Проклятие Синей Бороды (ЛП) - Страница 2
2. Делайла
Луна угасла, и тьма становилась все светлее после того, как первые лучи рассвета пронзили небо, окрасив все в розовые и голубоватые оттенки. Мои сокамерники, подростки-правонарушители из знатных семей, спали крепко, но мне так и не удалось сомкнуть глаза этой ночью. Не только потому, что мне исполнилось восемнадцать, и я праздновала наступление этого с грязной водой и безвкусной кашей в заброшенной сырой клетке на Змеином Острове. А так же потому, что мой брат возвращался в наше поместье в Гамбурге. Как он посмел? Как мог он продолжать жить, в то время как я гнию здесь?
Я так сильно сжала магическое зеркало рукой, что думала, поломаю его. С тех пор, как Гризельда (мышиный перевертыш) сбежала из тюрьмы пару месяцев назад, она оставила магическое зеркало в моем распоряжении. С самого начала я верила, что это благословение — зеркало позволяло увидеть Нолана, когда мне только хотелось. Эйфория заполнила меня, когда я узнала, что мой брат в свои двадцать три года был далеко от Гамбурга, часто путешествуя в некомфортных условиях, и как я, он был один. Он не заслуживал любви или счастья. Не после того, что он сделал со мной. Как смел он притащить меня в полицию? Как смел заявить, что видел меня над мертвыми телами матери и отца (ее синие неподвижные губы после последнего напитка в ее жизни, и кровь, вытекающая из его груди?).
Я замотала головой. Некоторое время я работала над планом побега со Змеиного Острова, выжидая подходящее время. Теперь, когда Нолан решил вернуться в Гамбург, мне стоило поторопиться. Нужно было вмешаться до того, как сбудется предсказанное юродивой. Дрожь охватила меня, когда я вспомнила слова, сказанные ею на площади, когда полиция арестовала меня, а Нолан смотрел, ничего не делая.
— Делайла, ты заплатишь за свои грехи. Ты умрешь от собственного клинка. Нолан, твоя честность и храбрость будут вознаграждены. Когда ты будешь готов принять свой титул, то найдешь любовь всей своей жизни, и она поможет тебе залечить раны и сделает тебя целым вновь.
Пять лет мой брат избегал своего титула, путешествуя по всей Европе и работая над своим торговым делом. Из того, что показало мне магическое зеркало, я поняла, что он стал весьма успешным, импортируя качественный шелк и другие материалы. Его рабочая этика заставляла заткнуться. Когда бы я ни посмотрела в зеркало, он либо заключал сделку, работая над ней, либо проверял качество импортируемых товаров. И, несмотря на то, что мне было противно его дело, недостойное нашего титула, это было ничто по сравнению с тем, что он собирался претендовать на поместье Хайнбергов. Оно не было его. После всех страданий, которые брат причинил мне, он не заслуживал и копейки нашего имущества, которое являлось моим по праву рождения. Я заслужила величие и уважение, ожидавшие меня, когда снова стану леди Делайлой Хайнберг. С другой стороны, мой брат заслужил пожизненное страдание. Смерть, наказание наших родителей, была слишком хороша для него. Он был стукачом, а стукачи должны расплачиваться долго и мучительно.
С тоской я вертела зеркало в руке, желая, чтобы у меня было больше волшебства, чем просто этот предмет. К сожалению, в моей крови не было магии. Мои умения касались ножей — колоть и метать. Первому и второму я научилась сама. Так же я знала одну или две вещи о ядах. Белладонна росла в Германии везде, и добавление темных ягод в вино или десерт было детской забавой. Тем не менее, последние пять лет у меня не было доступа к ядовитым растениям или клинкам, но время подарило мне новое оружие — мое женское тело.
С тех пор, как Гризельда (мышиный перевертыш) сбежала со Змеиного Острова, тюремные правила стали более строгими. По крайней мере, один охранник постоянно находился возле наших камер, что делало невозможным бежать незаметно.
К моему счастью, сегодня ночное дежурство выпало Малколму.
Я расчесала волосы пальцами, вжала щеки и прикусила губы, чтобы придать им цвет. Затем расстегнула платье, демонстрируя декольте, и, тихо присвистывая, направилась к железным прутьям.
Через несколько секунд Малколм, охранник с милым лицом и слегка избыточным весом, подошел с другой стороны решетки. Я долго обрабатывала его, говоря, какой он умный, хлопая ресницами каждый раз при встрече с ним. Пришло время снимать сливки.
— Что случилось, Делайла? — спросил он подозрительно. То, что он хотел меня, не означало, что он забыл, что я заключенная, обвиненная в двух убийствах. Я намотала прядь волос вокруг пальца и ответила низким, соблазнительным голосом:
— Ты знаешь, какой сегодня день?
— Конечно. Сейчас двадцать первое сентября.
— Я не имела в виду дату, — я надулась. — Мне исполнилось восемнадцать, и никто не подарил мне подарков.
— Это так? — он все еще казался подозрительным, но я протянула руку между грудей, слегка поглаживая их, вытащила ожерелье и показала ему кулон, на котором была выгравирована дата моего рождения.
Его взгляд с трудом удерживался на драгоценностях, а не на моей груди, и я улыбнулась, зная, что именно это мне и нужно.
— Тебе удалось повеселиться в свой восемнадцатый день рождения? — невинный вопрос вызвал реакцию, на которую я надеялась, освещая его лицо.
— Я гулял по городу, а потом чудесно пообедал с друзьями.
Я подавила отвращение к его признанию, отвращение к тому, каким неудачником был Малколм. Конечно, в свободное время он лениво прогуливался, без единой мысли в голове.
— Звучит заманчиво. Держу пари, у тебя тоже было много подарков, — я прислонилась к прутьям и прижалась лицом к холодной стали, надеясь, что в моих глазах отразится печаль. Это выражение лица я практиковала.
Он кивнул.
— Да, парочка.
— А я ничего, — я сделала паузу, чтобы произвести впечатление, — я не хочу ничего дорогого, но хотела бы выйти на улицу только в этот раз. Прошло пять лет с тех пор, как мне разрешали выходить на улицу, — он прикусил губу, и я надавила, прежде чем потерять его. — Я просто чувствую такую связь с природой, такое спокойствие, мое сердце обливается кровью при мысли о том, чтобы провести несколько минут снаружи, — я перефразировала то, что он сказал мне несколько недель назад о том, почему он наслаждался неторопливой прогулкой. Судя по смягчению выражения его лица, я проделала хорошую работу.
— Подожди здесь. Я сейчас вернусь, — сказал он и исчез, вероятно, чтобы убедиться, что может вывести меня наружу.
Когда он вернулся, я взглянула на него снизу вверх, изображая застенчивость. Как всегда моя покорность зажгла в нем защитника, и он достал карманные часы.
— Пять минут. Это все, что я могу тебе дать.
— Спасибо, спасибо!
Он открыл камеру, закрыл ее сразу же за мной, и я кинулась ему на шею. От него пахло клубникой и сливками, нежным запахом, но предпочтительнее, чем потом. Когда я отстранилась, он казался ошеломленным, будто никто никогда не обнимал его раньше. Быстро, прежде чем он решил надеть на меня наручники, я взяла его за руку, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы он не заковывал меня.
Он посмотрел на мою маленькую ручку, кивнул и повел меня. Когда мы поспешили вниз по освещенному факелами коридору и вверх по каменной лестнице, я отчаянно искала оружие, но не могла найти его. Значит, мое тело должно было сработать.
Наконец, он открыл тяжелую металлическую дверь, ведущую наружу, и я вдохнула свежий воздух, густой от запаха травы и ароматных цветов. На мгновение я купалась в своей вновь обретенной свободе, а потом встретила взгляд Малколма.
— Ты когда-нибудь целовался с девушкой?
Даже в лучах рассвета я могла сказать, что его лицо покраснело от моего вопроса.
— Да, несколько раз.
Пока он говорил, его взгляд был устремлен на мои губы.
— Я долго мечтала поцеловать тебя, и так рада, что наконец-то могу это сделать, — не давая ему возможности возразить, я запустила пальцы в его волосы и прижалась к нему губами.
Он сопротивлялся в течение доли секунды, затем растворился в поцелуе. Не успел он опомниться, как мы уже лежали на земле, я на нем, расстегивая ремень. Оставаясь сверху, я потеряла девственность, радуясь, что могу сделать это с кем-то, о ком я не заботилась и не стала дурой, чтобы влюбиться или отдаться плотским удовольствиям.