Проект "АЦ" - Страница 13
Я похолодел.
– А что… у вас тоже? – спросил я после паузы.
– В том-то и дело, – ответил Олег.
Снова стало тихо. Олег и Соня смотрели на меня, а я был совершенно ошарашен, не знал, что и подумать. Олег поглаживал свою стриженую голову (интересно, кто его здесь стрижет, да еще под нуль). Соня зябко поеживалась, руки она держала между коленями, хотя в комнате было тепло.
– Слушайте… – заговорил я. – Но если это так… если вы меня не дурачите, то как же можно… Как же можно учиться? Паясничать, кувыркаться? В теннис играть?
– А что ты предлагаешь делать? – спокойно спросил Олег.
Меня взорвало:
– Ну, знаете ли! Если вы несколько месяцев только меня и дожидались, чтобы спросить совета… то знаете, кто вы? Не люди, а божьи коровки!
Олег поднял брови и усмехнулся.
– Ну, вот и для Славика кличка нашлась, – сказала Соня. – Он называет это "пассивным соучастием".
– Это вопрос терминологии, – холодно возразил из-за стены Славка. – Можно назвать это "оптимальным вариантом поведения в экстремальной ситуации". А за "божью коровку" Андрюша еще ответит.
– Между прочим, – заметил Олег, – это относилось не только к тебе. Андрей имел в виду, что все мы здесь божьи коровки.
– Или попросту трусы! – сказал я сердито. – Занюханные конспираторы! Не знаю, как вы, а я не собираюсь сидеть сложа руки.
– А что ты собираешься делать? – спросил Олег.
– Пойду сейчас к Дроздову и спрошу напрямик: "Вы советский человек или нет? Если нет, я требую немедленно вернуть меня на родину".
– А как ты думаешь, – спросил Олег, – как ты думаешь, где сейчас Дроздов и чем он занимается?
– Отдыхает, наверное, – удивленно ответил я. – У себя в домике…
– Ты видел, как он отдыхает?
– Конечно, нет. Домик-то без окон.
– И тебе не пришло в голову, как это люди могут жить без окон?
Я молчал: действительно, не пришло.
– Так вот, – сказал Олег, – твои учителя сейчас стоят в тесном чуланчике друг против друга и не двигаются. Все трое. Как манекены.
– Отдыхают, – со смехом добавил Борька из-за стены.
– А… а что это с ними? – спросил я, запинаясь. Только сейчас мне стало по-настоящему жутко.
– Спокойно, Андрей, – сказал Олег. – Только без паники. Они подзаряжаются от сети. Впрочем, питание я пока отключил… поэтому мы так свободно и разговариваем. Но времени у нас в обрез, иначе они не успеют подзарядиться… Так что ты побыстрее бери себя в руки. Соображай.
А тут и соображать было нечего. Я вспомнил, как старательно "птичий базар" изображал оживленную человеческую беседу (все-таки мое первое впечатление оказалось точным), как испугалась Соня, промолвив "Еще бы!" в ответ на мое замечание, что учителя наши несколько вяловаты… Наверное, в день моего прибытия ночная беседа в третьей комнате несколько затянулась…
– Машины, – сказал я отчего-то шепотом. – Обучающие машины…
– И долго же ты, братец, думал, – снисходительно проговорил из своей комнаты Борис. – Уж подвели, уж ткнули носом…
– Ты позабыл, наверное, Боря, – сказала Соня, – как ты рыдал и кидался на стенку, когда мы тебя ткнули носом… Андрей ведет себя куда спокойнее.
– Вернется к себе – поплачет, – заметил Славка.
– И ничего удивительного, – миролюбиво сказал Борис. – Я, правда, не сразу поверил. Кнопку на стул Скворцову подкладывал…
– Ну, это была рискованная затея, – недовольно проговорил Олег. – Можно было испортить аппаратуру.
Все эти разговоры доносились до меня как-то издалека.
– Послушайте, – сказал я, – так, значит, они не люди…
Все засмеялись.
– Очень тонкое замечание, – сказала Соня.
– Товарищ еще не дозрел, – добавил Славка.
– Да я не о том! – сказал я сердито. – Не люди – те, кто их сделал. Вот в чем беда.
Ребята притихли. Соня и Олег смотрели на меня с уважением.
– Прекрасно держишь мысль, – серьезно сказал Олег. – Тут, правда, есть и другие мнения. Так что, будь добр, поясни.
– Все ясно даже ежу, – ответил я. – Машины – значит, кто-то их сделал. И на кого-то они работают. Допустим, на хозяев. И, если эти хозяева сами как люди, зачем им делать механических человеков? Значит, что-то с ними не так, какой-то непорядок. Не рискуют они показаться. Может, у них хоботы вместо носов. Либо ноги не тем концом воткнуты. Либо еще хуже. Не понимаю, какие тут могут быть мнения. И у кого.
– Борис, ты что-нибудь имеешь сказать? – спросил Олег.
Молчание.
– Да нет у него никаких мнений, – сказала Соня. – Он их меняет по три раза на дню. В глаза смотреть правде боится.
– Ладно, ладно… – пробурчал Борька. – Подумаешь, разошлась!
– Значит, нет возражений, – подытожил Олег. – Тут я на днях провел один эксперимент… Не посоветовавшись, извиняюсь. Сидели мы с Дроздовым-, беседовали о разном. Вдруг я говорю ему, так, шутя: "Вы здесь, Аркадий Сергеевич, прямо как удельный князек. Хотел бы я увидеть ваше начальство". Он и глазом не моргнул: "Увидите". Я спрашиваю: "А какое у вас начальство, страшное?" – "На чей взгляд", – отвечает. И все смеется. Жутковато смеются машины, вам не кажется?
– Ай, не отвлекайся ты! – с досадой сказала Соня. – Дальше-то что?
– Дальше я ему говорю: "А по телефону сними связаться нельзя? Или по радио?" Он – вопросом на вопрос: "А что, у тебя есть жалобы?" – "Есть, говорю, только не жалобы, а вопросы". – "Какие?" – "Вам сказать не могу". И тут, смотрю, Дроздов наш вырубился. Сидит и смотрит на меня пустыми глазами, как выключенный телевизор. Я испугался, туда-сюда, вижу – ожил. "Так о чем мы с тобой разговаривали? " Вот и все дела. Нельзя от машины требовать большего. На что ее настроили, то она и делает.
– А на что их настроили? – спросил я Олега. – Это хоть можно определить?
– Пока установлено только одно, – ответил Олег, – все трое запрограммированы на наши реакции. Вот если ты сядешь и замрешь… ну, наглухо отключишься… ну, как бы умрешь… они тоже отключаются и могут так сидеть хоть целый день. Как манекены. И из этого можно сделать очень грустный вывод…
– Какой? – спросил я. Сердце у меня замерло. Хотя что еще хуже можно услышать?
– А такой, что, как только мы расхотим учиться, вся эта система, – Олег сделал широкий жест рукой, – вся эта система перестанет работать.
– Ну и пускай перестает! – крикнул я. – И пускай убираются ко всем чертям. Мы же у себя дома, не пропадем!
– Нет, Андрей, – тихо сказал Олег, – в том-то и дело, что мы не у себя дома.
20
Кто-то громко, демонстративно зевнул.
– Ладно, я пошел, – сказал Борькин голос. – Считайте, что меня нету. Спокойной ночи, малыши.
– Вот он всегда так! – проговорила Соня. – Уползает, как улитка, в свою раковину.
– В чем-то Махоня прав, – заметил Славка. – Ввели новобранца в курс – и давайте на этом успокоимся. Время позднее, педагогов пора подключать, а то они выспаться не успеют. У Андрюшиного изголовья пускай Сонечка подежурит, сердечных капель ему поднесет…
Никогда не видел, чтобы люди так краснели: у Сони даже слезы брызнули из глаз. "Чего это она?" – подумал я с недоумением.
– Прекратить личные выпады! – строго сказал Олег.
– Ладно, отключаюсь, – весело ответил Славка. – Продолжайте ваши пустопорожние разговоры. Но имейте в виду: что бы вы там ни задумали предпринять, я заранее возражаю. Вот так.
Мы остались втроем. То есть внешне ничего не изменилось, но исчезли шумы и помехи, которых Борька и Славка напустили в нашу комнату. При работе Борькина голова жужжала, как испорченная лампа дневного света, а Дмитриенко, по-моему, где-то искрил. Надо будет посоветовать ему проверить контакты. Впрочем, неизвестно еще, какой треск сопровождал мои собственные мысли: в этом деле я был еще новичком.
Мы сидели на прежних местах, трое одиноких присмиревших переростков, и старались не смотреть друг на друга. Я буквально чувствовал толстую матово-белую полусферу, нависшую над крышей общежития, над темными пальмами, над моей головой. Мама, Москва, огни магазинных витрин, снежные кучи вдоль тротуаров, Октябрьские праздники – все это было где-то далеко… или нигде, как мираж.