Проклятие красной земли (СИ) - Страница 10

— Вилма Кармак, шериф Форт-Уэйна, — формально представляется она.

Женщина ее руку игнорирует.

— Вам не стоит здесь находиться, — говорит она вместо того, чтобы представиться.

Вилме хочется ответить, что женщине тогда в свою очередь не стоит переступать границу Форт-Уэйна. В принципе. Но Вилма и правда приходит с миром.

— Мы просто осмотримся, — она переводит руку, так и не пожатую, на пояс своих штанов. — И надолго у вас не задержимся.

Та вынужденно отходит в сторону, явно обращая внимание на кобуру с револьвером на поясе Вилмы.

Индейцы смотрят на них настороженно. Так, что быстро становится понятно — беседовать с ними тут вряд ли кто-то станет. Этого, конечно, и следовало ожидать. Но Вилме отчасти все равно обидно.

Она же действительно не хочет никого ни в чем обвинять, не разобравшись.

— Это же моя шляпа! — восклицает Бернадетт.

Вилма поворачивается к ней. И видит ту самую шляпу, которую выкинула в портал, в руках у полукровки, Сиэтла Андервуда.

Бернадетт приближается к нему с внезапной уверенной решимостью. Выдергивает шляпу из рук. Вскидывает голову, в полном возмущении глядя в лицо Сиэтлу.

А Вилма некстати вспоминает бредовые слова Джезбел о полукровной смерти Бернадетт.

И впервые задумывается о том, что индейцы на самом деле могут быть связаны с этим проклятым торнадо. Возможно даже не случайным образом.

Магия не пришла в Форт-Уэйн стихийно, она всегда жила на континенте. Трансформировалась вместе с первобытными обычаями, веками напитывалась индейскими традициями и окончательно закрепилась в Америке с появлением европейских переселенцев. Пилигримы научились распознавать энергетические потоки и выстроили общины на местах их пересечений, чтобы укрепить свои силы от источников. Они обучили индейцев письменности и подарили им свои магические трактаты, чтобы показать обратную сторону медали.

Но противостояние все равно грянуло. И европейцы отказались уходить с американских земель, признавая их своим новым домом.

Соломон никогда не забывает о том, что его семья выбралась с другого континента. Он и в себе чувствует размах иного масштаба. В Старом свете уже вовсю буйствует промышленная революция, а здесь только недавно завершилась первичная прокладка железнодорожного полотна к Западному берегу. Ему бы хотелось вернуться под сень далекой родины и жить в самой гуще событий, но для него такое решение было бы совсем не безопасным.

Семья Ротшильдов как раз и занимается железнодорожным делом. После смерти отца Соломону пришлось возглавить трест, а затем и вовсе стать мэром по предложению администрации. В равной степени его утомляют оба занятия, пускай Соломон считает себя достаточно выносливым. Проще, конечно, разобраться с поставкой новых двигателей для составов, чем усадить городскую администрацию за стол и предложить всем ее заседателям договориться.

Новый свет, как бы ни хотелось это признавать, держится на магии. Пускай не всегда горожане ее чувствуют, но их размеренная жизнь остается неприкосновенной, только пока маги контролируют ситуацию. Торнадо — досадное упущение, и все же оно лишь усугубило неприязнь жителей к магии, которая уже столько десятилетий их защищает.

Соломон откладывает отчеты треста в сторону и откидывается в кресле, закрывая глаза.

Он искренне верит в то, что индейцы не желали навредить городу, да и торнадо точно вышло не из-под их руки. Поблизости магией владеют разве что семьи Форт-Уэйна, но их отпечатки Соломон знает наизусть. Есть в этом торнадо что-то неуловимое и даже запретное.

Будто бы кто-то практиковал действительно темную магию, и мирная энергия, царящая в окрестностях, вступила с подобными практиками в конфликт. Тогда появление торнадо, сметающего на своем пути магические приметы, кажется вполне логичным.

Но кому под силу устроить коллапс такой силы?

— К вам посетитель, — чинно сообщает секретарша заглядывая к Соломону в кабинет. Она предвосхищает его реакцию и тут же добавляет: — Этот посетитель придется вам по душе.

Соломон, только настроившийся на лучшую из своих уставших гримас, с интересом выравнивается в кресле. И завидев на пороге друга, даже поднимается из кресла, чтобы провести прием вне стен ратуши.

А в куда более симпатичном заведении, подходящим для их встречи.

Арчибальд, или же попросту Арчи, Рэглан — чуть ли не единственный друг Соломона во всем Форт-Уэйне. Есть еще, конечно, Вилма, вместе с которой Соломон в детстве облазил все окрестные деревья. Но Вилма — это совсем другая категория друзей, нежели Арчи.

Арчи Рэглана Соломон никогда не хотел поцеловать. И даже не думал о том, чтобы удирать из дома по ночам, чтобы пройтись вместе с ним по спящему городку. Арчи из тех друзей, с которыми Соломон может заглянуть в салун и выпить односолодовый на обед. С Вилмой тоже можно, но при ней не получится улыбаться местным работницам и жеманно переглядываться с Каролиной Дженнер.

Соломон — слишком приличный мэр, чтобы пользоваться услугами салунных девушек. Но это ему не мешает с ними флиртовать.

— Отрадно видеть таких приятных гостей в нашем заведении, — улыбается Каролина, невзначай проходя мимо столика, за которым устраиваются Соломон и Арчи. — Жаль, сегодня мы не можем предложить вам хороший аккомпанемент. Наш рояль совсем разучился играть.

— К чему нам ноты, если слаще твоего голоса нет мелодии? — расплывается Соломон и еще некоторое время смотрит Каролине вслед, пока Арчи не привлекает к себе внимание деликатным покашливанием.

Может, мать и права, Соломону действительно не помешает жениться. Иначе он так и будет раз в неделю забредать в салун, чтобы обмолвиться парой словечек с премилой Каролиной, а домой все равно продолжит возвращаться в одиночестве.

— Твоя жена — настоящая дьяволица, — сокрушается Соломон, когда убеждается в том, что больше их разговор никто не слышит. — Однажды я попрошу пастора Камски провести обряд экзорцизма.

Арчи только смеется.

— Флора замечательная, — тепло отзывается он, так и не прикасаясь к своему виски. — И как она чудесно справляется со всеми обязанностями. Я ею восхищаюсь.

Соломон только вопросительно вскидывает брови, но ничего на это не говорит. Арчи всегда был немного мечтательным и погруженным больше в свои книжки, чем в окружающую действительности. Наверняка он влюбился в Флору, только потому что та ему напоминала диких амазонок. Но в действительности Флора оказывается скандальной и совсем бесчувственной. Это очевидно, кажется, всем. Кроме самого Арчи.

— Аластор приезжает на следующей неделе, — вспоминает Арчи и тяжело выдыхает. — Я соскучился по брату, но боюсь, он к нам прибудет не в лучшем расположении духа.

Аластор Рэглан — старший сын в семье, главный наследник и выдающийся политик в свои неполные тридцать пять. Он выходит на уровень целого штата и планирует к следующим выборам попасть в федеральное управление. А еще дважды в год Аластор путешествует в Европу, поддерживая порядок в фамильных особняках, и наблюдает за тем, чтобы в родной Англии никто не забывал о величии Рэгланов. Поистине уникальный человек.