Проданное счастье (СИ) - Страница 3

Набираю Элю. Идут гудки, потом щелчок и механический голос просит меня оставить сообщение. Недовольно поджимаю губы, потом расслабляюсь и улыбаюсь своему отражению. Спокойствие и только спокойствие.

Плотный поток машин из города медленно, но движется, возможно, мне удастся не застрять в пробке на несколько часов. Задумчиво барабаню пальцами по рулю. Завтра стоит определиться с отпуском и позвонить теще, попросить ее прилететь из Сочи к нам. Знаю, что Вера Семеновна не жалует столицу из-за суеты, но она любит своих внуков, значит, получить ее согласие не составит труда.

Наконец-то вырываюсь из затора на дорогу, где можно позволить себе скорость. Еще немного, и буду дома. Вот он, долгожданный поворот в сторону поселка. Сворачиваю, замечаю впереди «скорую», пожарных, полицейских. Многие машины останавливаются возле обочин, водители выходят. Я пытаюсь понять, что произошло. Что-то страшное. У меня от этой мысли бегут мурашки по позвоночнику, волосы на руках встают дыбом.

Впереди дорога почти заблокирована. Мне ничего не остается, как съехать с дороги, заглушить машину и тоже выйти. В очередной раз набираю Элю, чтобы предупредить о задержке. Гудки, гудки, щелчок. Почему она не поднимает трубку?

Обхожу зевак, встаю возле патрульной машины, опять набираю жене. Опять идут гудки. Слышу рядом знакомую трель. Оглядываюсь по сторонам. В этот раз сбрасываю сам и вновь звоню, иду на звонок. Обхожу машину, передняя дверь со стороны водителя открыта, вижу на сиденье светящийся мобильник, и на дисплее высвечивается «Любимый».

На мгновение я глохну. Я даже не слышу, как мимо пролетает «скорая помощь» с мигалками, кого-то увозя, следом еще одна «скорая». Оборачиваюсь, ищу глазами Элю. Возможно, ее задержали. Может, она стала свидетелем ДТП, сняла момент аварии на телефон, поэтому он сейчас лежит в полицейской машине.

Пробираюсь вперед, кого-то задеваю плечом, не реагирую на недовольство в спину, подхожу почти к каждой девушке с темными волосами, заглядываю в лицо, понимая, что это не Эля.

Я дохожу до основного скопления народа. Полицейские не пропускают любопытных к месту происшествия, ребята в форме МЧС с инструментами спускаются в ров.

Страх липким потом струится у меня по спине. Во рту сухость. Делаю глубокий вдох, смотрю на изуродованные машины. Белый, знакомый до боли, внедорожник полностью смят. Со стороны водителя работают сотрудники МЧС. От звука режущегося металла закладывает уши. Я завороженно смотрю на слаженную работу, на то, как дорогую машину режут на части.

— Нет! — кажется, я ору, дергаюсь вперед, как только замечаю безвольную руку, черные волосы. Кто-то меня перехватывает, пытается оттащить в сторону, но я рвусь вниз к разбитой машине.

— Отпустите! Там моя жена! — отпихиваю кого-то, мне удается увернуться от очередного захвата. Я съезжаю по мокрой от снега земле вниз, пачкаюсь, падаю на четвереньки. Ползком, не мигая, не теряя как ориентир белую руку, ползу. Я не смотрю на все остальное тело, я смотрю только на руку, в которой нет никаких признаков жизни.

— Эля! Эля! — кричу шепотом, хватаясь наконец-то за холодную руку. Сжимаю ее пальцы, подползаю ближе и заглядываю в залитое кровью белое лицо Эли.

— Я здесь, Эля. Слышишь? Я здесь! — обхватываю ее лицо трясущимися руками. Она не отвечает. Молчит. И глаза не открывает. Может, обиделась? Я не хочу верить в случившееся. Мой мозг отказывается принимать ужасную правду.

— Эля, прости меня, дурака такого, — вырывается истерический смешок, убираю с ее лица темные волосы. Я подношу пальцы к глазам, в свете фар машин, прожекторов вижу на них кровь. Закрываю глаза, считая до пяти. Открываю, ищу на шее Эли сонную артерию, чтобы убедиться в непоправимом. Пульса нет.

Сглатываю, застывшим взглядом наблюдаю, как спасатели извлекают с другой стороны еще кого-то. Даже не хочу допускать мысль, кто там.

Белая курточка, перепачканная в черной земле и крови. Как у матери, черные кудрявые волосы. Безвольная рука.

