые, конечно, не отражают ее красоты.