Проект «Барсум» - Страница 39

— Вы не против, мистер Боулз? — спросил Кевин. — Я видел вас в фильме «История судьи Крэйтера».

Боулз вздохнул и нехотя произнес:

— Этого хотите вы, мистер Титус, и остальные игроки.

— Но вы же справитесь!

— Давайте голосовать, — предложила Снежная Лебедь.

Большинство игроков поддержало кандидатуру Робина Боулза. Против не высказался никто.

Ознакомившись с бумагами, слово взял судья-«африканец»:

— Мы здесь собрались, чтобы судить человечество, которое представляют эти люди, за его грехи. В ходе процесса мы будем руководствоваться «Кодексом Наполеона». Вы изначально считаетесь виновными и будете таковыми считаться, пока не докажете свою… — «африканец» запнулся. — Как это слово?..

— Невиновность, — шепотом подсказал невесть откуда взявшийся скелетообразный судебный исполнитель.

— Да, именно это слово я искал, — ухмыльнулся судья и выплюнул отвратительное насекомое.

Существо упало под ноги Шарлей, вызвав в молодой женщине нервную дрожь. Со своего места встал Робин Боулз.

— Мы согласны принять участие в этом процессе, но при условии, что суд будет проходить честно. Если же это всего лишь фарс, то мы оставляем за собой право на молчание и защиту своего достоинства.

Поднялся Орсон и, что-то прошептав Боулзу на ухо, сел на место.

— Мы обойдемся с вами честно, — заверил «азиат». — Можете в этом не сомневаться. Ложь есть грех, но грехи не могут лгать.

Робин Боулз выпрямился и неприязненно улыбнулся:

— Вам не следовало бы нам лгать. Мой коллега сейчас мне кое о чем напомнил.

Кряхтя, Орсон Сэндс поднялся со своего места и повторил то, что сказал Боулзу на ухо:

— Все правильно. Ворон и Седна не участвуют в процессе, но у Седны есть друг. А Эвиана может быть посредником.

Кевин тотчас достал свой микрокомпьютер и, нажав на какие-то кнопки, произнес:

— Торнгарсоак. Повелитель земных существ.

— Вот именно, — кивнул Орсон. — Торнгарсоака нет с нами, но он все видит и слышит глазами и ушами Эвианы. Если мы окажемся виноваты, то Торнгарсоак накажет все человечество. Но если мы невиновны… — Орсон хитро прищурился. — Тогда он разделается с вами.

Повернувшись к товарищам, Орсон театрально поклонился. Раздались аплодисменты.

— Спасибо, коллега Орсон, — поблагодарил Боулз и продолжил: — Как уже было сказано, мы отвергаем все предъявленные нам обвинения.

— На каком основании? — возмутился «эскимос».

— На том основании, что мы, представители западной культуры, никогда не следовали эскимосским законам и поэтому изначально не можем считаться виновными.

Четверо человечков-судей посовещались и дружно закивали.

— Все правильно, но ваше замечание отклоняется по двум причинам. Во-первых, если мы даже не возьмем во внимание прегрешения, характерные для эскимосского народа, то останутся грехи, универсальные для любой культуры, например, убийства. Этого вполне достаточно, чтобы вас осудить.

— А вторая причина? — поинтересовался Боулз.

— Игнорирование или незнание какого-либо закона не освобождает от ответственности. Этот постулат хорошо известен и для западного правосудия.

Боулз согласно кивнул и задумался.

— Но за какие именно грехи вы нас судите? — наконец спросил он.

— За убийства, — ответил судья «африканец». — За многочисленные детоубийства, которые вы именуете абортами. За то, что ваши мужчины потеряли охотничьи навыки. За то, что ваши женщины одеваются, потеряв элементарный стыд. В конце концов, даже за издевательство над супружеским и родительским долгом.

— Хочу заявить, — возразил Боулз, — что эти грехи тянутся за человечеством с незапамятных времен, однако, несмотря на это, мир всегда находился в устойчивом равновесии. Более того, он развивался и прогрессировал. Просто свободная пресса и компьютерные коммуникации позволяют людям узнать все больше и больше о зле, войнах и проявлениях бесчеловечности.

