Продавец снов (с иллюстрациями) - Страница 38

И еще: многое Сау приносили газеты. Заметки о Тиле он вырезывал со страниц, складывал.

Последняя заметка встревожила Сау. Рыбаки у острова Клоно были напуганы появлением мальчишеской головы у самых лодок. Мальчишка, уверяли все девять рыбаков, плакал…

— Клабс, — вызвал Сау помощника. — Возвращаемся в бухту! Передайте распоряжение капитану!

— Беспокоитесь, профессор? — спросил Клабс.

— Да… — с неохотой ответил Сау.

Клабс тоже беспокоился и надеялся. По прибытии в бухту он заглянул под заветный камень.

Под камнем ничего не было.

Неделю корабль стоит в бухте, ждет. Но чего ожидает Сау?..

По осунувшемуся лицу профессора видно, что проводит он бессонные ночи.

— Завтра отплываем? — спрашивал ассистент.

— Подождем еще, Клабс.

Профессор рассчитывал. Днями, ночами склонялся над диаграммами, графиками. Иногда говорил вполголоса:

— Время.

С тревогой поглядывал на поверхность лагуны. И время свое сказало.

На заре в конце третьей недели ожидания Клабс разбудил профессора:

— Тиль…

По интонации Сау определил неладное. Да, случилось, профессор знал, что должно было случиться… Поспешил выйти за Клабсом.

Взгляда было достаточно, чтобы понять трагедию. Тиль, высохший, поникший, едва стоял на ногах. Вокруг жаберных щелей на груди мальчика взбухли рубцы и раны.

— Я… пришел, — сказал Тиль.

Жабры не принялись.

Тиль пролежал в больнице семь месяцев. Выздоровев, не захотел остаться ни в городке, ни у профессора Сау. Ушел в рыбачий поселок. Грузчиком, гребцом на баркасе Тиль работать не мог: два вынутых ребра не позволяли ему заняться тяжелым трудом.

Подросток жил милостыней, подачками.

В порту его встречали работники городка Сау. Встречал Клабс. Помня, что Тиль не вынес из океана ни одной жемчужины ни себе, ни ему, Клабсу, ассистент презрительно говорил:

— Эх ты…

Происходило вообще что-то странное. Три с половиной века спустя после Галилея, открывшего на Луне горы, люди гадали: выдержит или не выдержит лунный грунт посадку двухтонной ракеты? Когда же на Марсе были сфотографированы кратеры, ученые вовсе махнули рукой: ни каналов, ни городов.

Поныне не прекращается спор: когда можно было послать корабль на Марс во втором космическом десятилетии, в третьем? С посылкой корабля медлили. Шаг за шагом можно проследить эволюцию космических достижений прошлого. Было сделано многое. И в то же время открывается парадокс: во всеоружии техники люди стали более осторожными, чем тогда, когда ходили в океаны на каравеллах, зависевших от ветра и волн. Боялись потерять жизнь? Но и во времена Магеллана жизнь давалась человеку одна! Дело — в намеренной осторожности. И в том, что человек хотел переложить свои обязанности на технику.

Техника и подвела его.

Ход рассуждении был таков: к Марсу лететь далеко и опасно. И дорого. Пошлем робота.

Вышла история. Печальная и смешная. И, с какой стороны ни глянь, поучительная.

Это был неплохой робот. Умел управлять кораблем, мыслить и разговаривать. Сконструировали его инженеры Степанов, Енакиев и Крылов, они же придумали ему имя — Стенк, сложив начальные слоги своих фамилий. Задали ему программы: исследование грунта Марса, атмосферы и космической радиации.

Все было бы хорошо, не вмешайся в воспитание Стенка Марина, дочь Крылова, аспирантка кибернетического института. Втайне от отца она внушала роботу мысль о существовании марсиан:

— Ты непременно встретишься с ними, — говорила она. — Будь умницей, Стенушка, не урони земного достоинства. Главное — больше смотри и слушай.

Электронная память робота запомнила слова Марины. Индикаторы в глазах подмигивали, сужая и расширяя желтые полосы, — казалось, робот и вправду заинтересован в предстоящих встречах.

— Вот карта, — показывала Марина Большой марсианский Сырт. — В середине века здесь, на месте едва различимых каналов Тот и Непентес, появилось вдруг море — Лаокоонов узел. Сейчас он еще темнее и шире. Разве это не рождение нового оазиса, Стенк? — Робот кивал головой, глаза его разгорались. — Теперь здесь, — продолжала Марина, — черный овал с белыми точками. Это город! Назовем его… Наорис. Красивое имя?.. Конечно, это мы назвали город Наорисом. Марсиане дали ему свое название. Вот и узнай какое.

