Проделки русской мафии, или Стечение обстоятельств - Страница 6

Маланья, будучи человеком тонким, проницательным от природы, ощущала мощнейший негатив, исходящий от Ольги! Как уж он вносился в ее дом, то ли в лице приходящих детей, то ли в лице самого Катаева, часто встречающегося с бывшей женой, она не знала, но ощущала его всем своим нутром. И этот негативный прессинг, всякий раз откладывался в ее подсознании, записывался на корочку, наслаивался, и, переполнив отведенное для него место, в конце концов, оказался ей просто не по зубам. Терпение иссякло, и однажды она призналась в этом мужу.

— Ну, какая же ты глупая! — улыбнулся на это Катаев. — До тебя я не прикасался к Оле почти год! И вообще, заруби себе на носу, — ты не занимала никакого ее места, по той простой причине, что вместо тебя в любом случае оказалась бы другая женщина, но только не моя жена! Я бы к ней все равно никогда не вернулся, понимаешь ты это?!

Она это понимала! Но негатива не становилось меньше! Он же не предназначался той, предполагаемой другой женщине! Он предназначался ей, Маланье, а жить с ним было все нестерпимей. Он, этот негатив, перекрывал все остальное, — и хорошее благосостояние, и чувства к Катаеву! Хотя, никаких таких особых возвышенных чувств Маланья к нему не испытывала. Она, как и все почти молодые женщины, выходящие замуж за мужчин, вдвое себя старше, руководствовалась, прежде всего, расчетом. Катаев занимался строительным бизнесом, возводил крупные столичные объекты, и тут, безусловно, было на что рассчитывать! Конечно, при всем при том, Катаев вызывал у нее определенную симпатию, да и спать с ним ей было не противно, в отличии от многих других, оказавшихся на подобном ей месте, но большего она к нему не испытывала.

Одним словом, Маланья, дошедшая до ручки от прессинга, однажды решила для себя, что ей все же лучше сдать позиции, чем продолжать жить с Катаевым.

Оставалось только найти подходящего претендента, место которого и подвернулось Славе Покровскому.

— А, что? — рассудила Маланья, — он тоже при деньгах, да к тому же молод и холост!

Славе было тридцать четыре года.

— Я ему нравлюсь, и он, похоже, намерен взглянуть на свои чувства всерьез. Чем не вариант на смену позиций? — решила она.

— Замуж за него пока можно и не выходить, повременить, приглядеться, а там, — будем посмотреть!

… - Вот и посмотрела! — зло сказала Маланья, и в очередной раз рьяно надавила на газ.

Солнце, восходящее, легкое, несущее на себе пока еще ночной, ленивый оттиск томной завесы, зажелтело, затеплилось, поигрывая несмелыми бликами на утреннем росистом шоссе, а потом любопытно скосило пару своих лучей к боковому оконцу ее автомобиля.

— Вот и утро настало! — иронически изрекла Маланья, когда любопытные лучи невзначай коснулись ее бокового зрения.

— И куда я в такую рань? — подумала она, до сих еще не удосужившись задать себе этого вопроса.

Она ехала в сторону Звенигорода, и даже не заметила, что до него уже рукой подать.

— Ну, надо же! Дорога сама завела ее в эту сторону! А ведь здесь, неподалеку находилась дача ее подруги Ани Кудриной. Маланья часто приезжала сюда одна и с двумя другими подругами, — Аней Зарубиной, которая в их дружной — по близкому четверке, именовалась Анечкой под номером 2, или, просто Нюркой, и Машей Разумовой.

Дружба Маланьи и Нюрки имела самые древние корни. Они произрастали с четвертого класса. Аня тогда перевелась к ним из другой школы по причине перемены местожительства, и с первого дня, как только села за одну парту с Маланьей, они не переставали дружить до сих пор. С Машей Разумовой и Аней Кудриной Маланья подружилась через Нюрку. Девочки все втроем учились в Менделеевском, в отличии от Маланьи, закончившей институт иностранных языков.

Итак, дорога вела Маланью к даче Ани Кудриной. А точнее сказать, Маланья сама завела себя туда в силу подсознательной привычки мозга, давно уже изучившего этот маршрут, и теперь, в момент расстройства Маланьи, взявшего на себя роль ее автоматического путеводителя.

— Ну, что ж, к Кудриной, значит к Кудриной! — сказала себе Маланья. — И хорошо, что так получилось! Прежде всего, хорошо потому, что Слава не знал, где находится дача ее подруги, и вообще он понятия не имел, что у Ани есть эта самая дача. Теперь, по крайней мере, если ему и вздумается искать Маланью, то сделать этого он не сможет!

Маланья вздохнула с некоторым облегчением впервые за этот путь, и, сбросив напряжение, расслабилась, уменьшив скорость и откинувшись на спинку сидения.

Однако мысли о вечерних событиях ее не отпускали, и теперь ей вспомнился момент побега, заставив ее ухмыльнуться со злорадным удовольствием.

После того, как Слава поставил ее на кон, а Сева с блеском выиграл, Маланья, дождавшись такого позорного завершения своей участи, сказала Покровскому, что немедленно отправляется к себе домой спать.

— Ты мне противен после таких дурацких шуток! — резко сказала она Славе, наклонившись к его уху. Однако тихо сказать у нее не получилось, и Сева, услышавший эти слова, воскликнул.

— А кто тут шутил? Я не понял?!

Маланья метнула на него уничтожающий взгляд, и резко отстранившись от Славы, направилась к выходу. Она вышла из казино, достала из сумочки ключи, подошла к своей Пежо, затерявшейся на стоянке среди других машин, села за руль и, спокойно выехав на трассу, отправилась по знакомому маршруту к себе на Масловку. Однако не прошло и пяти минут, как машину с двух сторон оккупировали две БМВ Севиных шавок, и стали ее притормаживать. Благо, что в этот поздний час на дороге почти никого не было!

— Вот сволочи! — в сердцах воскликнула Маланья, и, показав правый поворот, для избежания столкновения, направилась к обочине, решив не доставлять удовольствия Севиным шавкам и не устраивать на дороге никаких разборочных игрищ.

Она остановилась, и те на БМВ тут же пристроились к ней, один сзади, другой спереди, после чего из задней машины вышли двое и направились к Маланье.

Она приоткрыла оконце, небрежно удостоив их вниманием.

— Чем обязана?

— Шеф велел тебя к себе доставить, — сказал бритоголовый головорез с необъятного размера плечами, и осклабился, бросив наглый взгляд на Маланью.

— Перебьется твой шеф! — зло крикнула Маланья, — и, достав из сумочки мобильник, принялась звонить Славе.

— Алло, Покровский, — воскликнула она. — Это что еще за фокусы устраивает твой дружбан — придурок Сева, а?

— Маль, не сердись! — с бархатистой лаской в голосе ответил ей Слава.

— Что? Что, значит не сердись?

— Маль, ну, съездила бы ты к нему, а? — нерешительно простонал Слава.

— Что? Покровский, что ты такое сказал сейчас, а? Ты соображаешь, вообще, что ты сказал?

— Маль, понимаешь, если ты не поедешь, он выставит меня на десять штук баксов.

— Господи, Покровский, вы там видно совсем спятили со своей игрой! Да пусть он выставит тебя хоть на сто штук, мне — то до всего этого какое дело?

— Маленький! Ну, пожалуйста, ради меня, сгоняй к нему в гости, а? Он обещал, что не будет к тебе приставать, если ты сама этого не захочешь! Ты, главное, съезди туда, понимаешь, ему просто важна твоя поездка, сам ее факт!

— Покровский, ты либо ненормальный, либо просто меня не понял! — взревела в трубку Маланья. — Я не хочу иметь ничего общего ни с твоим придурком Севой, ни с тобой! Теперь уже! Ты понял, да?

— Я понял, понял, Маленька. Ты думаешь, я этого хочу? Но, понимаешь, так получилось…

— Покровский, ты просто скотина! — перебив его, воскликнула Маланья. — И если ты сам этого не понимаешь, то я сообщаю тебе об этом! — и отключила телефон.

Те двое стояли возле ее машины и молча слушали разговор, а после того, как она отключила мобильник, один из них моментально выхватил его у нее из рук.

— Это для того, чтобы ты больше никому не звонила. — Издевательски произнес он.

Маланью от возмущения кинуло в жар.

— Ладно, придурок, ты еще об этом пожалеешь! — воскликнула она, хотя в данный момент понятия не имела, каким образом он сможет об этом пожалеть.