Человечки рассмеялись:

— Этот аргумент мы уже слышали. Как у вас говорят, не пойман — не вор. Мы отвергаем этот аргумент.

— Но вы должны признать, — продолжил Боулз, — что мы судим здесь не только человеческую расу. Мы должны выяснить, не превышаете ли вы своих полномочий, не переходите ли границы всей власти. Если неправы вы и никакого увеличения греховности человечества нет, значит, все живое и окружающий мир потеряли равновесие по вашей вине. Тогда месть Торнгарсоака будет ужасной. Вопрос лишь в том, насколько грешны вы сами.

Последние слова Боулз произнес обвинительным тоном.

Судья съежился и ответил:

— Мы не можем грешить, потому что мы и есть грехи!

Боулз вытер со лба пот и продолжил:

— Я полагаю, что мы лезем в какие-то дебри и в то же время непозволительно примитивно обобщаем. Выберите какое-нибудь определенное прегрешение и дайте нам возможность опровергнуть это обвинение. Если современный человек так порочен, то мы рискуем провести здесь годы, прежде чем сможем разобрать все его пороки.

— Смертоубийство, — предложил от лица всех судей «европеец».

— Думаю, что не стоит, — ответил Боулз. — Мы сурово наказываем убийц, и если они остаются живы, то чаще всего чистосердечно раскаиваются в содеянном. Наши боги принимают раскаивание в убийстве, хотя и считают убийство самым тяжким грехом.

— Тогда аборты, — сказал «эскимос».

Боулз задумался.

— Но ваше понятие об абортах…

— …Ничем не отличается от вашего, — закончил «эскимос».

Неожиданно Трианна Ститвуд вскочила со своего места и с жаром, не обращая внимания на протест Боулза, заговорила:

— Во времена лишений эскимосских новорожденных попросту выкидывают в сугробы. До сих пор еще есть такие места, где малыша не нарекают именем до тех пор, пока он сам не сможет его себе выбрать. У нас же такого никогда не было. Конечно, очень плохо, что некоторые люди убивают своих детей только за то, что сами слишком ленивы, чтобы поставить их на ноги. Но аборты нельзя запретить. Да, я признаю, что аборт — тоже убийство, но лучшие дети — желанные. Нас нельзя осуждать за аборты, потому что Бог дал нам возможность размножаться, но ограничил пространственные и продуктовые ресурсы.

Закончив свою горячую тираду, Трианна села на место и заплакала. Ее тут же обняла за плечи Шарлей. Из всех игроков лишь один Пегас почему-то выглядел смущенным.

Несколько смутился от увиденной сцены и Дуайт Уэллс. Кривая пульса и давления Трианны резко поползла вверх.

Дуайт вызвал на экран личное досье Трианны. Но сколько он ни вчитывался, он так и не нашел ни одного упоминания о том, что Трианна когда-либо делала аборты. Впрочем, часто в досье игроков Парка включались только сведения, поданные со слов самих игроков. Поэтому скрыть можно было очень многое.

Судьи стали совещаться. Их голоса вскоре слились в единое бормотание, и игроки не могли разобрать ни слова.

Наконец, человечки пришли к общему мнению.

— Мы знаем, — начал «эскимос», — что у вашей цивилизации есть один грех, который невозможно ни понять, ни оправдать. Этот грех мы вам никогда не простим. Мы имеем в виду вашу мясную промышленность.

— Простите, не понял, — изумился Боулз.

— Объясняю, — продолжил судья-«эскимос». — Миллионы несчастных животных ежегодно подвергаются варварскому убийству.

Пространство над судьями помутнело, и вскоре над их головами повисло объемное изображение скотобойни. До игроков донесся запах крови. По направлению к конвейеру покорно следовали десятки молодых бычков.

— Вы слишком много убиваете животных и птиц, — обвинял «эскимос».

Появился длинный контейнер, который на специальных захватах нес тысячи птиц к головоотсекающей машине. Это была настоящая Треблинка, Освенцим, контейнер смерти.

Перед игроками предстал и разделочный цех плавучего завода, куда опадали тысячи тонн добытого тунца. Картину довершали горы отрезанных рыбьих голов, потрохов и плавников, сверкающих на солнце.