Когда комиссия провожала Стенка к ракете и давала ему последние напутствия перед полетом, робот спросил:

— А если я встречу их?

— Кого? — не понял председатель комиссии.

— Марсиан.

— Марсиан?!

— Что им сказать? — настаивал Стенк.

— Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое… — нашелся остряк из членов комиссии. — Не забивай мозги чепухой. Нам нужны факты, Стенк, научная достоверность.

О каналах Стенк заговорил с половины пути:

— Двойные каналы, тройные…

— Вы пересекли метеоритный поток, — возражали ему по радио. — Что вы заметили вблизи корабля?

— Я говорю о том, что вижу сейчас, — отвечал робот.

— Фиксируйте внимание на вопросах, поставленных прямо!

Стенк отвечал:

— Вы не верите в существование марсиан?..

Инженеры, сконструировавшие робота, получили выговор за одностороннее его обучение. Крылов отругал Марину. Девушка вопреки вспыльчивому характеру выслушала отца спокойно: она восхищалась своим воспитанником.

— Вдруг это правда, папа, — говорила она, — каналы и марсиане? Зачем было посылать робота, если ему не верите?

— Робот есть робот, — оправдывался отец.

— Тогда надо лететь самим!

— Не я планирую космические программы, — возражал Крылов. — Полет на Марс ожидается через пятнадцать лет.

— Через пятнадцать лет мне будет сорок! — возмущалась Марина. — Меня не возьмут ни на какой корабль!

Между тем корабль вышел на вокругмарсовую орбиту.

— Каналы вижу сквозь горы. По их берегам — леса! — докладывал Стенк.

На пульте слежения возмущались: что он — каналы, каналы! Свихнулся?..

— Города под горами! — продолжал Стенк.

Очень правильно, что не послали людей! Космос действует отрицательно даже на электронный мозг!..

Могли ли предположить земляне, что каналы там проложены под поверхностью, что марсиане умеют делать горы прозрачными и Солнце на глубине обогревает их сады и поля?..

Корабль опустился в районе Сырта. Стенку приказали выйти из корабля, передать радиорепортаж.

— Почва песчаная, — начал он. — Ноги по колено ушли в песок, вижу канал, полный воды, стою над ним. Вижу их!..

Передача прервалась. Тщетно летели позывные с Земли. Приборы передавали температуру, силу ветра, количество ударов песчинок на единицу площади корабля. Но робот молчал. Захлебнулся на полуслове. Лишь на третьи сутки было поймано невнятное бормотание Стенка:

— Это надо видеть собственными глазами.

Что надо видеть? О чем говорил Стенк? Может, эти слова сказал вовсе не Стенк?.. Если не Стенк, то кто?.. Вообще, можно ли верить Стенку? Или все, что он передал, — бред расстроившейся машины?

Приборы все еще посылали данные о температуре, радиации на поверхности, но вскоре и они замолкли. Экспедиция закончилась неудачей. Повторить ее, казалось, не было смысла. Интерес к Марсу, разгоревшийся в связи с бредовыми передачами робота, упал. Красная звезда в небе оставалась таинственной и чужой.

Только Марина, преподававшая теперь в кибернетической школе, говорила на уроках ребятам:

— Я верю, что Стенк живет среди марсиан, бродит по берегам каналов. Видит чужую жизнь. Мы тоже с вами увидим.

У мальчиков и девочек, таких же немыслимых фантазеров, как и Марина, замирали сердца. Они были романтиками, ученики кибернетической школы, любили мечтать и считали за счастье, что их учительница мечтает вместе с ними.

Они не ошиблись. Через год радио Калужского космодрома приняло сигналы из космоса. Стенк просил указать место и время для посадки его корабля. Радисты сочли телеграмму шуткой. Стенк повторил запрос и потребовал немедленного ответа. О телеграмме было доложено директору космопорта. Система дозора сообщила о приближении к Земле корабля. Директор дал распоряжение принять корабль. Все, кто в этот час был свободным от дежурства, наблюдали посадку. Она была сделана мастерски, опытные пилоты могли позавидовать приземлению. К ракете был подан трап. При полном молчании огромной толпы Стенк опустился по трапу. Был он цел, начищен до блеска, смазан. Ни один шарнир не скрипнул, пока он спускался по лестнице, и это потрясло присутствовавших при встрече техников. Но более глубокое потрясение испытали все минуту спустя, когда Стенк, отойдя от трапа, сказал: