Проклятие мумии, или Камень Семи Звезд - Страница 20

«Он как будто создан для жизни в пустыне», — глядя на него, подумал я.

Мисс Трелони вышла к нам очень скоро. Когда мистер Корбек ее увидел, он, похоже, был удивлен. Впрочем, его раздражение и волнение остались при нем, их хватило, чтобы с головой перекрыть такое несущественное и банальное чувство, как удивление. За то время, что он говорил, он не сводил с нее глаз. Про себя я отметил, что надо будет постараться как можно скорее выяснить причину его удивления. Мисс Трелони начала с извинения, которое немного остудило его пыл:

— Разумеется, если бы мой отец был здоров, вам не пришлось бы ждать. Более того, если бы я не дежурила у его постели в тот момент, когда вы пришли первый раз, я бы приняла вас сразу. А теперь не расскажете ли вы, что у вас за срочное дело, которое не терпит отлагательств?

Взглянув на меня, он несколько замялся. Тогда она добавила:

— В присутствии мистера Росса вы можете говорить все, что собирались сказать мне. Он помогает мне в этом ужасном деле, и я ему полностью доверяю. Мне кажется, вы не до конца осознаете серьезность ситуации. За три дня мой отец не то что не проснулся, но даже ни разу не пришел в сознание. Мне с ним очень-очень трудно. К несчастью, я почти ничего не знаю об отце и его жизни. Я переехала к нему всего год назад и ничего не успела узнать о его работе. Я даже не знаю, кто вы или какие дела связывают вас с ним.

Эти слова были произнесены с грустной улыбкой, как бы извиняющейся, но в тоже время очаровательной. Он внимательно смотрел на нее где-то с четверть минуты, а потом резко заговорил, будто собравшись с духом и отбросив мысли о конфиденциальности:

— Меня зовут Юджин Корбек. Я магистр гуманитарных наук, доктор права и магистр хирургии Кембриджа; доктор гуманитарных наук Оксфорда; доктор наук и доктор словесности Лондонского университета; доктор философии Берлинского университета; доктор восточной словесности Парижского университета. У меня есть и другие ученые степени, почетные и не очень, но я не стану утомлять вас их перечислением. Тех, которые я упомянул, будет, пожалуй, достаточно, чтобы пустить меня в комнату больного. Когда-то я, удовлетворяя свое любопытство и испытывая душевный подъем, правда, в ущерб своему кошельку, увлекся египтологией. Наверное, меня укусил какой-нибудь могущественный скарабей, потому что мое увлечение оказалось чрезвычайно сильным. Я занялся поиском захоронений, что позволяло мне кое-как себя обеспечивать и узнавать такие вещи, о которых не пишут в учебниках. Но я уже был прилично на мели, когда познакомился с вашим отцом, который занимался исследованиями за свой счет. С тех пор вопросы денег перестали меня волновать. Он — истинный покровитель искусств. Ни один страстный египтолог вроде меня не может рассчитывать на лучшего патрона!

Он говорил с чувством, и я, к своему удовольствию, заметил, что мисс Трелони была приятна похвала ее отца. Но я также обратил внимание на то, что мистер Корбек говорил так, будто нарочно старался затянуть время. Я посчитал, что таким образом он пытается почувствовать почву у себя под ногами, хочет понять, насколько можно доверять этим двум незнакомым людям, которых видел перед собой. И было очевидно, что чем больше он говорил, тем большее доверие испытывал к нам. Когда впоследствии я размышлял над этим, то, судя по тому объему информации, который он выдал нам, пришел к выводу, что он посчитал нас людьми, которым можно доверять.

— Я участвовал в нескольких экспедициях в Египет, организованных вашим отцом, и для меня всегда было большим удовольствием работать с ним. Многие из тех ценностей, которые сейчас находятся в его руках (поверьте мне, там есть и действительно редкие вещи), он раздобыл с моей помощью: они либо были найдены благодаря моим исследованиям, либо куплены через меня, либо… либо каким-нибудь другим способом. Ваш отец, мисс Трелони, обладает чрезвычайно глубокими познаниями в этой области. Иногда случается так, что ему становится известно о существовании какой-либо старинной вещи, которая его интересует, и тогда он готов в ее поисках обшарить весь мир, и я сейчас как раз и занимаюсь одним из таких дел.