Из груди вырывается нечеловеческий вопль. Сгребаю в кулак мокрую землю, задыхаюсь от крика, легкие невообразимо жжет изнутри, словно на них вылили кислоту. Из глаз нескончаемым потоком льются слезы, тело содрогается от рыданий.

— Мужик, вставай, — кто-то рядом пытается меня поднять на ноги, но я мотаю отрицательно головой, сильнее сжимая в кулаках землю. Тут меня пронзает мысль, как острая боль. Вскидываю голову, пытаюсь сфокусировать взгляд на людях вокруг.

— Мальчик. Мальчик где?

— Мальчика увезли в больницу, — мне называют номер больницы, я, ослепленный надеждой, поднимаюсь на ноги. Меня поддерживают. Оказавшись на дороге, сую полицейскому свою визитку и иду к машине. Сейчас мне не до разговоров.

Нужно ехать в больницу. Эльмиру сейчас очень страшно и больно. Мой мальчик не должен быть сейчас один.

Кручу в руках белый пластмассовый стаканчик с водой. Минуту назад медсестра принесла его мне. Во мне нет никаких чувств, кажется, все прошло мимо, просто тупое равнодушие. Откидываюсь на спинку неудобного стула, прикрываю глаза.

«Простите, мы ничего сделать не смогли…»

«Травмы, не совместимые с жизнью…»

«Примите наши соболезнования…»

Чужой голос звучит в голове, вынося мне приговор. Я до последнего надеялся, что в этом кошмарном вечере будет хоть одна хорошая новость: мой мальчик выжил. Увы, моя надежда так и осталась надеждой.

Одинокая слеза скатывается по щеке, зависает на подбородке, срывается вниз. Так и я срываюсь куда-то вниз, падаю, падаю и никак не разобьюсь насмерть.

Пытаюсь уложить в своей голове факты — не получается. Заставляю себя думать о том, что нужно будет сделать завтра-послезавтра — не получается. Мысленно возвращаюсь на пару часов назад. Перед глазами разбитая машина, неподвижная рука, белая курточка и сочувствующий взгляд врача.

За один вечер я потерял семью. У меня теперь нет ни жены, ни детей. Я бы смог смириться с их уходом, если бы знал, что они где-то гуляют по парку, смеются, загадывают желания и ждут чуда. Увы… чуда нет.

Судорожно вздыхаю, пытаюсь унять ноющую боль в сердце. Боль рвет меня на мелкие куски, рвет медленно, бесконечно растягивая мои мучения. Как бы мне сейчас хотелось быть со своими любимыми… Без них жизни нет.

Как теперь возвращаться в дом, где больше не будет звучать детский смех? Как мне заходить в спальню, где больше не увижу возле зеркала свою ненаглядную Элю? Как мне просыпаться каждое утро, что-то делать, зная, что не для кого мне больше стараться…

— Натан, — меня осторожно трогают за плечо. Открываю глаза, равнодушно смотрю на обеспокоенное лицо Никольской, опять прикрываю глаза. Она садится рядом, находит мою руку и сжимает ее. Я не вырываю ладонь.

Сидим рядом друг с другом, Маша хранит молчание, по вздохам понимаю, что сдерживает себя от ненужной беседы. Я ей не звонил, не имею представления, откуда она узнала о произошедшем, как выяснила номер больницы, в которой нахожусь. Это неважно и неинтересно.

— Давай я тебя отвезу домой, — крепче стискивает мою ладонь, я морщусь от неприятных ощущений.

— Я не хочу домой, — сглатываю, освобождаю руку из рук Никольской, встаю. Подхожу к окну, ставлю на подоконник стаканчик.

— Поехали ко мне.

— Нет. Спасибо, Маш, за предложение, но я остановлюсь в гостинце. Езжай домой, не сиди со мной, завтра у тебя сложный день, — бросаю на Машу косой взгляд, она поджимает губы, соглашается. Завтра у нее суд, нужна ясная голова. Мои дела меня подождут.

— Если что, звони, — встает, кладет руку мне на плечо, скользит ладонью по спине. Я не оглядываюсь, когда слышу стук каблуков, смотрю в окно, ловя в нем свое отражение и удаляющуюся Никольскую. Когда ее силуэт пропадает из поля зрения, оборачиваюсь, иду в сторону поста.

— Извините, а не подскажете, в какой палате находится второй пострадавший? — медсестра внимательно на меня смотрит, наверное, мой уравновешенный вид подкупает, и она называет палату. Она, по идее, не имеет права предоставлять мне такую информацию, но, может, думает, что я иду с благими намерениями. Мысленно усмехаюсь, а девушку благодарю улыбкой.