Профессия - Страница 9
– Я хотела с тобой попрощаться, – говорит она быстро. – Поскольку ты все равно не приходишь ночами, мне остается только поставить тебя в известность: я ухожу к другому…
Маша прочитала всего Коэльо, ей вполне хватает слов для прощания. Она могла бы сказать и больше, но я отключаю телефон.
– Илья, там был светофор, – запоздало обращает мое внимание Женя, а потом ее глаза округляются. – Илья, светофор! Куда вы гоните? Вы психопат, Господи! Вы не видите встречных машин?! Остановите сейчас же!
Я торможу у обочины. Она выскакивает в ночь.
10. СЕМЬЯ
Бывает, что люди выражают свои чувства прямо, как Соня Климович. От этой прямоты у нее всегда взъерошены волосы и напряжены все мышцы. А бывает, что люди избегают высказываться прямо, потому что избегают доставить кому-то неудобство своей прямотой.
У постели Эльзы сидит Спицын. Оглядывается, поднимается мне навстречу и протягивает руку.
– Спасибо, Илья, спасибо! Мне соседка рассказала, как все было, как она не знала, кому звонить, выбрала номер наугад, и ты приехал…
– Кто не знал? – пытаюсь понять я.
Спицын рассуждает как-то иначе. Он не видит несоответствия. Если звонила Эльза, тогда откуда об этом знает соседка? Если звонила соседка из квартиры Эльзы, тогда почему мне пришлось выламывать дверь? Несоответствия не смущают Спицына. Эльза жива. Это главное, не так ли?
– Ты молодец. Как всегда. Я благодарен.
– Как она сейчас?
Я смотрю на ее неподвижное тело.
– Все позади. Она спит.
Этого она и хотела. Выспаться от этой жизни.
– А я на работе был, – говорит мне Спицын и пододвигает стул.
Не видит ничего предосудительного в том, чтобы сидеть у постели жены рядом с ее любовником.
– Вов, я пойду, пожалуй.
Белый халат соскальзывает с широких плеч Спицына.
– Постой, Илья, постой. Тебе тоже передохнуть надо. Раннее утро, а на тебе лица нет. Твои дела как?
– Устал немного. Ничего, что мы здесь говорим?
– Она не слышит.
– А потом… процедуры какие-то? Или домой сразу?
– Психоаналитика назначили. Несколько сеансов…
– А из-за чего все это? Не знаешь?
– Вот пусть психоаналитик и устанавливает. Мали ли, из-за чего. Несколько лишних таблеток снотворного. У нее бессонница обычно, могла и перебрать.
Я поднимаюсь.
– Володя… мы не один год знакомы. Я хорошо знаю Эльзу. И мне кажется, ты должен понимать, что ваш брак…
Эльза пошевелилась. Глубоко вздохнула, и мы оба замерли. Она открыла глаза и поглядела на нас. Сначала совершенно бессознательно, как на предметы мебели, а потом – вполне осмысленно. Улыбнулась и сказала:
– Привет!
И посмотрела мне в глаза:
– Илья?
– Не помнишь его? – спросил Спицын с ухмылкой.
– Не помню, – она тоже слегка улыбнулась. – А должна?
И снова взглянула на мужа.
– Володя, принеси мне воды…
Спицын вышел, и мы остались вдвоем.
– Спас меня? А я не просила меня спасать. Не просила запихивать в эту лечебницу. Я ни о чем никогда тебя не просила и не попрошу! – говорит она резко.
– Я знаю. Я не хотел тебя спасать. Это случайно получилось. Плохой день был.
Она на миг закрывает глаза.
Слова – мишура, гирлянды, серпантин. Слова мешают обоим чувствовать. Слова убивают обоих.
– Если ты не хочешь жить так, как жила, скажи об этом сейчас Спицыну. Скажи об этом прямо, – пытаюсь выразить я то, что стискивает мне сердце.
– Я не хочу жить ни так, ни не так. Я просто не хочу жить! Уходи!
Я пячусь к двери. Едва не выбиваю стакан с водой из рук Спицына.
– Чего ты, Илья, куда?
– Мне пора. Рад, что все… благополучно.
– Нет, подожди, – он тянет меня за руку обратно. – Посиди немного. Ты говорил что-то о нашем браке.
У Спицына довольно бесхитростное лицо. Я отдаю себе отчет в том, что он неплохой малый. Богатый, относительно честный, мало чувствующий.
Эльза смотрит на меня отсутствующим взглядом. И я вдруг вспоминаю ее в постели – тающую, зыбкую, облизывающую каждую клеточку моего тела. Я спасал ее – ради этого. Ради того, чтобы она была со мной, а не со Спицыным.
– Я расстался с Машей, – начинаю я, подходя к окну.
– С Макаровой? Чего? Она прикольная девчонка, – замечает Спицын.
– Хочу изменить все. Потому что… потому что я люблю Эльзу.
– Эльзу? Ну и что? – Спицын усмехается. – Я знаю, что ты любишь мою жену. Но нам это не мешает быть счастливыми вместе.
– Поэтому она хотела покончить с собой?
– Эльза, ты хотела покончить с собой?
– Нет.
– Она не хотела. Не усложняй, Илья. Любишь – люби себе на здоровье.
По мнению Спицына, друг семьи для того и нужен, чтобы любить его жену. О сексе речь не идет… А может, и идет… Мне становится не по себе… Эльза предает меня на глазах у Спицына, предает поруганию мое чувство и предает осмеянию мою решительность. Но я не отвечаю предательством. Я смотрю на нее молча.
– Ты просто заработался, – делает вывод Спицын.
– Наоборот: бюро больше нет.
– Бюро нет? Бюро нет, девушки у тебя нет, хобби нет. Поздновато для кризиса, мне кажется.
– Я пытаюсь все переосмыслить.
– А мне некогда заниматься переосмыслениями, – говорит он с сожалением. – Я как загнанная лошадь. Телекоммуникационная сеть – это целая империя.
Император завидует философу… Пора прекращать этот разговор. Эльза держит в руках стакан воды и смотрит только в стакан. Там ее персональное море – корабли, чайки, новые материки.
– Думаю, после всех этих… откровений нам нелегко будет видеться, – прощаюсь я.
– С чего ты взял? Все нормально. Не усложняй, правда, – мотает головой Спицын. – Интересно, чем закончится твое переосмысление.
Я иду к двери.
– Удачи! Выздоравливай, Эльза!
Она кивает. Там, в ее море – уже не штормит. Все тихо. Может, никогда раньше, за все годы нашего общения я не казался ей таким странным, как сегодня. Откуда нашла на меня эта странность? Сам не пойму. Нахлынула. Накрыла с головой.
Почему мне нужна только она? Женщина, жизнь которой не прочна, но замужество которой так прочно? Попытки вернуть ее к жизни или оторвать от Спицына одинаково бессмысленны.
Не так просто бывает поменять свой телефонный номер. Придется сказать любимой: у меня другой номер. Придется сообщить всем коллегам по работе: у меня другой номер. Придется обзвонить всех знакомых, постоянных клиентов, людей, с которыми так или иначе связан. Придется поставить на старый номер переадресацию звонков. Мы все находимся во власти телефонной сети и зависим от нее. И я тоже завишу от Спицына – и не могу с ним порвать.
Но если нет ни любимой, ни друзей, ни работы, ни знакомых, ни постоянных клиентов, если ты ни от кого не ждешь звонка, тогда не нужна даже переадресация. Я выхожу из больницы, достаю свой мобильный, выламываю из него сим-карту и выбрасываю ее в снег.
Я порвал со Спицыным. Я порвал с его женой. Я порвал с его сетью. Я порвал что-то в себе. Я оторвал что-то от своей жизни. Я разорвал себя на куски.
Иду в ближайший киоск и покупаю стартовый пакет другой компании. Этого номера никто не знает – на него никто не позвонит и не ограничит мою неограниченную свободу.
В метель возвращаюсь к себе и ложусь в постель. И вдруг телефон зудит сообщением:
– Поздравляем вас с приобретением стартового пакета нашей компании!
Это конкуренты Спицына благодарят меня за то, что я поддержал их, сделав выбор в пользу менее популярной телефонной сети. Я хохочу до озноба. Похоже, что многочисленные разрывы все-таки не прошли даром. Организм решил уйти на больничный.
11. БОЛЬНИЧНЫЙ