Он вдруг замолчал, причем замолчал так внезапно, будто в прямом смысле захлопнул рот. Мы какое-то время подождали. Когда он продолжил свой рассказ, речь его стала медленной и взвешенной, так, если бы он старался предвосхитить любые вопросы с нашей стороны, что было для него нехарактерно:

— У меня нет права разглашать какие-либо подробности своей миссии, ни место, ни цель, ничего. Этой информацией владеет только сам мистер Трелони и я. Я дал клятву все хранить в строжайшей тайне.

Он ненадолго замолчал, его лицо выражало нерешительность. Неожиданно он спросил:

— Мисс Трелони, а вы уверены, что ваш отец действительно не в состоянии принять меня сегодня?

Теперь удивление появилось на ее лице. Но всего лишь на секунду: она поднялась и голосом, полным одновременно достоинства и любезности, ответила:

— Следуйте за мной, вы сами все увидите! — И направилась к комнате отца. Мистер Корбек пошел за ней, я замыкал ряд.

Мистер Корбек вошел в комнату так, будто он бывал здесь уже не раз. Когда человек оказывается в новой для себя обстановке, он подсознательно начинает вести себя по-другому, меняет манеру поведения, это видно сразу, но мистер Корбек, горя желанием повидаться со своим могущественным другом, лишь бегло обвел комнату взглядом и тут же переключил все свое внимание на кровать. Я пристально наблюдал за ним, поскольку чувствовал, что этот человек сможет пролить свет на то странное дело, в которое мы были вовлечены.

Не то чтобы я сомневался в нем. Было видно, что это абсолютно честный человек, но это и было именно то качество, которого нам сейчас приходилось бояться. Он был из тех людей, которые считают чувство долга высшей из ценностей, и если бы он посчитал своим долгом сохранить то, что ему известно, в тайне, он хранил бы эту тайну до конца. Мы имели дело со случаем необычным по меньшей мере, когда к обещанию хранить молчание можно отнестись более либерально. Для нас неведение означало бессилие. Если бы нам стало известно что-либо из прошлой жизни мистера Трелони, мы хотя бы смогли представить себе обстоятельства, предшествовавшие нападению, таким образом получив возможность помочь пациенту выздороветь. Возможно, некоторые из вещей, хранившихся в комнате, все-таки можно переставить…

Мои мысли вновь закружились в хороводе, так что мне пришлось одернуть себя, чтобы продолжить наблюдение. На загорелом, обветренном лице мистера Корбека при виде друга, находящегося в таком состоянии, появилось выражение безграничной скорби. Суровость мистера Трелони оставалась на его лице даже во сне, но теперь это делало его вид еще беспомощнее. Легко смотреть на слабого или обычного человека в таком положении, но этот уверенный в себе и властный человек, погруженный в беспробудный сон, сейчас больше всего напоминал величественные руины. Мы к его виду уже привыкли, но я заметил, что в присутствии постороннего на мисс Трелони, как, впрочем, и на меня самого, с новой силой нахлынуло чувство жалости. Лицо мистера Корбека омрачилось. Вся жалость улетучилась, а на смену ей пришло выражение угрюмой решительности, не предвещавшей ничего хорошего тому, кто был причиной падения этого титана. Но и это выражение задержалось на лице недолго. Теперь мистер Корбек выглядел как человек, который только что принял решение и готов к действиям. Его вулканическая энергия подсказала ему, что нужно делать. Он обвел нас взглядом. Когда он заметил сестру Кеннеди, его брови слегка поползли вверх. Она заметила его взгляд и вопросительно посмотрела на мисс Трелони. Та тоже не произнесла ни слова, но взглядом дала понять, что ей следует выйти — сестра тихо прикрыла за собой дверь. Мистер Корбек первым делом посмотрел в мою сторону: он, как и подобает настоящему мужчине, хотел получить информацию из уст другого мужчины, а не женщины, но потом, вспомнив о необходимости быть учтивым, обратился к мисс Трелони: