Пробуждение в Париже. Родиться заново или сойти с ума? - Страница 9

И пусть мое Высшее Я утверждало, что все, что ни делается, к лучшему. Пусть на интуитивном уровне я знала, что из сложившейся ситуации есть только запасной выход. Пусть с духовной точки зрения я знала, что моей душе предписано странствие, что мне задан урок, который надлежит выучить. Пусть, наконец, в глубине души я была благодарна и рада этому финалу.

В ту самую минуту было важно лишь то, что я глубоко уязвлена и отчаянно хотела выпутаться из ситуации. Приходилось начинать с нуля, покинуть развалины и пуститься в путь. Но задача казалась неразрешимой. Слава Богу, что в своем стремлении я не была одинока. По крайней мере, в тот момент.

Как ни странно, Сабрина оказалась в одной лодке со мной. Она тоже не так давно разорвала отношения, тянувшиеся шесть лет. Как и я, она покончила с прежней жизнью – с жизнью в Лос-Анджелесе со своим парнем и любимой собачкой Кроссовкой – и покинула дом.

В наших душах царил полный раздрай. Одна вечно раздражалась и злилась на пустом месте, а то заливалась слезами и дулась, тогда как другая тихо паниковала. Мы ссорились. Обе же вспыльчивые, что твой порох.

Единственным противоядием от боли и смятения были ежедневные долгие прогулки по вечернему Парижу после работы и наш любимый скромный ужин. Ежедневное врачевание души. Честно говоря, наши долгие вечерние прогулки служили нам заменой очередного Камино де Сантьяго. Каждый вечер мы отправлялись в новое место, спускаясь с холма, на котором стоял наш дом. С Монмартра мы шли к Опере, Бастилии, Пантеону, в Люксембургский сад, Марэ, к Сене, на площадь Республики, к Собору Парижской Богоматери и обратно, причем каждый раз новым маршрутом. Новизна впечатлений помогала отвлечься от постылых эмоций, на ходу раздражение отпускало.

В отличие от Америки, где города распланированы довольно однотипно и все выглядит более-менее современно и предсказуемо, Париж – это несколько маленьких деревень. У каждой из них свои особенность и шарм, каждая самобытна и непредсказуема, многие древние, таинственные, полны неожиданностей. Веками художники и поэты бродили по этим улицам в поисках вдохновения, с головой погружаясь в самое настоящее эстетическое пиршество. Их даже стали называть особым именем – фланёры.

Каждая вечерняя прогулка была похожа на охоту за сокровищами. Улицы не оставляли равнодушным, у каждой были свои тайны. Нередко мы сталкивались с таким странными и неожиданными открытиями, что порой замирали на месте.

В один из таких вечеров мы бродили по II округу, возле площади Виктуар, и завернули на улицу Абукир. Там мы наткнулись на лавку таксидермиста с огромными чучелами диких животных из саванны, выставленных в витрине большой мастерской. Там были страус, лев, горилла, несколько крупных птиц, носорог и даже жираф. Трофеи экзотического сафари. В витрине висела табличка, из которой следовало, что прежде чем окончить земной путь чучелами, все эти животные умерли своей смертью в естественной среде обитания. Это слегка обнадеживало, но все равно было жутковато от следящих за нами из парижской витрины глаз этих прекрасных животных. Но мы наперекор этому долго стояли как зачарованные, не умея отвести взгляд.

На площади Колетт мы наткнулись на магазины нумизматов, в которых торговали старинными монетами, военными медалями, антикварными украшениями, оловянными солдатиками, причудливыми светильниками всех возможных форм и размеров. Встретились нам барахолки, булочные, магазины канцелярских товаров, обуви, сыров, парфюма, подушек, нижнего белья, вина, чая, географических карт и прочее, и прочее – все это богатство вперемешку с необычными кафе, бистро, ресторанами и ночными клубами.

Я всегда считала походы по магазинам своего рода мистическим опытом, особенно в зарубежных городах, и поэтому каждую ночь пожирала глазами витрины, то воспаряя в небеса, то опускаясь на грешную землю. Витрины питали как мою душу, так и мое воображение теми красивыми, причудливыми, а иногда и вовсе непостижимыми вещицами, что попадались мне на глаза. Наши вечерние медитативные прогулки проливались бальзамом на мои отверстые раны, и каждый ночной набег пусть немного, но облегчал боль моей души.

Утро начиналось с пятнадцатиминутной прогулки от нашего дома в XVIII округе до соседнего кафе «КБ», расположенного в конце улицы Мучеников в IX округе. Стоило нам его найти, наши походы сюда превратились в ежедневный ритуал. Каждый день мы в девять утра заказывали один и тот же кофе (два горячих латте) и жизнерадостно приветствовали двух ребят за прилавком. Однако прошел месяц, мы уже стали постоянными клиентами, а эти типы вели себя так, как будто видят нас в первый раз, и были неизменно безразличны и резки, несмотря на всю нашу американскую улыбчивость, приветливость и «бонжуристость».

Знакомых в этом городе у нас не было, и оттого хотелось хоть какого-то тепла от окружающих. Так что такое наплевательское отношение нас с Сабриной попросту оскорбляло. Каждое утро мы договаривались, что не будем обращать внимания на их вопиющую неприветливость. Пусть стоят и болтают, будто нас нет, пусть лишь через несколько минут изволят заметить, что мы стоим и ждем, пусть перебивают нас, пока не принесут кофе, пусть возвращаются к своим разговорам и не делают вид, будто не видят что, что мы хотим расплатиться, пусть глазеют по сторонам с таким видом, словно впервые увидели собственное заведение, а нас в упор не замечают – пусть. Кофе того стоило.

Иногда, подходя к стойке, я пыталась вызвать их на разговор. Я неожиданно спрашивала: «Как дела?», но в ответ не получала теплого и дружелюбного американского: «Хорошо, а у вас?» Невнятное бурчание или пожатие плеч, нетерпеливое: «Что будете заказывать», и появлялся номерок на деревянной палочке, который мы забирали с собой. Потом мы шли за столик и ждали. Ни тебе «прошу вас», ни «пожалуйста»… о «спасибо» и говорить нечего.

Унизительно было начинать день таким равнодушием. Одно дело, если бы видели нас впервые или не понимали, чего мы хотим. Каждый божий день мы приходили к ним и заказывали одно и то же. «Неужели нас так трудно запомнить?» – недоумевали мы.

Такая неучтивость была способна изгадить все утро. Но кофе, ароматная выпечка, свежий сок и маленькие панини были такими вкусными, место таким превосходным, что не хотелось искать добра от добра – хотя мы и оставались невидимками.

Из расположенного на площади кафе «КБ» была видна вся очаровательная улица Мучеников со своими старомодными рынками свежих фруктов и овощей, лотками свежих устриц и прочих морепродуктов, отменными мясными лавками и пекарнями, магазинами сыра, шоколада, книг, бутиками – многие торгуют здесь с конца позапрошлого века. Ежедневные прогулки за покупками были здесь сплошным удовольствием. Вот почему так не хотелось, чтобы вселенское равнодушие молодчиков из «КБ» отравляло нам впечатление от этого места.

И мы не сдавались. Каждое утро молча подбадривали себя, готовясь не впасть в уныние после очередной порции равнодушия. В противном случае все удовольствие от завтрака было бы испорчено. Мы даже пытались сразить этих бесцеремонных типов утренней американской приветливостью – жизнерадостной, бодрой, улыбчивой… Тщетно.

Но скоро до нас дошло, что, пожалуй, такое резкое и не очень дружелюбное отношение к клиентам было игрой парижских бариста, и надо хочешь не хочешь принять правила этой игры. Эти субъекты относились ко всем одинаково, и, судя по всему, такое никого, кроме нас, не беспокоило. Парижане, включившись в игру, платили им той же монетой. Они были так же равнодушны к людям за стойкой, так же самозабвенно болтали друг с другом, так же заставляли бариста ждать заказа. Мы это поняли, и все изменилось.

Игра помогла мне увидеть мой внутренний разлад, и то, что следует простить нашу человеческую природу и смириться с неидеальным отношением к себе. Возможно, эти субчики не видели в своем поведении ничего зазорного, а мое дурное настроение окрашивало все в мрачные тона. Возможно, они были неплохими ребятами, а хамами я их сочла оттого, что ожидала от них совсем другого.