Проклятие красной земли (СИ) - Страница 13
Все должно быть не так.
Все должно быть совсем наоборот.
Это Вилма Соломона, бывало, в детстве защищала от задиристых мальчишек с ферм, грозно размахивая палкой и кидаясь камнями. Это Вилма прикрывает его задницу перед другими горожанами. Это все…
Неожиданно.
— Тебе принесут ночную сорочку, — сообщает Соломон. — И нагреют воду для ванной. А я пока оставлю тебя, чтобы ты остыла. Не думай устраивать побег, хорошо? Я все равно узнаю.
Он достаточно выразительно смотрит на Вилму, тем самым явно давая понять — вокруг дома наверняка установлены некие магические заграждения, попытка пересечь которые сразу станет известна Соломону. А он наверняка захочет попробовать наложить какие-то санкции.
Только у него все равно не получится.
Вилма, правда не знает, как относиться к этой его спонтанной решительности. Наверное, его тоже каким-то образом затронуло это несчастное торнадо. Что-то повредило в его голове, подменив милого и вечно усталого Соломона на кого-то… Другого.
Соломон действительно оставляет ее. Только не одну, а вместе со служанкой, которая приносит ей временную сменную одежду. Вилма вздыхает. Отворачивается, расстегивает и снимает форменную рубашку, оставаясь только в светлой нижней. Служанка тянется за рубашкой, чтобы ее подхватить.
— Э, нет, — оборачивается на нее Вилма.
— Но… Пыльная, я почищу.
— Нет. Это — моя пыль, и я буду ее носить.
Она же не какая-то нежная барышня, за которой нужно вытирать каждую соплю.
Она из чистой вредности спустится к завтраку с Ротшильдами в этой самой пыльной форменной рубашке. И обязательно некуртуазно положит свою шляпу со звездой шерифа на самую середину стола.
Потому что может.
К завтраку у Ротшильдов Вилма действительно спускается в своей шерифской форме, наглухо игнорируя принесенное с утра служанкой платье. Нет, Вилма могла бы надеть его. Время от времени она даже носит платья. Пускай с самой юности протестно отказывалась это делать на постоянной основе. Тогда ей очень не хотелось, чтобы в ней видели такую же, как все, девицу, которую нужно еще и замуж пристраивать.
Но прямо сейчас она всем своим видом стремится показать Соломону, как он был не прав, выкрав ее с порога дома и притащив к себе.
— С добрым утром, миссис Ротшильд, — кивает она матери Соломона. — Мисс Ротшильд, — оборачивается уже к его сестре. — Соломон.
Взгляд на нем Вилма надолго не задерживает. Просто садится за стол, подтягивает к себе чашку с кофе и молочник со сливками. Почти жизнерадостно улыбается миссис Илане Ротшильд, которая при виде ее как-то бледнеет.
— Соломон, ты не предупреждал, что у нас будут гости, — замечает Илана. Голос ее неприятно скрипит.
— О, не переживайте, — тут же встревает Вилма, не давая Соломону и рта раскрыть. — Я надолго не задержусь. Хотя ночка с вашим сыном у нас была, конечно, жаркая. Кто знает, как обернется.
Она неприлично громко смеется.
— Вилма, пожалуйста, — обращается к ней Соломон.
— А что? — она хлопает ресницами совершенно невинно. И снова смотрит на Илану. — Я, знаете, считаю, что мужчины в наше время перестали брать ответственность за свои поступки. Да что там. Вот мой покойный папаша только и мог, что вырезать какие-то игрушки у себя в сарае, но не общаться с семьей.
Покойный папаша был со странностями. Но в целом, конечно, безобидным. И на Вилму никогда особенно не давил. Что не помешало ей заразиться личными протестными настроениями. Возможно, как раз именно из-за этого.
Что, впрочем, тоже сейчас уже не важно.
Вилма откидывается на спинку стула и громко отпивает кофе. Показательно, будто какая-то дикарка, несмотря на то, что вести себя за столом она умеет.
— Этому кофе не помешал бы виски, — заявляет Вилма.
— Побойтесь бога, шериф, — морщится Илана. — Вы не в салуне.
— Конечно, не в салуне, он ведь раньше обеда не открывается, — усмехается Вилма.
Затем она поднимается все-таки из-за стола. Обходит его, кладет руку на плечо Соломону. Панибратски треплет его.
— Ладно, меня-то долг службы зовет. Увидимся еще, да, Соломон?
Взгляд ее блестит опасным блеском. Отыгрываться за такую наглость на Соломоне она еще не закончила.
Но согласна оставить его на растерзание семьи после своего небольшого показательного выступления, учитывая, как именно та самая семья относится к Вилме.
— Мы поменялись телами, — заявляют практически в один голос двое подростков-близнецов.
Чарли и Генри, младшие дети Флоры и Арчибальда Рэгланов. Мальчишки лет тринадцати, одновременно похожие друг на друга и совсем нет. Они и в спокойные для города времена порой наводят смуту. Как, впрочем, и все дети. Но сейчас они стоят перед Вилмой и заявляют, будто поменялись телами.
Конечно же, в свете прошедшего магического торнадо.
— А родители ваши что думают? — устало спрашивает Вилма, не имеющая ни малейшего желания пересекаться, например, с Флорой.
Которая та еще стерва, что известно каждому горожанину.
Чарли (или Генри?) недовольно сопит. И толкает брата в плечо.
— Мама считает, что мы врем.
— А старший брат говорит, что не видит никакой разницы.
— Но мы-то видим!
Вилма тоже не видит разницы. Да и никто не увидит, ведь эти двое, если где-то и появляются, то исключительно вместе. Больше Вилма о них ничего и не знает, чтобы делать какие-то выводы.
Вот только так получается, что даже ее помощники заняты фиксацией заявлений от других горожан. В управлении становится слишком многолюдно.
— Вам это как-то мешает? — спрашивает Вилма.
Она более чем уверена в том, что близнецы просто притащились над ней поиздеваться. В городе такой хаос, который им как раз только на руку. Даже удивительно, что они — первые дети, которые додумались как-то подшутить.
— Вообще-то!.. — чуть не захлебываясь словами начинает Генри (или Чарли?). — Вообще-то мне не нравится, вообще-то, у меня есть эта… Своя жизнь, вот!
— А у меня как-будто нет? — напускается на него Чарли (или все-таки Генри). — Ты…
Мальчишки начинают переругиваться друг с другом. И пихаться, явно пытаясь перевернуть склоку в драку. Вилма же ничего не может с ними сделать. Даже в камере их не закрыть, потому что в противном случае ей точно придется столкнуться с гневом Флоры. Которой плевать будет на то, что у нее растут такие дети.